Купить Гиблый Лабытнанги

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>🔥🔥🔥(ЖМИ СЮДА)🔥🔥🔥<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

______________

Купить Гиблый Лабытнанги

Впереди пассажиров

Купить Гиблый Лабытнанги

Horny Goat Артёмовский

Купить Гиблый Лабытнанги

Наш корреспондент испытал на себе груз ответственности Все разложено по полочкам. Гиблое время. Не могу проcнутьcя, хоть заcтрели. А еcли разбудят, чувcтвую cебя мертвым тараканом. И так же cоображаю. Мы cмотрим на приемоcдатчика Куликова. Он мирно спит, отвернувшиcь к cтенке. На cтоле уютно, вразнобой тикают два механичеcких будильника. За окном плывет тундра. Болота, кочки, мох, ручьи c сонной водой и трава в ледяных юбочках. Одно-единcтвенное скрюченное деревце на горизонте. Земля незаметно поднимаетcя к небу. Кажетcя, что мы катимcя вниз, cловно крошки cо cтола. Вcтаю, конечно, не c первого раза, может, c деcятого Спросонья обо вcе углы бьюcь, кричу в окно: «Ничего нет для ваc! И тут меня как кипятком — Печора! Cлава богу, приемщица еще шла по перрону, я ей: «Cтой! Cорок меcт для ваc! Cорок меcт! Он потягивается и садится на полку верхом. А дважды провоз мимо кассы — увольнение. Куликову лет за пятьдесят, мужчина он видный, роста гвардейcкого, голос, как у уличного радиоприемника. В багажных вагонах откатал двадцать лет, не одну cобаку cъел. Вторые cутки я жду раccказа Куликова о его личных «коcяках». Наcчет единcтвенного в карьере Валентина Ивановича Куликова промаха мне и веритcя, и не веритcя. Он, конечно, хоть и любит потрепаться, но в приемо-сдаточном деле — дока. Въедливый, настырный и аккуратный до безобразия. Я это еще в Моcкве отметил. Куликов гоголем расхаживал по нему и вещал: — Конечно, таких вагонов, о которых писали в старом «Гудке», уже давно нет, но и наш на всей дороге единственный в своем роде. Ему всего три года. Вместимость стандартная — 20 тонн. Загружаемся под завязку, иногда спичечный коробок не всунешь. Но это образно. Два отверстия в крыше видишь? Вагон дважды в год забирают для солдатских перевозок. Мы его потом моем неделю. Чтобы сиял, как конфетка. Предпочитаю работать в чистоте и комфорте. А вот это правда. Для комфортного самочувствия бригады приемосдатчиков два человека в вагоне имеются отдельное купе в три полки, телевизор, кухня, холодильник и туалет с душем. Кашеварят самостоятельно, на маленькой печке-«буржуйке», установленной вместо котла, топят углем. Питание усиленное, трехразовое. Куликову сильно повезло с напарником. Дмитрий Игоревич Турбанов отменно готовит. Здесь никогда не пахнет китайской лапшой. Погрузка началась в полдень. Картина отправляемых на север тюков напоминала Черкизовский рынок в миниатюре. Ребята-грузчики возили железные тележки с мешками, сумками, ящиками и свертками. Каждая партия товара или одиночный багаж сопровождались квитанцией, переходившей в цепкие руки Валентина Куликова. Теперь уже не гоголем, а соколом он вился среди цепочки грузчиков, считал, проверял, окрикивал и на ходу комментировал происходящее. К трем часам вагон забили под завязку. Отправлялись вечером, в сумерках. Когда поезд тронулся, Куликов, Турбанов и я уже сидели в купе, подняв ноги над полом. Чтобы домой вернуться в целости и сохранности. Двухсуточное наше путешествие протекало без осложнений. Впрочем, взяться им было неоткуда, весь груз без остатка шел прямиком в Лабытнанги. Ночных бдений не предвиделось. Поезд бежал навстречу Ледовитому океану. Я наблюдал за жизнью приемосдатчиков. Бригада жила мирно, по-семейному. Сдержанный и молчаливый Курбатов уравновешивал громогласного и беспокойного Куликова. Последний демонстрировал мне умение работать с документами и грузом. В первое же утро он вывел меня в багажный отсек и сказал: — Ткни пальцем в любой мешок, я тебе через пять секунд найду квитанцию. И наоборот, выбери из пачки любую квитанцию, пять секунд — и мешок перед тобой. Если честно, я не понял, как этот фокус работает. В вагоне везли места, каждое с шестизначным номером. Все вещи были уложены в несколько этажей, просвет имелся лишь под потолком, сантиметров тридцать, не больше. Но Валентин Иванович безошибочно и быстро находил нужный мешок, на лице изображал хладнокровие глотателя шпаг и оставался очень доволен моим изумлением. После Коноши электровоз сменился тепловозом. В Сосногорск прибыли в час ноль три ночи, не ожидая никаких пострясений. Стоянка — двадцать две минуты. За десять минут до отправления вдруг прибежал взмыленный молодой человек в черной меховой кепке. Оказалось — коммерсант, торговец кондитерскими товарами. А конфеты с вафлями были расфасованы в маленькие картонные коробочки. С пулеметной скоростью мы распихали сладости в свободных нишах и углах. Спасибо, — срывающимся голосом благодарила меховая кепка. К концу дня прибыли в Лабытнанги. Неподвижные полярные сумерки висели над городом. Слева по ходу поезда тянулась жидкая цепочка огней. Но я никуда не поехал. Утром встал на разгрузку. Приемосдатчики собирались на улицу. Я открыл дверь вагона и увидел картину. На перроне в ожидании получения багажа молча стояли человек тридцать мужчин. За их спинами грелись грузовые «газели». Чувство собственной значимости мгновенно расперло меня, как воздушный шарик. А лицо приняло выражение бывалого приемосдатчика. Без него не велено… Александр Рохлин, спец. Они имеют по два служебных помещения в обоих концах. Когда-то в одном из них размещались поездные мастера и главные кондукторы. Такие должности давно упразднены, но перегородки остались. Площадь немалая, а использовать ее нельзя: двери тут настолько узкие, что никакой багаж пронести нельзя. На полах различные выступы, острые углы, о которые повреждается обшивка багажа. Нет автономного освещения и нередко приходится работать с фонарем. Устинов, приемосдатчик. Сергей Геннадьевич Гудков, радиолюбитель из уральского городка Карабаш Челябинской области: «Мое детство прошло возле этой станции — на нее выходили окна нашего дома. Ребятишками мы каждый день бегали встречать и провожать поезда. Поездов было немного — всего три в день» Сергей Геннадьевич Гудков, радиолюбитель из уральского городка Карабаш Челябинской области: — Многие Гудковы — железнодорожники. Наверно, потому, что имя определяет судьбу человека. У меня отец был составителем поездов на Карабашском медеплавильном комбинате, мама — монтером пути, дежурной на переезде, проводником. Сестра — приемосдатчица на станции Перит. Мое детство прошло возле этой станции — на нее выходили окна нашего дома. Поездов было немного — всего три в день. А сейчас и вовсе один ходит. Станция у нас тупиковая. Вокруг — сплошной частный сектор, так называемый поселок Сталинка. Официально он не Сталинка, а поселок Южный, но народ Южным его называть никак не хотел — так до сих пор и зовут Сталинка. Говорят, что в прежние годы была здесь шахта имени Сталина. Станция всегда была центром общественной жизни. В части вокзала был клуб, и после кино народ всегда гулял вдоль станции, словно по парку. Однажды в нашей семье случилось несчастье: была зима, отец поскользнулся на подножке и попал ногой под колесо. Остался без ноги. Сколько было слез и переживаний! Пришлось ему уйти с комбината. Решил стать телемастером. Принес домой лампочки, инструменты. Я в этих деталях начал ковыряться и постепенно тоже втянулся. Помогал отцу ремонтировать телевизоры, магнитофоны. В пятом классе собрал свой первый радиопередатчик. Работаю я электриком. После работы занимаюсь с подростками в радиоклубе. Они собирают разные интересные игрушки: от мяукающих котят до светофоров. Часто с ребятами ходим в горы — связываемся друг с другом, находясь на разных вершинах. Горы у нас красивые, рядом озеро Увельды — сюда даже москвичи отдыхать приезжают. В общем, такое великолепие кругом, что и на юг ехать неохота. Один раз только за всю свою жизнь поехал и то на путч года попал. Еду в поезде, а по дороге чуть ли не на каждой станции — войска, милиция. Перепугался, но кое-как доехал. Газету «Гудок» я читаю с детства. Маме — ветерану железнодорожного транспорта — она сейчас приходит бесплатно. С интересом узнаем, какие на дороге новости, рассматриваем фотографии новых поездов. До нашего Карабаша когда еще такие поезда доедут! Городские власти пасовали перед нами Рамазан Ксиров, корреспондент «Гудка» — гг. Вот разбередил душу известный писатель Александр Кабаков воспоминаниями о работе в «Гудке», и перо само потянулось к бумаге. Себе не верю, но ведь было же время, когда трудился я с ним в одном отделе движения, и был для меня Александр Абрамович не лауреатом всех мыслимых литературных премий, не солидным писателем в твиде, а просто Сашей в затертых вельветовых джинсах. Вообще-то лауреатом литературной премии в ту пору был как раз я, а не Кабаков. Потому и попал в «Гудок». В начале года отдел культуры газеты, которым заведовал Семен Маркович Заманский, объявил литературный конкурс. Тогда это было модно. И я, сотрудник «Московского железнодорожника», осмелел и написал рассказ. К моему изумлению, рассказ опубликовали, меня премировали 75 рублями и, что уж было совсем неожиданно, пригласили на работу. Так оказался я в Хлыновском тупике, в прославленной рабочей газете. После недолгого пребывания в отделе пропаганды почти забытое сегодня слово я перебрался в самый главный отдел газеты — движения, грузовой и пассажирской работы. Сидел в самой дальней тупиковой комнатке на третьем этаже старого здания «Гудка». Напротив меня трудилась Зинаида Бельская, внучка известного революционера, памятник которому, по-моему, и по сей день стоит в Архангельске. А за стенкой, в соседней проходной комнатушке, обитали главные перья отдела Саша Кабаков и незабвенный Анатолий Чурсин. Про высокого и даже изящного Кабакова, про его мягкий, интеллигентный характер, яркий, образный и сочный стиль уже многие писали и еще напишут. Толя же был полнейшей Кабакову противоположностью. Невысокий и мощный, словно дубовый пень. В обхват ручищи, как мое бедро. Но журналист что надо. Материалы писал, будто с себя, — крепкие и сильные. С предложениями, спрессованными, как кладка каменщика, — кирпичик к кирпичику. Любимец многих гудковцев Михаил Сырцов слева и Рамазан Ксиров в Мисхоре В первые же дни моего пребывания в отделе здоровенный Чурсин решил набить мне морду. В прямом смысле — вызвал на боксерский поединок. Перчатки он всегда держал в шкафу: то ли для разминки, то ли для устрашения посетителей. Завел меня в кабинет руководителя отдела и закрыл его на ключ. Мне стало страшно — я весил вдвое меньше. Но, по совету Мохаммеда Али, кружил, как бабочка, и жалил, как пчела. Правда, сильно не бил. Боялся разозлить. А то попер бы Чурсин на меня, как раненый бык на матадора. Толя остался боем доволен, но был немного удивлен. Пришлось признаться — занимался. В школьные годы. В армии. В МГУ, когда учился на факультете журналистики. Он позвал Кабака, как запросто звали в редакции будущего автора «Невозвращенца», и, хлопая меня кувалдой дружеской руки по плечу, сказал: — Наш парень. Саша был удивлен не меньше Чурсина. Тем, что я остался жив. И уважительно пожал мне руку. Я был счастлив. Меня признали за своего. Вначале в отделе, а потом и во всей редакции. И доверили самый ответственный пост — в воротах. Разумеется, в футбольных. В редакции в ту пору, впрочем, как и всегда, работало много молодежи. А напротив «Гудка» кто помнит «Двенадцать стульев» — напротив общежития имени монаха Бертольда Шварца со стороны улицы Станкевича — теннисная площадка посольства «маленькой страны», как сказано в книге. Она сохранилась и до х годов, но для тенниса уже была непригодна. Вот там-то с весны до глубокой осени и шли жаркие футбольные баталии. Или тренировки. Сборная «Гудка» готовилась к официальным матчам. Да, да, не удивляйтесь. В семидесятые годы в Москве проходило официальное первенство по футболу среди редакций центральных и городских газет. И если не могли мы сравниться ни тиражами, ни солидностью, ни значимостью с «Правдой» или «Известиями», то вынести их на футбольном поле — радость, не сравнимая ни с чем. Отделом движения руководил Владимир Павлович Райков. Удивительный человек, проработавший в «Гудке» не то тридцать, не то сорок лет. По крайней мере, когда редакция уже переселилась в новое здание на Басманной, к нам пришло письмо из Амурской области. А в письме — аккуратно сложенная старая газета. Осторожно разворачиваю — «Гудок» от 28 сентября года. Уже интересно. Номер, считай, мой ровесник. Потому что ровно через два дня в далеком кавказском ауле я и появился на свет. На третьей полосе — критический материал из Новосибирска и подпись «В. Райков, корр. Вот это да! Оказывается, мой любимый начальник, под мудрым руководством которого я проработал несколько лет в счастливые и застойные семидесятые, уже в страшном м был корреспондентом «Гудка»! Ни фига себе! Никогда Владимир Павлович не рассказывал нам о прошлых годах, потому что всегда жил сегодняшним днем, нынешними проблемами и страны, и ее железнодорожного транспорта. А иногда еще и нашими. Ездил я на работу издалека, километров за семьдесят, аж из Павлова Посада. Наконец решил перебраться с семьей поближе. С помощью «Гудка» договорился с Московско-Курским отделением дороги: свою двухкомнатную я отдаю их очереднику, а оно взамен предоставляет мне равноценное жилье в Железнодорожном. Всем вроде бы хорошо, но в горисполкоме Железнодорожного уперлись: «Согласия на обмен не дадим. И точка». Узнав об этом, Райков возмутился: «Поехали! Разберемся на месте. Что они там дурака валяют! Не из Америки приехали — из «Гудка». Не знаю, то ли волшебное слово «Гудок» произвело на чиновников впечатление, то ли сама фигура красивого и властного Райкова, но разрешение на обмен они все же дали. И на пятьдесят километров я стал ближе к «Гудку». Не могу не вспомнить еще одного человека, которому я, да и многие другие сотрудники «Гудка», обязаны многим. И профессиональным становлением, и человеческим. Михаил Агапович Сырцов — заместитель главного редактора, свободный даже в годы несвободы, интеллигентнейший и добрый человек. Мы бежали к нему по любому поводу: не удается заметка, не складывается в семье или когда же наконец «Локомотив» пробьется в высшую лигу. Он был старше многих лет на тридцать, прожил довольно трудную жизнь, его карьерные взлеты перемежались такими же карьерными падениями, но, прикасаясь к молодым, сам молодел немедленно и сразу. Не знаю, как сейчас, но раньше рядовой сотрудник «Гудка» мог спокойно купить профсоюзную путевку и провести отпуск на престижном курорте. Вот и я сподобился в году отдохнуть в Ялте. Еще в Москве я узнал, что неподалеку, в Мисхоре, проводит свой отпуск Михаил Агапович. И, конечно же, его проведал. Господи, кто я был в ту пору и кто Агапыч! Но встретил он меня как родного. Сразу же на столе появились фрукты, сладости, кофе. И несколько часов Сырцов с удовольствием расспрашивал меня о семье, о родственниках. Узнав, что на Западной Украине, в Ивано-Франковске, есть улица, носящая имя моего родного дяди, который освобождал этот город, жутко загорелся. Отличный материал может получиться». Так я и сделал. И вскоре в «Гудке» появился очерк «Улица моего дяди», написанный по заданию Сырцова. Он же сам и редактировал материал перед публикацией. Как самую добрую память об этом замечательном человеке храню снимок, сделанный у него в Мисхоре. Журналисты «Гудка», простите меня, что не могу упомянуть вас всех. Четверть века проработал я в этой удивительной газете, и теперь мне кажется, что все эти годы находился среди людей необыкновенно умных, доброжелательных и очень одаренных. Каждый из них вписал свою строчку в историю «Гудка». Они — его летописцы. Рамазан Ксиров Фото: архив Рамазана Ксирова. Выпуск Впереди пассажиров Наш корреспондент испытал на себе груз ответственности Все разложено по полочкам. Валентин Куликов слева и Дмитрий Турбанов к поездке готовы. Поездов было немного — всего три в день». Летописцы Городские власти пасовали перед нами Рамазан Ксиров, корреспондент «Гудка» — гг. Свежий номер. Все разложено по полочкам.

Кропоткин купить Гашиш [Euro Cube]

Купить СК Крист Белые Заинск

Купить Гиблый Лабытнанги

Стаф в Звенигове

Удобрение для канабиса

Озёрск купить закладку Afgan Kush