Купить Гари Гарисон Екатеринбург

__________________________

Проверенный магазин!

Гарантии и Отзывы!

__________________________

Наши контакты (Telegram):

НАПИСАТЬ НАШЕМУ ОПЕРАТОРУ ▼

>>>🔥✅(ЖМИ СЮДА)✅🔥<<<

__________________________

ВНИМАНИЕ!

⛔ В телеграм переходить по ссылке что выше! В поиске фейки!

__________________________

ВАЖНО!

⛔ Используйте ВПН, если ссылка не открывается или получите сообщение от оператора о блокировке страницы, то это лечится просто - используйте VPN.

__________________________

Купить Гари Гарисон Нижняя Салда – Telegraph

Интервью с актером Евгением Морозовым Марины Зельцер опубликовано в новом номере журнала «Читаем вместе» май г. Евгений Морозов читать любил с раннего детства, как и писать. Во ВГИКе он тоже пописывал, а вскоре в одну из актерских пауз решился поучаствовать в конкурсе сценаристов. Ну, а дальше все стало складываться, особенно везло на встречи с людьми. К тому времени уже все, кроме героя, были утверждены, и буквально через пять дней решилась и моя судьба. После этого я купил книгу, и началось это путешествие. Книга написана тонко, чувственно, прекрасным языком. Я, конечно, увлекся, но уже смотрел на нее как на материал. Точнее, во время знакомства с романом я был простым читателем, который не знает сюжета, а потом пришлось возвращаться и сравнивать первоисточник со сценарием, я хотел увидеть, что совпадает, что — нет. Работая над «Оптимистами», много читал про е годы: про Карибский кризис, ядерные бомбы, вообще про политику того времени. Причем книги меня всегда находят сами. Когда я готовился к «Зулейхе», приобрел биографию Сталина и был в шоке от нее, хотя казалось, что уже все известно. Кроме этого купил книгу «58 статья», состоящую из интервью людей, сидевших в трудовых лагерях, и их надзирателей. И меня поразило, что никто из этих работников не признает, что они творили зло, они все в один голос говорят, а это уже старые дедушки и бабушки, что им до сих пор узники пишут письма и благодарят. Это просто мантра такая, но я понимаю, что им надо спасать свои души. И именно через эти интервью я понял, как мне играть. Ведь мой герой тоже большую часть своей жизни честно верил в то, что делает благо. Я осознал, что люди реально закрывали глаза на многие вещи, они убедили себя в том, что в их лагере не убивали, а если убивали, то было за что. Была создана такая система, когда и убивать, и доносить было в тренде. Такое ублюдочное было время, как я его называю. Когда я первый раз приехал в построенный для съемок трудовой поселок, ходил по баракам, и мне хотелось плакать. Это было физически тяжело. Потом я уже привык. Никакая власть не имеет права на оправдание, если они такое делали с людьми. Это была машина, которая перемалывала судьбы, одни становились подонками, вторые — героями, но очень сложно было удержать человеческое лицо. Я сам не знаю, кем был бы, если бы родился в то время. Не могу быть уверенным, что честным принципиальным человеком. Года четыре назад попал на Соловки, и меня просто трясло от этой земли. Казалось, что она кричит до сих пор. Когда я на съемочной площадке при температуре минус двадцать семь, а не сорок, как было там, замерзал, причем в одежде с утеплением и помощниками, которые подбегали ко мне каждые две минуты с чаем и курткой, то иногда вдруг начинал психовать, кричать, был недоволен всем. И это я, который был в относительном комфорте и через пять минут мог уйти в теплый вагончик. Не помню уже, кто мне сказал, что это классная вещь. Язык романа — как код. В какой-то момент я просто провалился туда и больше не выпадал из него. И, как ни странно, довольно быстро прочитал эту огромную книгу. Что помните из того времени? Мне нравилось многое в рамках школьной программы, но через пять минут я о прочитанной книге забывал. А лет в десять-двенадцать папа подвел меня к книжному шкафу и вдруг решил рассказать мне, какие книги читает он. Для меня это был такой сокровенный разговор, потому что я в принципе с папой мало общался, так было в большинстве обычных советских семей — папа уставший пришел с работы, он не хочет, чтобы ему кто-то мешал… И вдруг эта беседа у шкафа. А он любил фантастику, любит до сих пор, и Гарри Гарисон с тех пор мой лучший друг, как и Рей Бредбери. А вот «Всадник без головы» Майн Рида я читал просто между ударами сердца. Потом были «Три мушкетера» и «Гардемарины», которых тоже читал уже после фильмов. Но я еще застал то детство, когда мы пропадали во дворе. У нас был рабочий район с блочными девятиэтажками и пятиэтажками, перемешанными с частным сектором. Никакой интеллигенции. Это накладывало отпечаток, немножко напоминало бразильские фавелы — Крым, тепло… Поэтому мог весь день провести по пояс в Салгире, что-то вылавливая, или с удовольствием с утра до вчера просидеть дома с книжкой. А еще одно время выпускал какую-то газету в школе и пытался писать детективы про НЛО Смеется. Зачитывал их другу, сидя на дереве абрикоса. Помню, что с детства обожал книжные развалы. И до сих пор иногда абсолютно бесцельно захожу в книжный магазин, просто потому что не был там уже пару недель, и всегда что-то покупаю. Я попал в совершенно иную среду, где люди по-другому говорят, знают слова «драма», «структура». Для меня открылся совсем иной мир, но он оказался родным, что было удивительно. Мне не пришлось привыкать к нему, я как будто пришел домой. Я читал все подряд с огромным удовольствием. Открыл для себя Чехова. С тех пор Антон Павлович один из моих любимых ребят Улыбается. С двором театра была соединена библиотека, самая крупная в Симферополе. Мы по студенческим билетам сразу записались туда и имели доступ ко всем книжным стеллажам. А жили мы в «карманах» сцены, слышали, как люди театра общаются кусками из пьес, разговаривают на этом языке. Я попал в сказочный мир, который меня до сих пор не отпускает. Могу увидеть у Галины Юзефович обзор и загореться чем-то. Но, как уже говорил, книги меня сами находят. Могу начать листать что-то, натыкаюсь на какую-то фразу и понимаю, что должен уйти с этой книгой. Бывает, вдруг хочется перечитать кого-то из классиков. Недавно понял, что хоть я и несколько раз читал «Мастера и Маргариту», у меня нет своей книги, пошел, купил и перечитал. Часто читаю несколько книг одновременно. Люблю разные стили, иногда мне кажется, что даже чувствую, в каком настроении был человек, когда писал. На днях читал какое-то заумное высказывание Льва Толстого, и, зная, каким он был компульсивным и импульсивным человеком, понимаю, что писал он это в плохом расположении духа. Там несколько абзацев, в каждом по запрету, вот, думаю, его сейчас бы в Госдуму, был бы там своим Смеется. А при этом у него есть детские, открытые тексты, то есть это была абсолютно мечущаяся душа: и дуэлянт, и православный, и любитель женщин, и аскет Смеется. Чехов, мне кажется, всю жизнь держал себя в клетке. И отсюда его болезнь — это же чистая психосоматика. Привет папе, который его закабалил психологически. А по духу, мне кажется, он бретер, был бы горлопан и выпивоха в хорошем смысле этого слова, но получил, видимо, по рукам, по заднице и по губам в свое время. И мне жалко его иногда до слез, так трогательно он пишет. Все его пьесы пронизаны, так или иначе, ощущением: «Я сейчас здесь, но мне в Москву надо». Это и мечта трех сестер, и в «Вишневом саде» есть надежда, что сад вырубят и заживут по-другому. А когда я читаю тексты Хемингуэя, ощущаю шершавость его рук, он, абсолютный дровосек, писал из глубины своего свитера. Если ты забыл, как жить, как чувствовать, прочитай любую его пьесу. Вообще я читаю как актер, иногда хохочу там, где не смеются другие. Вспоминаю Антона Палыча, который мог сидеть в компании, слушать и вдруг захохотать, потому что он что-то придумал. Сейчас начал читать «Дом правительства» Юрия Слезкина. Это сага о русской революции, полудокументальная проза, он описывает дом на набережной. И для меня он очень смешно показывает быт рабочих фабрики «Красный октябрь», как они дрались, шли к проституткам, а потом в Третьяковку Смеется. Это такой абсурд, что я начал хохотать, хотя уверен, что десять человек не поймут, над чем я смеялся. А это просто «Игры престолов» советского разлива. Конечно, это Хания Янагикара с «Маленькой жизнью», Мураками прочел в свое время. Он как фоновая джазовая музыка. Когда-то я недолго ходил на курсы церковно-славянского языка в церковь, было просто интересно, и когда я столкнулся с этим языком, все слова стали глубже. Тогда слово «хлебъ» с твердым знаком как-то сразу наполняло меня. Не могу объяснить, но возникало ощущение, что съел буханку хлеба, когда произнес это слово. И вот Водолазкин купается в этом, он постоянно исследует язык. Жванецкий у меня все время был на подкорке, недавно купил его книгу «Куда ведут наши следы». Удовольствие читать сумасшедшего француза Фредерика Бегбедера. Из классиков Достоевский тоже всегда был в моей жизни, но окончательно влюбился в него, когда лет десять назад попал в Питере в его музей. Тогда читал «Бесов», поэтому и пошел туда, а там как раз была инсталляция к роману — продавленный старый стул тех времен с выскочившей заточенной пружиной прямо посередине. После этого для меня все сошлось в Достоевском. Это реально сериал. Вообще читая Достоевского, видишь, как можно его романы делить на серии. Понятно, что ему нужны были деньги, он «строку гнал» дай боже. Но ровно то же делают американцы в сериалах, они в час по чайной ложке подают информацию, а потом размазывают ее час, а ты сидишь с открытым ртом. Думаю, что Чехов тоже писал бы тонкие, камерные сериалы, он говорил: «Мои герои пьют чай и умирают». А, может быть, «Крейцерову сонату». Если можно будет взять и Достоевского, и Толстого, то это точно будут «Братья Карамазовы» и «Война и мир». Потому что в «Крейцеровой сонате» Толстой близок к Достоевскому. Еще Радзинский — отдельно стоящий человек для меня, пишущий в разных жанрах. Я был на его лекции в филармонии, он рассказывал о Сталине, это просто фантастика, одно из самых сильных впечатлений за последние несколько лет. Как будто он меня туда отправил. Любовь к сочинениям в школе? А еще писал сценарии для школьного КВНа. В то время выходила газета, в которой печатались анекдоты. Я их вырезал, складывал в коробочку, а потом вынимал, раскладывал перед собой, менял структуру анекдота: имена, профессии, и всех соединял в единый сценарий. Так было и позже в обоих театральных институтах, все капустники были не то что на мне, но я был заводилой. Во ВГИКе начал писать какой-то фантастический сценарий. А года через два после выпуска, когда сидел без актерской работы, моя первая жена сказала: «А чего ты не пишешь? Ты же все время рассказываешь какие-то истории, попробуй». Она нашла мне в Интернете конкурс, его проводила студия «Амедиа», они к тому времени уже сняли несколько сериалов. Я поучаствовал, на меня обратил внимание редактор, и я начал писать какой-то ситком. Это никуда не пошло, зато я побывал на съемочной площадке с другой стороны, и сценарий показали одному продюсеру. Ему понравилось, и я стал писать полный метр с ним. Сценарий тоже не запустился, но я уже зарабатывал небольшие деньги. А потом Леша Сидоров прочитал этот же сценарий, связался со мной, и мы пытались написать детский фильм, но не получилось, зато я познакомился с любимым режиссером. После снова писал, в том числе, с Борей Хлебниковым, тоже ничего не шло. Вот так я включился в работу над сценарием первого сезона «Оптимистов». Я не знал каких-то сценарных терминов, но учился в бою Улыбается , задавал кучу вопросов, мне указывали на ошибки. Мне очень легко даются диалоги, мог написать пятьдесят страниц разговора, не отрывая руки, но структура вначале шла очень тяжело. Постепенно научился и этому. Для меня это разные способы рассказывания историй, я и то и то обожаю. Но сейчас нигде не снимаюсь, у меня пауза. Она возникла до эпидемии, потому что нет тех предложений, которых жду. Это длится несколько месяцев, но я спокойно к этому отношусь, пишу. В среднем у меня разгон руки — десять страниц в день. Но бывает и одна строчка. А иногда умудрялся сниматься двенадцать часов, а потом вожжа под хвост попадала, и я писал еще несколько часов совсем без устали. Но если я подписал договор на сценарий, то нужно соблюдать сроки, приходится планировать, понимать, что, например, в выходной, несмотря ни на что, должен сесть в десять утра и писать весь день. И это тоже прекрасно! Евгений Морозов: «Книги меня всегда находят сами» Читаем вместе. Posted on Читаем вместе. Интервью с Владимиром Сурдиным. Максим Амелин: «Я предпочитаю строить дворцы…». Москва Эдуарда Лимонова. Предыдущие записи. Этот сайт использует cookie, для хранения данных. Продолжая использовать, Вы даете свое согласие на работы с этими файлами.

Купить Гари Гарисон Екатеринбург

Наркотик Марихуана цена в Сыктывкаре

Кристалы в Клинцы

Купить Гари Гарисон Екатеринбург

Купить ханка Артём

Ровинь купить закладку Психоделики