Купить Гиблый Лабытнанги

🔥Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 5 лет.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ (ЖМИ СЮДА)<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

_______________

ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!🔥🔥🔥

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

_______________

Купить Гиблый Лабытнанги

Ко льдам Северного Ледовитого

Купить Гиблый Лабытнанги

Купить JWH Алзамай

Купить через гидру Гидропоника Нукус

Купить Гиблый Лабытнанги

Торопец купить Гашиш [Euro Cube]

Наш корреспондент испытал на себе груз ответственности Все разложено по полочкам. Гиблое время. Не могу проcнутьcя, хоть заcтрели. А еcли разбудят, чувcтвую cебя мертвым тараканом. И так же cоображаю. Мы cмотрим на приемоcдатчика Куликова. Он мирно спит, отвернувшиcь к cтенке. На cтоле уютно, вразнобой тикают два механичеcких будильника. За окном плывет тундра. Болота, кочки, мох, ручьи c сонной водой и трава в ледяных юбочках. Одно-единcтвенное скрюченное деревце на горизонте. Земля незаметно поднимаетcя к небу. Кажетcя, что мы катимcя вниз, cловно крошки cо cтола. Вcтаю, конечно, не c первого раза, может, c деcятого Спросонья обо вcе углы бьюcь, кричу в окно: «Ничего нет для ваc! И тут меня как кипятком — Печора! Cлава богу, приемщица еще шла по перрону, я ей: «Cтой! Cорок меcт для ваc! Cорок меcт! Он потягивается и садится на полку верхом. А дважды провоз мимо кассы — увольнение. Куликову лет за пятьдесят, мужчина он видный, роста гвардейcкого, голос, как у уличного радиоприемника. В багажных вагонах откатал двадцать лет, не одну cобаку cъел. Вторые cутки я жду раccказа Куликова о его личных «коcяках». Наcчет единcтвенного в карьере Валентина Ивановича Куликова промаха мне и веритcя, и не веритcя. Он, конечно, хоть и любит потрепаться, но в приемо-сдаточном деле — дока. Въедливый, настырный и аккуратный до безобразия. Я это еще в Моcкве отметил. Куликов гоголем расхаживал по нему и вещал: — Конечно, таких вагонов, о которых писали в старом «Гудке», уже давно нет, но и наш на всей дороге единственный в своем роде. Ему всего три года. Вместимость стандартная — 20 тонн. Загружаемся под завязку, иногда спичечный коробок не всунешь. Но это образно. Два отверстия в крыше видишь? Вагон дважды в год забирают для солдатских перевозок. Мы его потом моем неделю. Чтобы сиял, как конфетка. Предпочитаю работать в чистоте и комфорте. А вот это правда. Для комфортного самочувствия бригады приемосдатчиков два человека в вагоне имеются отдельное купе в три полки, телевизор, кухня, холодильник и туалет с душем. Кашеварят самостоятельно, на маленькой печке-«буржуйке», установленной вместо котла, топят углем. Питание усиленное, трехразовое. Куликову сильно повезло с напарником. Дмитрий Игоревич Турбанов отменно готовит. Здесь никогда не пахнет китайской лапшой. Погрузка началась в полдень. Картина отправляемых на север тюков напоминала Черкизовский рынок в миниатюре. Ребята-грузчики возили железные тележки с мешками, сумками, ящиками и свертками. Каждая партия товара или одиночный багаж сопровождались квитанцией, переходившей в цепкие руки Валентина Куликова. Теперь уже не гоголем, а соколом он вился среди цепочки грузчиков, считал, проверял, окрикивал и на ходу комментировал происходящее. К трем часам вагон забили под завязку. Отправлялись вечером, в сумерках. Когда поезд тронулся, Куликов, Турбанов и я уже сидели в купе, подняв ноги над полом. Чтобы домой вернуться в целости и сохранности. Двухсуточное наше путешествие протекало без осложнений. Впрочем, взяться им было неоткуда, весь груз без остатка шел прямиком в Лабытнанги. Ночных бдений не предвиделось. Поезд бежал навстречу Ледовитому океану. Я наблюдал за жизнью приемосдатчиков. Бригада жила мирно, по-семейному. Сдержанный и молчаливый Курбатов уравновешивал громогласного и беспокойного Куликова. Последний демонстрировал мне умение работать с документами и грузом. В первое же утро он вывел меня в багажный отсек и сказал: — Ткни пальцем в любой мешок, я тебе через пять секунд найду квитанцию. И наоборот, выбери из пачки любую квитанцию, пять секунд — и мешок перед тобой. Если честно, я не понял, как этот фокус работает. В вагоне везли места, каждое с шестизначным номером. Все вещи были уложены в несколько этажей, просвет имелся лишь под потолком, сантиметров тридцать, не больше. Но Валентин Иванович безошибочно и быстро находил нужный мешок, на лице изображал хладнокровие глотателя шпаг и оставался очень доволен моим изумлением. После Коноши электровоз сменился тепловозом. В Сосногорск прибыли в час ноль три ночи, не ожидая никаких пострясений. Стоянка — двадцать две минуты. За десять минут до отправления вдруг прибежал взмыленный молодой человек в черной меховой кепке. Оказалось — коммерсант, торговец кондитерскими товарами. А конфеты с вафлями были расфасованы в маленькие картонные коробочки. С пулеметной скоростью мы распихали сладости в свободных нишах и углах. Спасибо, — срывающимся голосом благодарила меховая кепка. К концу дня прибыли в Лабытнанги. Неподвижные полярные сумерки висели над городом. Слева по ходу поезда тянулась жидкая цепочка огней. Но я никуда не поехал. Утром встал на разгрузку. Приемосдатчики собирались на улицу. Я открыл дверь вагона и увидел картину. На перроне в ожидании получения багажа молча стояли человек тридцать мужчин. За их спинами грелись грузовые «газели». Чувство собственной значимости мгновенно расперло меня, как воздушный шарик. А лицо приняло выражение бывалого приемосдатчика. Без него не велено… Александр Рохлин, спец. Они имеют по два служебных помещения в обоих концах. Когда-то в одном из них размещались поездные мастера и главные кондукторы. Такие должности давно упразднены, но перегородки остались. Площадь немалая, а использовать ее нельзя: двери тут настолько узкие, что никакой багаж пронести нельзя. На полах различные выступы, острые углы, о которые повреждается обшивка багажа. Нет автономного освещения и нередко приходится работать с фонарем. Устинов, приемосдатчик. Сергей Геннадьевич Гудков, радиолюбитель из уральского городка Карабаш Челябинской области: «Мое детство прошло возле этой станции — на нее выходили окна нашего дома. Ребятишками мы каждый день бегали встречать и провожать поезда. Поездов было немного — всего три в день» Сергей Геннадьевич Гудков, радиолюбитель из уральского городка Карабаш Челябинской области: — Многие Гудковы — железнодорожники. Наверно, потому, что имя определяет судьбу человека. У меня отец был составителем поездов на Карабашском медеплавильном комбинате, мама — монтером пути, дежурной на переезде, проводником. Сестра — приемосдатчица на станции Перит. Мое детство прошло возле этой станции — на нее выходили окна нашего дома. Поездов было немного — всего три в день. А сейчас и вовсе один ходит. Станция у нас тупиковая. Вокруг — сплошной частный сектор, так называемый поселок Сталинка. Официально он не Сталинка, а поселок Южный, но народ Южным его называть никак не хотел — так до сих пор и зовут Сталинка. Говорят, что в прежние годы была здесь шахта имени Сталина. Станция всегда была центром общественной жизни. В части вокзала был клуб, и после кино народ всегда гулял вдоль станции, словно по парку. Однажды в нашей семье случилось несчастье: была зима, отец поскользнулся на подножке и попал ногой под колесо. Остался без ноги. Сколько было слез и переживаний! Пришлось ему уйти с комбината. Решил стать телемастером. Принес домой лампочки, инструменты. Я в этих деталях начал ковыряться и постепенно тоже втянулся. Помогал отцу ремонтировать телевизоры, магнитофоны. В пятом классе собрал свой первый радиопередатчик. Работаю я электриком. После работы занимаюсь с подростками в радиоклубе. Они собирают разные интересные игрушки: от мяукающих котят до светофоров. Часто с ребятами ходим в горы — связываемся друг с другом, находясь на разных вершинах. Горы у нас красивые, рядом озеро Увельды — сюда даже москвичи отдыхать приезжают. В общем, такое великолепие кругом, что и на юг ехать неохота. Один раз только за всю свою жизнь поехал и то на путч года попал. Еду в поезде, а по дороге чуть ли не на каждой станции — войска, милиция. Перепугался, но кое-как доехал. Газету «Гудок» я читаю с детства. Маме — ветерану железнодорожного транспорта — она сейчас приходит бесплатно. С интересом узнаем, какие на дороге новости, рассматриваем фотографии новых поездов. До нашего Карабаша когда еще такие поезда доедут! Городские власти пасовали перед нами Рамазан Ксиров, корреспондент «Гудка» — гг. Вот разбередил душу известный писатель Александр Кабаков воспоминаниями о работе в «Гудке», и перо само потянулось к бумаге. Себе не верю, но ведь было же время, когда трудился я с ним в одном отделе движения, и был для меня Александр Абрамович не лауреатом всех мыслимых литературных премий, не солидным писателем в твиде, а просто Сашей в затертых вельветовых джинсах. Вообще-то лауреатом литературной премии в ту пору был как раз я, а не Кабаков. Потому и попал в «Гудок». В начале года отдел культуры газеты, которым заведовал Семен Маркович Заманский, объявил литературный конкурс. Тогда это было модно. И я, сотрудник «Московского железнодорожника», осмелел и написал рассказ. К моему изумлению, рассказ опубликовали, меня премировали 75 рублями и, что уж было совсем неожиданно, пригласили на работу. Так оказался я в Хлыновском тупике, в прославленной рабочей газете. После недолгого пребывания в отделе пропаганды почти забытое сегодня слово я перебрался в самый главный отдел газеты — движения, грузовой и пассажирской работы. Сидел в самой дальней тупиковой комнатке на третьем этаже старого здания «Гудка». Напротив меня трудилась Зинаида Бельская, внучка известного революционера, памятник которому, по-моему, и по сей день стоит в Архангельске. А за стенкой, в соседней проходной комнатушке, обитали главные перья отдела Саша Кабаков и незабвенный Анатолий Чурсин. Про высокого и даже изящного Кабакова, про его мягкий, интеллигентный характер, яркий, образный и сочный стиль уже многие писали и еще напишут. Толя же был полнейшей Кабакову противоположностью. Невысокий и мощный, словно дубовый пень. В обхват ручищи, как мое бедро. Но журналист что надо. Материалы писал, будто с себя, — крепкие и сильные. С предложениями, спрессованными, как кладка каменщика, — кирпичик к кирпичику. Любимец многих гудковцев Михаил Сырцов слева и Рамазан Ксиров в Мисхоре В первые же дни моего пребывания в отделе здоровенный Чурсин решил набить мне морду. В прямом смысле — вызвал на боксерский поединок. Перчатки он всегда держал в шкафу: то ли для разминки, то ли для устрашения посетителей. Завел меня в кабинет руководителя отдела и закрыл его на ключ. Мне стало страшно — я весил вдвое меньше. Но, по совету Мохаммеда Али, кружил, как бабочка, и жалил, как пчела. Правда, сильно не бил. Боялся разозлить. А то попер бы Чурсин на меня, как раненый бык на матадора. Толя остался боем доволен, но был немного удивлен. Пришлось признаться — занимался. В школьные годы. В армии. В МГУ, когда учился на факультете журналистики. Он позвал Кабака, как запросто звали в редакции будущего автора «Невозвращенца», и, хлопая меня кувалдой дружеской руки по плечу, сказал: — Наш парень. Саша был удивлен не меньше Чурсина. Тем, что я остался жив. И уважительно пожал мне руку. Я был счастлив. Меня признали за своего. Вначале в отделе, а потом и во всей редакции. И доверили самый ответственный пост — в воротах. Разумеется, в футбольных. В редакции в ту пору, впрочем, как и всегда, работало много молодежи. А напротив «Гудка» кто помнит «Двенадцать стульев» — напротив общежития имени монаха Бертольда Шварца со стороны улицы Станкевича — теннисная площадка посольства «маленькой страны», как сказано в книге. Она сохранилась и до х годов, но для тенниса уже была непригодна. Вот там-то с весны до глубокой осени и шли жаркие футбольные баталии. Или тренировки. Сборная «Гудка» готовилась к официальным матчам. Да, да, не удивляйтесь. В семидесятые годы в Москве проходило официальное первенство по футболу среди редакций центральных и городских газет. И если не могли мы сравниться ни тиражами, ни солидностью, ни значимостью с «Правдой» или «Известиями», то вынести их на футбольном поле — радость, не сравнимая ни с чем. Отделом движения руководил Владимир Павлович Райков. Удивительный человек, проработавший в «Гудке» не то тридцать, не то сорок лет. По крайней мере, когда редакция уже переселилась в новое здание на Басманной, к нам пришло письмо из Амурской области. А в письме — аккуратно сложенная старая газета. Осторожно разворачиваю — «Гудок» от 28 сентября года. Уже интересно. Номер, считай, мой ровесник. Потому что ровно через два дня в далеком кавказском ауле я и появился на свет. На третьей полосе — критический материал из Новосибирска и подпись «В. Райков, корр. Вот это да! Оказывается, мой любимый начальник, под мудрым руководством которого я проработал несколько лет в счастливые и застойные семидесятые, уже в страшном м был корреспондентом «Гудка»! Ни фига себе! Никогда Владимир Павлович не рассказывал нам о прошлых годах, потому что всегда жил сегодняшним днем, нынешними проблемами и страны, и ее железнодорожного транспорта. А иногда еще и нашими. Ездил я на работу издалека, километров за семьдесят, аж из Павлова Посада. Наконец решил перебраться с семьей поближе. С помощью «Гудка» договорился с Московско-Курским отделением дороги: свою двухкомнатную я отдаю их очереднику, а оно взамен предоставляет мне равноценное жилье в Железнодорожном. Всем вроде бы хорошо, но в горисполкоме Железнодорожного уперлись: «Согласия на обмен не дадим. И точка». Узнав об этом, Райков возмутился: «Поехали! Разберемся на месте. Что они там дурака валяют! Не из Америки приехали — из «Гудка». Не знаю, то ли волшебное слово «Гудок» произвело на чиновников впечатление, то ли сама фигура красивого и властного Райкова, но разрешение на обмен они все же дали. И на пятьдесят километров я стал ближе к «Гудку». Не могу не вспомнить еще одного человека, которому я, да и многие другие сотрудники «Гудка», обязаны многим. И профессиональным становлением, и человеческим. Михаил Агапович Сырцов — заместитель главного редактора, свободный даже в годы несвободы, интеллигентнейший и добрый человек. Мы бежали к нему по любому поводу: не удается заметка, не складывается в семье или когда же наконец «Локомотив» пробьется в высшую лигу. Он был старше многих лет на тридцать, прожил довольно трудную жизнь, его карьерные взлеты перемежались такими же карьерными падениями, но, прикасаясь к молодым, сам молодел немедленно и сразу. Не знаю, как сейчас, но раньше рядовой сотрудник «Гудка» мог спокойно купить профсоюзную путевку и провести отпуск на престижном курорте. Вот и я сподобился в году отдохнуть в Ялте. Еще в Москве я узнал, что неподалеку, в Мисхоре, проводит свой отпуск Михаил Агапович. И, конечно же, его проведал. Господи, кто я был в ту пору и кто Агапыч! Но встретил он меня как родного. Сразу же на столе появились фрукты, сладости, кофе. И несколько часов Сырцов с удовольствием расспрашивал меня о семье, о родственниках. Узнав, что на Западной Украине, в Ивано-Франковске, есть улица, носящая имя моего родного дяди, который освобождал этот город, жутко загорелся. Отличный материал может получиться». Так я и сделал. И вскоре в «Гудке» появился очерк «Улица моего дяди», написанный по заданию Сырцова. Он же сам и редактировал материал перед публикацией. Как самую добрую память об этом замечательном человеке храню снимок, сделанный у него в Мисхоре. Журналисты «Гудка», простите меня, что не могу упомянуть вас всех. Четверть века проработал я в этой удивительной газете, и теперь мне кажется, что все эти годы находился среди людей необыкновенно умных, доброжелательных и очень одаренных. Каждый из них вписал свою строчку в историю «Гудка». Они — его летописцы. Рамазан Ксиров Фото: архив Рамазана Ксирова. Выпуск Впереди пассажиров Наш корреспондент испытал на себе груз ответственности Все разложено по полочкам. Валентин Куликов слева и Дмитрий Турбанов к поездке готовы. Поездов было немного — всего три в день». Летописцы Городские власти пасовали перед нами Рамазан Ксиров, корреспондент «Гудка» — гг. Свежий номер. Все разложено по полочкам.

Купить закладки гашиш в Инкерман

Купить Гиблый Лабытнанги

Марий Эл купить закладку Шишки White Widow