Купить Герик Ершов

🔥Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 5 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ (ЖМИ СЮДА)<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

_______________

ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!🔥🔥🔥

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

_______________

Купить JWH Ершов – Telegraph

Купить Герик Ершов

Мефедрон телеграмм Камышин

Главная страница. Бахтерев К. Вагинов А. Введенский Ю. Владимиров Я. Друскин Н. Заболоцкий Л. Липавский Н. Олейников Е. Он выглядит очень современным, ныне, из нашего далека, напоминающим детскую и одновременно концептуальную графику В. Пивоварова или И. Дошедшее до нас наследие Хармса — это малая толика того большого архива, который мог бы сохраниться при более благоприятных обстоятельствах. Интерпретатор и исследователь вынужден иметь дело с фрагментом. Однако заметим: поскольку вся жизнь Хармса была художественным произведением, а он сам был человек-искусство, то любая часть, будь то рисунок или страница из записной книжки, может напрямую говорить о целом, ибо в ней тоже есть образ целого. Собственно, каждое обращение к рисункам, а тем более к текстам писателя, связано с попыткой осмысления его философии и мифологии, отыскания первичных импульсов творчества. Поэтому любой рисунок будет интересен не только в качестве иллюстрации, визуального образа того или иного мотива или персонажа, но в первую очередь ввиду того большого и большего, что занимало Хармса как мыслителя и как создателя gesamtkunstwerk. Поэтому роль и место каждого рисунка в целостной системе образов и значений его творчества не менее важны, нежели текстовой фрагмент или даже блок. Любопытно взглянуть на некоторые тексты Хармса с позиции искусства действия, понять слово как действие и с магической, и с буквальной точки зрения текст как перформанс. Дневники писателя, его монологи в «Разговорах», записанные Л. Липавским, содержат немало отрывков, которые невозможно воспринимать исключительно как искусство слова; тексты эти — прежде всего выразительное действие, набросок-фантазия шуточного концептуального перформанса, акции. Обэриуты, как известно, были неистощимыми мастерами розыгрыша, они придавали всему происходящему карнавальную атмосферу, когда, конечно, уже трудно было провести границу между театром и Круг общения Хармса и Введенского в конце х-начале х годов, то есть в период расцвета подобного типа творчества, включал в себя и художников, учеников Павла Филонова, членов коллектива Мастерской аналитического искусства: Алису Порет, Татьяну Глебову, Павла Кондратьева. Киноаппарата у нас не было, мы делали просто отдельные кадры из серии «Люди на фоне картин», «Неудачные браки», «Семейные портреты» или снимки на «чистую красоту». Мы брали историю искусств и ставили живые картины, с большим тщанием, а потом всё это снимал наш друг П. Нам иногда удавались фото, которые очень многие принимали за картины неизвестных мастеров. Мы любили снимать и рисовать в зоопарке» 1 , — вспоминает Порет. В той интенсивности общения, искры которого можно уловить в стихах, прозе и дневниках самого Хармса, а также в рисунках Порет и Глебовой, возникало, конечно, немало идей и образов, свидетельствующих о необыкновенной атмосфере, в которой сопрягались совершенно разные и в то же время в чем-то близкие на тот момент творческие установки обэриутов и учеников школы Филонова. Он запретил это всем своим друзьям, а с меня взял клятву, что я не буду пытаться достать его рукописи» 2. Примером подобного сотворчества может служить рисунок, сделанный поверх репродукции старинной гравюры с изображением знаменитого опыта с магдебургскими полушариями, вошедшим в хрестоматии по истории физики. Герике вытягивал воздух из двух медных полушарий, плотно сложенных между собой, и показал, что, при достаточном разрежении воздуха, полушария так прижимаются одно к другому, что при разделении их нужно употребить большую силу. Полушария в 1 локоть поперечника не могли быть разорваны и мя лошадьми. Рисунок, сделанный карандашом и акварелью с белилами поверх гравюры, выполнен, очевидно, Алисой Порет при непосредственном участии Хармса. Хармс выступил здесь как инвентор, автор идеи, что косвенно подтверждается и усложненной, имеющей прямое отношение к его мифологии «программой» рисунка, и воспоминаниями самой Порет. Самый удачный и единственный сохранившийся рисунок назывался сперва 'Охота', а потом 'Хармс уходит с охоты'» 4. В отделе рукописей Российской национальной библиотеки хранится еще один из рисунков Порет, сделанный «в соавторстве», — свидетельство ее импровизаций на хармсовские фантазии 5. Он выполнен простым и цветными синим и красным карандашами на большом неформатном листе бумаги. На одном поле листа изображены приключения некоего странного гражданина в шляпе, нарисованного в присущей филоновцам манере показывать фигуру в развертке движения, в разных пространственных планах и превращениях. Рисунок разбит на несколько планов-событий, которые происходят будто бы одновременно все можно охватить взглядом сразу, и вместе с тем прослеживается последовательность происходящего. А происходит вот что: один человек пришел в зоопарк и снял перед лисой шляпу, затем он пошел по улице вместе с лисой, но из-за угла на него выскочили две собаки. Далее лиса куда-то исчезает, а человек в серо-черным ореоле и собаки попадают в узкий проход-подворотню, после чего человека «поглощает» стена дома изображен брандмауэр с двумя узенькими окошками , а собаки кувырком летят в огонь. Судя по воспоминаниям Порет, таких рисунков и артефактов например, «подкидыши» — маленькие куколки, которых они изготовляли вместе — было гораздо больше. Итак, рисунок, сделанный поверх репродукции со старинной гравюры, выглядит как своеобразный «коллажный» оммаж Хармсу, волшебному миру его фантазии. Яркая раскраска — в духе русского лубка: сочными красками, не потерявшими своей силы: красный, розовый, желтый, синий, лиловый, зеленый цвета сообщают листу в целом веселое, карнавальное настроение. Заливка цветом и кружево филоновской пуантели — проработанность деталей и полет фантазии — определены общим замыслом и не противоречат друг другу. Мир, изображенный на гравюре, атакован со всех сторон странными существами, которые вторгаются в него, буквально «взламывая» рамку, отделяющую сам оттиск от полей. Вторжение разных персонажей, предметов и тел размыкает границы строгого кулисного изображения, стирая чинную устойчивость иерархически выстроенного пространства и превращая все происходящее в цирковой парад-алле: фейерверк трюков и фокусов, экзотические животные. Нагружение рамки изображения и размыкание ее границ — типично филоновский прием, с помощью которого он создавал дополнительное напряжение рисунка в целом, одновременно выворачивая его пространство, обретающее в этом случае подвижную многомерность и всеохватность. Итак, устойчивость строгого, позитивистски размеренного мира нарушена, в пространство научного опыта вторгается алогичное, чудесное. Примечательно, что всё действие разворачивается вокруг основной темы гравюры: доказательства существования пустоты так или иначе сюжетно связаны с ней. Парад аттракционов разворачивается вокруг таинственной пустоты, заключенной в полость шара — этого «ореха» ученой мудрости как некоего центра мира. Основная же тема рисунка Порет — хармсовский «полёт в небеса» «Вот и дом полетел. Вот и собака полетела. Вот и сон полетел Здесь налицо жонглирование далекими друг от друга вещами и смыслами, их сопряжение. Эту формулу можно применить и к его космологии и философии, и к сфере сугубо личных взаимоотношений и переживаний. В результате возникает эффект не просто алогичного или же абсурдного свойства, но и нечто сюрреалистическое. Если иметь в виду «личный сюжет» этой работы, то скорее всего его можно прочесть как жест расставания, подарок на память об уже бывшем романе, безусловно инспирированный «ослепительной» по знаменитому определению Харджиева личностью Хармса и посвященный миру его фантазии, свидетельство глубокого, не поверхностного знакомства Хармса и Порет. Центральное событие небесного действа, изображенного на этом рисунке — стремительно, словно молния, вылетающая из-за облаков гигантская собака, рвущая зубами пополам маленькую черную собачку. В них без труда можно опознать знаменитого по воспоминаниям и изображениям роскошного породистого — белого с пятнами — дога художницы по кличке Хокусаву и хармсовскую Кепку — маленького черного песика. Он боялся моей собаки, доброй, умной, хорошей. Он никогда не приходил, не позвонив по телефону с предупреждением, что он входит и просит запереть Хокусаву в ванной комнате. За дверью спрашивал — хорошо ли заперт пес? Просил проверить. Быстро приходил ко мне в комнату, бледнея, когда она лаяла. Может, его беспокоила ее величина? У него был мерзкий черный песик, клоп на паучьих лапках» 6. Рисунок в целом можно воспринимать как вольную интерпретацию арканов Таро, к которым именно в начале тридцатых годов писатель много обращался, пытаясь соотнести с ними себя и свою жизнь, судьбу и предназначение. Хармс изображен на рисунке крайней мере дважды. У самого центра листа мы видим длинноногую нескладную фигуру «лондонского, денди», летящего по небу вдоль самого края гор. Это первая карта Таро — Фокусник: «От земли до неба возвышалась его фигура, одетая в разноцветный шутовской наряд. Ноги его утопали в зелени и цветах, а голова в широкой шляпе с необычными полями, напоминающими знак вечности, скрывалась в облаках. В одной руке он держал волшебную палочку, символ огня, которой указывал на небо; другою касался пентакля, символа земли, который лежал перед ним на лотке странствующего фокусника, бок о бок с чашей и мечом, символами воды и воздуха» 7. Желтый цилиндр, черный фрак, разноцветные сине-сиреневые штанины, оранжевые с желтым ботинки — таким Хармс предстает на рисунке. Волшебник, фокусник, эксцентрическая фигура, приводящая, кажется, одним своим присутствием в движение и вызывающая к жизни весь карнавал небесных тел, фигур и предметов, в руках у него тросточка, напоминающая волшебную палочку или жезл, и магнит. Магнитная подкова направлена в сторону разорванной собачки, части которой он, очевидно безуспешно, пытается соединить. Тема разрыва шара, собачки, отношений — всего сразу иронически оттеняется несостоятельностью Хармса как фокусника-мага, его «магнетизма»; мы словно присутствуем на «сеансе разоблачения» и одновременно вовлекаемся в поистине чудесный мир фантазии, хорошо знакомый прежде всего по его детским стихотворениям например, «Врун»: « Я очень понимаю таинственную, магическую силу вещей» 8. Это, скорее всего, пятнадцатая карта Таро — Дьявол. Рисунки совершенно самостоятельно трактуют символы Таро, практически не соотносясь с известными рисунками карт, например с «марсельской колодой». Единственное, пожалуй, исключение — это рисунок чертика, иконографически близкий карте Дьявол из марсельской колоды. Такая же краснокожая фигурка разлапистого дикаря зависла между деревьями справа на рисунке. Его высоко поднятая рука едва касается вил — трезубца, с помощью которого он безуспешно пытается достать рыбу очень филоновскую , проплывающую в небе над ним кверху брюхом. Плоская красная фигурка дикаря прошита зелеными стрелами-острогами прямо по центру. Смешной краснокожий человечек схож с рисунком, помеченным ноябрем года из рукописи Хармса с тайнописью и монограммой Осириса и фигурой повешенного, изображенной на листе не вверх ногами, а «нормально», рядом с деревом, которое как раз перевернуто 9. Его руки, таким образом, кажутся высоко поднятыми, как и у человечка на рисунке. Это карта 12 — Повешенный. Этот рисунок — один из самых таинственных у Хармса. Он занимает исключительное место в хармсовской мифологии, в нем сошлись центральные мотивы его творчества. Огненно-красная комета помещена в небе непосредственно над головой фокусника-стремительность ее полета усилена внезапностью появления гигантской собаки из-за облака. Комета летит по направлению к загадочным звездам и планетам, которые так любил рисовать сам Хармс, и еще выше — к изображенному над ними воздушному шару, вылетающему за край гравюры, «в стратосферу». Одна из звезд заключена в круг, подхваченный со всех сторон шестью v-образными «крылышками», которым соответствуют расположенные за ними шесть маленьких звездочек. Допустим, что это карта 10 — Колесо Фортуны. Круг вращался с ужасной быстротой, и вместе с ним, то падая, то взлетая вверх, вращались символические фигуры змеи и собаки курсив в цитатах здесь и далее мой. В четырех сторонах неба я увидел на облаках четырех апокалиптических крылатых существ: одно с лицом льва, другое с лицом быка, третье с лицом человека, четвертое с лицом орла — и каждое из них читало раскрытую книгу» С левой стороны рамку «перелетает» огромный орел, напоминающий яркой раскраской попугая, американский флаг и одновременно ворону из рассказа Хармса г. Под орлом, «протискиваясь» между деревьев, в гравюру вторгается странное существо свинья? Наконец маленькая пушечка-пулемет палит огненными стрелами прямо в гравюру, «расстреливая» изображение и являя собой в то же время цирковую пушку, выстреливающую конфетти и циркачей под купол арены. У Рене Магритта есть схожий мотив-метафора в картине «В поисках реальности», где пушка, помещенная в центр комнаты, обозначает возможность разрыва множества видимостей — коллажа «обманок», которыми наподобие фотообоев «заклеены» стены, состыкованные друг с другом из различных рядоположенных реальностей как своего рода окон. Пилот в маленьком разноцветном самолетике с хвостом-косичкой — неподалеку. Воздушный шар, точнее, его половинка, видимая зрителю, являет собой глобус с изображением восточного полушария с Евразией и Африкой. В корзине этого необычного воздушного шара — смотрящий в бинокль наблюдатель, взору которого открывается мир, похожий на сновидение, мир воображаемых явлений. Наблюдение — важная категория хармсовской «регистрации мира»; вспоминается «дозорный на крыше Госиздата» 13 и фотография самого Хармса, снятого на балконе Дома книги словно в полете над Невским проспектом эта фотография удивительно напоминает снимок акции Ива Кляйна: он выпрыгивает из дома, но на какое-то мгновение застывает в воздухе. Земной шар, точнее Вселенная, внутри которой находится пустота, имеет отношение и к рисунку Хармса, свидетельствующему о самом что ни на есть серьезном отношении его к разного рода паранаучным теориям см. Это рисунок очевидно, начала х с изображением фантастической модели Земли-Вселенной, показанной в разрезе. В рисунке совмещены греческие мифы и позднейшие научные гипотезы. В центре сферического построения находится «яйцо Мира или ноль» — первичная мифологема, неоднократно использованная в оккультных построениях схем мироздания мировое яйцо Быть может, рисунок сделан Хармсом как своего рода иллюстрация, размышление по поводу разговоров с Н. Олейниковым в приводимом ниже тексте Н. Михайловым Д. Липавским Л. Земля — полый шар, мы живем на ее внутренней поверхности, солнце и звезды и вообще вся вселенная находится внутри этого шара. Конечно, она совсем небольшого размера, и если мы могли бы ее пролететь по диаметру земли, мы попали бы в Америку. Ясно, что тяготение при этом имеет радиальное направление от центра шара, оно есть отталкивание. Вот она, оказывается, пещера, вселенная. Все, конечно, изумлены; как это могло настолько отклониться от направления, проверяют приборы. А на самом деле просто пролетели насквозь вселенную. Совершенно неизвестно? Она начинается в центре со света, потом, на внутренней поверхности, вода и органическая жизнь, потом все тверже, пока не доходит до абсолютной твердости, за ней уже ничего не может быть» Мир, таким образом, оказывается вывернутым наизнанку, что должно было занимать Хармса в контексте его цисфинитной 16 логики, рассуждений о нуле и пустоте. В правом верхнем углу — мышеловка, нарисованная правильно-схематично — с приманкой и взведенной защелкой — и представляющая в своей основе излюбленный хармсовский знак окна, которым он обозначал свою первую жену Эстер. Окно-звезда, являющая собой мышеловку, — возможно, едкая ирония Порет и над прошлой любовью Хармса, и над его стремлением к таинственности и зашифрованности. В этом чудесном, немного хаотически организованном мире, где всё летает и привычные измерения пространства и времени нарушены, появление прозаической мышеловки служит знаком-напоминанием: мир-приманка и мир-чудо — до поры до времени, пока не щелкнет пружина и не захлопнется капкан. К всадникам, управляющим восьмерками лошадей, тянущих шар в разные стороны, добавлены гротескно-комичные фигурки в разноцветных платьях. С левой стороны пририсованы две кукольные женские фигурки словно катающиеся на ярмарочной карусели с распростертыми руками. Изображения фигурок, возможно, отсылают к конкретным персонажам: самой художнице и ее лучшей подруге тех лет Глебовой, а может, и Эстер. В противоположную сторону, впереди другой восьмерки лошадей, едет скрюченная ссутуленная фигура в сиреневом костюме и черной шляпе с записной книжкой в руках — это сам Даниил Иванович. За ним изображен всадник в черно-синем одеянии на белой лошади. Он ростом значительно меньше великана Хармса, ноги у которого такие длинные, что волочатся по земле. Это может быть Введенский. Еще далее следом — изящная всадница, которой некий господин протягивает зонтик, ловко подрисованный художницей, — сама Порет. В соответствии с картами Таро — это, скорее всего, Безумный. Он спотыкался, едва не падая, но тащился дальше, держа на плече мешок с ненужными, бесполезными вещами, тащить которые заставляло его только безумие. Дорогу впереди пересекала расщелина. Глубокая пропасть ожидала безумного путника Нижний план листа — это как раз темный хтонический мир с огромной рыбой скрывающей, кстати, подпись под гравюрой, что полностью перечеркивает ее первоначальный смысл и крокодилом, с раскрытой пастью и смешными красными присосками, напоминающими ягоды шиповника, вползающим прямиком в гравюру. Между рыбой и крокодилом произрастает таинственный бледно-лиловый цветок на длинном стебле. Отметим также и совершенно сказочно-абсурдную деталь: на шпицы и башни города нанизаны две женские шляпки и платок, а на домики на горе наброшена желтая шляпа с пером так, что кажется, будто за горой притаился человек. Несоразмерность масштабов превращает город и дома в игрушечные кукольные сооружения и заставляет припомнить и Мюнгхаузена, и шапку-невидимку. Как уже было сказано, рисунок очень нагружен по краям гравюрной рамки. Порет важна именно граница, с помощью которой она обозначает призрачность и проницаемость разных миров. Хищно ощерившийся плотоядный рот с пухлыми губами и острыми зубками-резцами завис одновременно и в небе, и на полях гравюры, «пробуя» на прочность сам край, тонкую линию разделения пространства «здесь» и пространства «там». Рот в небе — мотив, отсылающий нас и к знаменитой улыбке чеширского кота из «Алисы в Стране чудес», и к литературным приемам Хармса, наделяющего отдельные части человеческого тела самостоятельной жизнью. Подобный мотив встречается и в живописи сюрреалистов Магритт. Ниже нарисована круглая Луна, совершенный шар-колобок, карта 18 — соответственно Луна. Полная луна смотрела вниз, точно в раздумье. В ее мерцающем свете своей собственной жизнью жили тени. На горизонте чернели холмы» Порет внизу, под луной, намечает акварелью прозрачные тени, отбрасываемые фигурами уже за рамку гравюры. Таким образом, как мы видим, Хармс персонифицирован по крайней мере в трех символах Таро: Фокусник Маг , Безумный и Повешенный. Это хорошо согласуется с хармсовской мифологией, что сниженно-иронично обыграно в рисунке. Он сам отождествлял себя стремя этими фигурами, символизирующими различные пути достижения истины и тайны вещей. В его записной книжке октябрь го — январь го есть выписки с разъяснениями значений карт Таро 5, 7, В частности, он выписывает следующие слова: «Ищите пути, а не достижения. Ищите пути в себе. Не надейтесь услышать истину от людей или увидеть её, или прочитать в книгах. Ищите истину в себе, а не вне себя. Желайте только невозможного и недостижимого. Ожидайте только того, чего не будет». Таблицы с разъяснением значений колоды карт Таро и букв, соответствующих тем или иным арканам, у Хармса встречаются и в другой записной книжке года. К этому же времени относится, очевидно, рисунок, представляющий собою автопортрет Хармса, зашифровавшего себя в нескольких ключевых для него символах и знаках, каждый из которых он замыкает фигурной рамкой, в совокупности складывающихся в ссутуленную фигуру с «короной», египетским крестом и тремя знаками тайнопись Хармса, означающая — Осирис , окруженных сиянием. Получается, что цветок, заключенный жирной угловатой линией, образующей профиль Хармса и находящейся таким образом у него в голове, выступает в оппозиции к перевернутому дереву, как и в рисунке, сделанному в ноябре года. Внизу — знак окна Эстер , который в системе хармсовских координат находится и наверху и в то же время внизу. И тот и другой — рисунки-заклинания, где в центре вертикали символов — цветок, обретение которого равносильно отысканию заветного ключа к Хармс колдует над этими рисунками, в которых символы расположились согласно какому-то одному ему известному магическому ритуалу. Это по сути автопортреты-криптограммы, в которых происходит чудо проникновения-перехода в другой, возвышенный мир эффект перевернутого изображения , умирания и воскрешения Осирис с одной-единственной целью: совпадением с самим собой, истинным. Ведь обращение его самого к тем же символам Таро было сопряжено с попыткой обретения мистических путей к спасению, нахождения некоего ключа к эзотерической стороне явлений, напрямую связывающих события и обстоятельства личной жизни и творчества и образующих единый магический круг. О том, как совершался «перевод» действительных событий его жизни в пространство другой, литературной реальности, говорит эпизод из воспоминаний Порет о посещении зоопарка, отголоски чего мы находим в «Лапе» Хармс интересовался мистикой и оккультизмом не только и не столько в прикладном писательском смысле, но, как и подобает настоящему эзотерику, он искал собственные пути к тайнам пресуществления вещей, чуду и спасению. Душа компании, блестяще остроумный, он культивировал в себе скрытность как единственную возможность автономного существования в мире «случаев» и «вещей», исследуя, как и П. Филонов и К. Малевич, пути к взлому обыденной стороны бытия, ища свой код для выражения невыразимого. Так никто никогда и не узнает, что имел в виду Хармс, рисуя колесо Калачакры, символизирующее вечное время-возвращение см. Может быть, рисунок, подписанный им «REAL», непосредственно связан с хармсовско-обэриутским пониманием «реального», в котором нашлось место и буддийской мудрости, и магическому дару Хармса превращать простую вещь, например колесо, в загадку? Вот «Автопортрет за окном» см. Хлебникова, строки Хармса: «Но мною ноль в траве замеченный лежал с горизонтальной поперечиной». Интересно, что в м, в год смерти Малевича, отец дарит Хармсу томик Хлебникова с дарственной надписью: «Моему чокнутому сыну Даниилу книгу чокнутого поэта Велимира — в день его летия» Примечательно, что двумя годами раньше Л. Гинзбург записала в дневнике: «На Хармса теперь пошла мода. Вокруг говорят: «Заболоцкий, конечно Но он-то уже похож на Хлебникова. А проморгают опять кого-нибудь ни на кого не похожего. Олейников говорит, что стихи Хармса имеют отношение к жизни, как заклинания. Что не следует ожидать от них другого» Гравюра с изображением опыта с магдебургскими полушариями была разрисована, конечно, не случайно. Шар с пустотой внутри — едва ли не центральный образ философии и поэтики Хармса. Уже после романа с Порет в сентябре года он заносит в записную книжку свои размышления о cisfinitum. Именно в эти годы писателя много занимает цисфинитная логика, он рассуждает о круге и нуле, в его прозаических и поэтических текстах постоянны мотивы полета, летания, некоего раширенно-чудесного смотрения на мир. Сквозь холм, например, пролетела галка. Пролетела как сквозь облако» Смещение и перестановка «случаев и вещей» по отношению к занимаемым ими местам в уготованной земной реальности нарушает привычную иерархию и дает возможность другого взгляда на мир. Отметим этот мотив «проницаемости» и проницательности взгляда вглубь и сквозь самой материи вещей. Именно это «другое зрение» сближало Хармса с художниками-теоретиками русского авангарда: К. Малевичем, П. Филоновым, М. О соотношении идей Малевича и Хармса писал, в частности, Ж. Жаккар, отмечая, что в основе представления о мире и у того и другого лежит ноль. И в то же время Жаккар говорит в связи с поздним творчеством писателя о «конце русского авангарда», его завершении: «В самом деле, авангард характеризуется построением систем: Cisfinitum был одной из них — на тех же правах, что супрематизм Малевича или заумь Крученых. Конец авангарда наступил тогда, когда эти системы рухнули: это видно в торжестве быта, который захлестывает прозу Хармса в е годы, в возврате к фигуративности у Малевича и в попытках Крученых уловить что-то заумное в прозе Лидии Сейфуллиной, Всеволода Иванова и др. Переход к более трагическому и безнадежному мироощущению произошел у Хармса после года. Рисунок же создавался, очевидно, раньше, и в нём нашли отражение совершенно другие стороны его творчества. Здесь «чушь», радость игры и ощущение легкости являются господствующими. Благодаря Порет и Глебовой Хармс мог соприкоснуться с идеями Филонова и с миром его фантазии, мощное влияние которых испытывали все без исключения ученики Мастера. Густонаселенность и заполненность поля изображения предметами и фигурами — самый очевидный филоновский прием, использованный художницей. Черты наивного искусства и создание гибридных форм свино-бегемот с человеческой ногой оказываются созвучными той игре, которая разыгрывается на наших глазах при знакомстве с самим рисунком. Не случайно, наверное, метод Филонова с успехом был реализован его учениками в иллюстрации, особенно в детской, где он был еще и мотивирован возможностью построения в рамках одного пространства полифокусного «ячеистого» мира, вмещающего в себя сразу несколько точек зрения, множество действий, проницаемость ближнего и дальнего планов. Любопытно, что многие рисунки Филонова, созданные в конце х — начале х годов и балансирующие на грани беспредметности, построены по принципу шифрограммы или ребуса, где каждая деталь буква, цифра, нота и другие знаки представляет собой графему, иначе говоря, своеобразную фигуру письма. Ближайшим аналогом подобному типу творчества могут служить рисунки Клее и Филонова, о которых словами Фуко можно сказать, что они образуют новый тип графики — графическое письмо. Герметичность и довербальность, присущие художественному мышлению Хармса, проявились в попытке выстраивания единой знаковой системы, «алхимической» в своей парадоксальной целостности. Рисунки, которые на протяжении своей недолгой жизни создавал Хармс, — род тайнописи, криптограмматического, закодированного отражения мира в образах, обладающих эзотерической силой и глубиной. Примечания 1. Порет А. Там же. Брокгауз, И. Энциклопедический словарь. Укаа соч. В этой же папке хранится еще один сделанный карандашом рисунок: две фигуры, сидящие за столом, — девушка в профиль, вместо одной руки у нее колбаса, вместо другой — кость; и мужчина — смешной, карикатурный «генерал» с лихо подкрученными кавалерийскими усами, в мундире и папахе-кубанке. Внизу, у стола — голова собаки. По всей видимости, это один из рисунков-розыгрышей, о которых пишет Порет. Судя по манере исполнения, это рисунок самого Хармса, изобразившего Порет, ее дога и некоего вымышленного персонажа. Успенский П. Новая модель вселенной. Алиса Порет рассказывает и рисует. Герасимова А. Хармс и «Полем»: Quasi una fantasia. Хармс Д. Липавский Я Разговоры. Публикация и комментарии А. Подробнее о теории «полой вселенной» см. Герасимовой к «Разговорам». Судя по некоторым квазиматематическим записям и схемам Хармса, может быть интерпретирован как относящийся к области «небытия» «слева от нуля», в то время как конечный финитный мир, как положительный, так и отрицательный, располагается справа и через точку переходит в трансфинитный». Герасимовой и А. Крусанов А. Случаи и вещи. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Поли, собр. Жаккар Ж. О проекте Об авторах Контакты Правовая информация Ресурсы. При заимствовании информации с сайта ссылка на источник обязательна.