Культурное тело. Борис Михайлов в 5 предложениях

Параллельно с Paris Photo, где галерея Suzanne Tarasieve представила новую серию Бориса Михайлова «Советский коллективный портрет» (которая заслуживает отдельного упоминания) и отпечатки «Солёного озера» (подробные фотографии серий и стенда см. на сайте галереи), издательство Mörel Books выпустило серию 1992 года - «Я не я» ("I am not I") в виде книги.

Кажется, любителям фотографий Михайлова выпала незавидная участь. Им не так просто делиться с ближними своей любовью к автору и его работам, потому что её приходится доказывать. Всё-таки любоваться такими фотографиями довольно трудно, не только по причине изображения «неприятных» вещей, но и из-за «любительской» эстетики. 

И если другие серии можно объяснить через социальный контекст (вспомним серии «История болезни», «У земли», «Сумерки», где в фокусе Михайлова было состояние общества в эпоху фатальных перемен), то с автопортретом дела обстоят гораздо сложнее.

Первое обвинение, которое бросают в адрес фотографий: «Зачем мне смотреть на голого мужика, который кривляется?». Это вполне нормальная реакция, но многие не пытаются разобраться дальше, а именно - представить, что нам хочет сообщить своей позой обнажённое тело, которое мы видим перед собой.

Попробуем разобраться в том, что хочет сообщить нам тело на фотографиях в пяти предложениях:

1. Мы уже сказали ранее, что тело обнажено и принимает «застывшую» позу, наиболее близкая ассоциация, которая встречается нам в жизни — памятник.
2. Цель памятника — закрепить в памяти поступок или очертание человека-героя, который этот поступок совершил.
3. Герой и его внешность соотносится с эпохой, в которой его поступок одобряется и воспринимается как героический.
4. Михайлов делает серию в 1992 году, этот год ознаменовал окончание эпохи (СССР к 1992 г. уже окончательно распался).
5. Серия Михайлова - это попытка представить, не без иронии, каким мог быть герой в новых условиях: в момент, когда старая идеология уже не действует (уже не может предлагать героев прошлого), а новая ещё не сформировалась (ещё не предложила образ героев будущих). 

Михайлов в своём становлении героем опирается на две традиции: с одной стороны, он подражает античным статуям (воин, мыслитель, атлет); с другой - образам из массовой культуры (принимая позы, свойственные эротике или порнографии). 

Но «герой» Михайлова - это и анти-герой одновременно. Так, позу из классической традиции нивелирует тело, которое не соответствует идеалам высокого. Даже традиционный символ силы - фаллос, либо не помогает нашему герою (он плох как оружие для воина), либо действует как бы против него (на одной из фотографий согнутая рука показывает напряженный бицепс, опять же символ силы и одновременно давит фаллосом на глаз).

Последний вопрос касается наготы героя Михайлова и того, почему эта статья названа «культурным телом». Борис Михайлов демонстрирует персонажа, который должен быть универсальным: не иметь привязки ни к конкретному времени, ни к конкретному месту, ни к конкретной роли (одежда его бы сразу выдала). Лучше понять этот нюанс нам поможет отрывок из эссе Бориса Гройса «Тело героя: теория искусства Адольфа Гитлера».

Героический поступок преображает тело героя из медиума в сообщение. В отличие от тела политика, ученого, бизнесмена или философа, тело героя не скрыто за выполняемой им социальной функцией. Обычно тело предстает перед нами именно тогда, когда оно непосредственно являет себя, когда оно прорывает личину привычно выполняемых им социальных функций.

... тела [итальянских футуристов] находились не в состоянии покоя, но борьбы, энтузиазма, эмоционального и физического напряжения — иными словами, героизма.

Поэтому, герой, которого мы видим перед собой - это одновременно и сам Михайлов, но в большей степени - собирательный образ, который отражает культурные установки времени, в котором его герой действует. А как зрители, мы можем соотнести героя со временем, в котором живём мы.