Культурно-исторический подход к денацификации и противодействию терроризму в новых регионах РФ

Одной из заявленных Президентом РФ Владимиром Путиным целей специальной военной операции на Украине является денацификация. Денацификация Германии в XX веке производилась на основании целого ряда разработок разных научных школ философии, социологии, психологии, культурологии, лингвистики.

Новые обстоятельства и новые условия, в которых развилась «третья волна» правого экстремизма (Beyme, 1988; Mudde, 2002, 2019; Krzyżanowski et al., 2022), требует актуального кросс-дисциплинарного осмысления, в т.ч. осмысления роли медийного дискурса и того, что Майкл Коул называл «культурными артефактами» (Коул, 1997), в процессе нацификации общества, в политике национальной, языковой, культурной, религиозной дискриминации несогласных с официальным мифом Евромайдана (Байша, 2021).

Поскольку за дискурсивными отношениями сигнификации стоят отношения власти, то общественные изменения могут быть инициированы изменением языка и пространства культурных артефактов.

Альтернатива

Лев Выготский считал речь и употребление орудий двумя основными культурными формами поведения (Выготский, 1999).

Дискурс как символьная система нормативных значений преобразует общественное сознание, которое становится установкой и мотивом предметно-практической деятельности, преобразующей мир. Он становится способом полагания субъекта в предметной действительности. Таким образом, процесс денацификации обязан включать в себя работу с медиа, которые должны, как говорил Курт Левин (Левин, 2000, с. 151), проявлять нетерпимость к нетерпимым, создавая такую систему общественных отношений, которая не допускала бы возникновения ненависти и враждебности, заменяя их на отношения сотрудничества.

Но «нетерпимость к нетерпимым», т.е. информационная и физическая изоляция от общества идейных нацистов — только вершина айсберга. Согласие масс мириться с созданным в результате победы Евромайдана в 2014 году порядком антагонизма и дискриминации объясняется не только страхом перед агрессивными и часто вооруженными нацистами и не тем, что все считают такой порядок легитимным — массовость арестов инакомыслящих говорит о том, что многие легитимным его не считают (Volkov, 2024), — но тем, что ему нет альтернативы (Малахов, 2023, сс. 183-184). Как только появлялась хотя бы видимость альтернативы (на президентских выборах 2014 и 2019 гг., когда и Петр Порошенко, и Владимир Зеленский обещали быть «президентами мира»), большинство голосовало за кандидатов, говоривших о мире и равных правах для представителей всех национальностей. Обещания были нарушены обоими президентами, но люди голосовали именно за это.

Во время выборов 2019 года у меня состоялся диалог с представителем одной из ультраправых организаций Майдана. Он очень удивился, узнав от меня, что Антимайдан выступал не за «коррупцию Януковича», а за богатую и независимую Украину, только в союзе с Россией, а не с ЕС и США. «Получается, мы с вами были, хоть и в разной форме, но за одно и то же?» — аж растерялся он от своего открытия. Но я ответил, что совсем нет — мы хотели равных с вами прав, а вы хотели, чтобы нас не было.

Хотели и отчасти добились своего. Молодая ведущая одного из еще существовавших в 2019-2020 гг. на Украине оппозиционных телеканалов (ни в коей мере не нацистка, но продукт гегемонистского дискурса своей эпохи) с искренним удивлением интересовалась, кого я имею в виду, говоря в эфире о русских Украины. Кто такие русскоязычные украинцы ей было понятно, но откуда на Украине русские — это за гранью понимания человека, которому чуть ли не с пеленок все гегемонистские институты транслировали националистический предрассудок о том, что на Украине живут исключительно украинцы, но часть из них говорит по-русски из-за того, что их когда-то насильно русифицировали. Эта позиция даже закреплена в решении Верховного суда Украины, обозначившего, что русскоязычные украинцы не могут иметь никаких отдельных культурно-языковых прав, поскольку являются противоестественным конструктом «имперской» политики русификации и должны быть возвращены в «естественное» состояние, т.е. украинизированы (Решение КСУ, 2021).

Таким образом, вопрос денацификации на Украине – это вопрос признания. Причем не только признания того, что рядом есть другие (простое признание инаковости может вести к антагонизму), но и признания того, что они полноценные человеческие субъекты с правом на место за общим столом (Малахов, 2023). Денацификация — это глубокая и радикальная трансформация общества, требующая, прежде всего, создания альтернативы, мотивирующей и запускающей контргегемонистские действия.

Культурные артефакты и активная роль человека в изменениях

Выготский утверждал, что социокультурное окружение не следует рассматривать как нечто внешнее по отношению к человеку, исключительно как некие влияющие на него извне объективные обстоятельства. Он ввел термин «интериоризация», т.е. присвоение человеком внешнего, общественного в ходе формирования его сознания. Внешнее становится внутренним и через других людей мы становимся самими собой. А поскольку присвоение внешнего реализуется через языковую и предметно-практическую деятельность, т.е. через опосредствованный речью труд, можно говорить о том, что, изменяя мир, человек изменяется сам (Выготский, 1982).  Как уточнял Сергей Рубинштейн, «порождая в своей деятельности – практической и теоретической - предметное бытие очеловеченной природы, культуры, человек вместе с тем изменяет, формирует, развивает свою собственную психическую природу» (Рубинштейн, 1989, с. 167).

Человек связан с миром через других людей и через культурные артефакты.

Для того, чтобы люди могли сообща преобразовывать окружающую реальность и самих себя, нужно создать соответствующий контекст (Magalhães, Fidalgo, 2019) из культурных артефактов и мероприятий, направленных на преобразование общественной среды.

 «Артефакт, — объясняет Майкл Коул, — есть некий аспект материального мира, преобразованный по ходу истории его включения в целенаправленную человеческую деятельность» (Коул, с. 140-141).

Во время больших перемен у людей часто не находятся паттерны адекватного поведения, поскольку у них нет соответствующего личного опыта (Festinger 1954). Тогда они обращаются за своеобразной инструкцией вовне — к авторитетам среди лидеров общественного мнения и к памяти предков, которая в т.ч. материализована в виде окружающих культурных артефактов. Культурные артефакты — это накопленная и представленная в современности деятельность предыдущих поколений. Взаимодействие с артефактами связывает ныне живущих с жившими в прошлом, поэтому от того, каким будет пространство культурных артефактов, во многом зависит и то, как себя станут позиционировать люди, живущие в этом пространстве, и какие формы социального взаимодействия они будут считать приемлемыми и нормальными.

Культурные артефакты одновременно и материальны, и идеальны, поскольку являются и физическими объектами, и символами. Их общественная интерпретация образует дискурс. То, как общественная группа интерпретирует исторический опыт и действует, опираясь на эту интерпретацию, Коул в традициях когнитивной антропологии Роя Д’Андраде (D’Andrade, 1984) называет культурными моделями. Культурная модель предполагает, что в данной конкретной общественной группе некое Х будет понято как У в конкретных исторических обстоятельствах (в контексте) С. Нормализованные символические значения становятся мотивом деятельности, а деятельное участие в установлении тех или иных символических значений закрепляет соответствующую модель поведения.

Изменение образа мыслей и поведения людей требует изменения ситуации, в которой осуществляются мыслительные и поведенческие процессы.

Я помню, как несколько лет назад по радио в Запорожье звучал призыв к местным жителям записываться в АТО (антитеррористической операцией власти Украины называли военную операцию по подавлению антифашистского национально-освободительного движения на Донбассе), чтобы «защитить родной ДнепроГЭС». Казалось бы, парадокс. Политика агрессивной декоммунизации и официальный дискурс героизации бандеровского движения, которое никакой ДнепроГЭС, естественно, не защищало, предполагает иные лозунги и иные коннотации. Однако наличие утилитарной цели — мобилизации в АТО — потребовала обращения к исторической памяти населения. В условиях, когда нет личного опыта поведения и не вполне очевидно, на чьей стороне нужно быть, апелляция к опыту предков оказывается эффективным пропагандистским инструментом, хотя, строго говоря, «деды воевали» совсем не за то. Тем не менее, схема «захватчики» и «родной ДнепроГЭС» еще осталась у людей в виде культурной модели и власти Украины воспользовались этим, чтобы, перевернув смысл дать населению нужную «инструкцию» для поведения — инструкцию Отечественной войны в рамках конфликта, имеющего все признаки войны гражданской.

Работать с этой схемой можно и в обратную сторону.

Например, памятник Сидору Ковпаку вместо памятника Степану Бандере означают не только «партизанскую» историю Великой Отечественной войны с разных сторон конфликта, но и своеобразную инструкцию, как нужно действовать сейчас, за какие ценности и идеалы бороться. Присвоение одной из улиц Мелитополя имени советского разведчика, местного уроженца, Павла Судоплатова, который убил лидера ОУН Евгения Коновальца, тем самым раздробив единую националистическую организацию на враждовавших друг с другом бандеровцев и мельниковцев, — не только напоминание о славном прошлом антифашистской борьбы мелитопольцев, но и поведенческий паттерн в настоящем. Памятник Владимиру Ленину около ДнепроГЭС им. Ленина в Запорожье (сейчас там нет ни памятника, ни названия) — это не только история великих строек коммунизма, но и инструкция для сегодняшних жителей Запорожья: если в создании главного символа города принимали участие не только украинцы, но люди из множества республик бывшего СССР под руководством Ленина, т.е. Москвы, значит гегемонистский антагонистический дискурс вечной войны «русско-азиатской» и «украинско-европейской» цивилизаций уже оспорен.

Действия в этом направлении уже совершаются в ДНР, где с весны 2022 года действует указ главы ДНР Дениса Пушилина о возвращении населенным пунктам республики, ранее находившимся под контролем Украины, названий по состоянию на весну 2014 года (Глава ДНР указал вернуть, 2022). В других регионах, пусть и не так системно, действуют в том же направлении. Например, в Мелитополе вернули прежние названия нескольким десяткам топонимов, переименованных в ходе украинской «декоммунизации» (В Мелитополе сообщили о возвращении, 2022), а также восстановили снесенный после Майдана памятник Ленину (Снесенный при киевской власти памятник, 2022).

Развивая идеи Выготского, Анна Стеценко разработала «трансформационно-активистскую теорию», согласно которой люди, активно включаясь в работу по изменению окружающей реальности, параллельно изменяют свое сознание, свои представления о реальности. Сами, а не под давлением «проповеди» со стороны не обладающих в их глазах моральным авторитетом медийных деятелей (Stetsenko, 2017).  Ариевич и Стеценко утверждают, что язык и культурные артефакты воплощают в себе шаблоны культурного поведения, которые «служат для направления деятельности в соответствии с традиционными для культуры способами и к целям, определенным культурой» (Arievitch, Stetsenko, 2014, р. 237). Используя культурные инструменты, воплощающие в себе практики общей российско-украинской истории и интернационального сотрудничества, люди будут воспроизводить эти практики, тем самым внося свой собственный вклад в процесс денацификации.

К общим выводам о денацификации

Выготский настаивал на взгляде на окружающую социокультурную среду как на динамичную систему взаимодействия и взаимополагания индивида с «реальностью», которая изменяет его, но которую изменяет и он сам. «Социальная ситуация развития» — это диалектический тип отношений, в которых нет отдельно субъекта и среды, поскольку среда тоже состоит из субъектов. Их отношения диалектические и диалогические. Поэтому роль языка как средства культурного воздействия одна из ключевых (Jones, Magalhães, 2020).

Борьба за умы людей — это во многом борьба за язык нашей с ними коммуникации. Но когда авторитет российских СМИ, блогеров и разного рода публичных экспертов для населения Украины ничтожен, невозможно изменить его представления и социальные практики путем аргументации «сверху», пассивной передачи «истины». Этому будут сопротивляться. Актуальная задача денацификации заключается в том, чтобы, не проламывая тараном сопротивление уже сложившихся на Украине представлений и практик и тем самым лишь усиливая их сопротивление, находить «точки входа» в тот дискурс, который требуется преобразовать.

Для разрыва с дискриминационными и ненавистническими практиками, введенными в норму на Украине за годы после Майдана, требуется «культурное действие» (Freire, 1972: 147), т.е. введение иных коммуникативных практик как нормальных — замены социальных практик ненависти практиками сотрудничества. Культурное действие — это не просто преобразование субъектом объекта из одного состояния в другое, не внешнее делание, но общественное отношение, позиция по отношению к другим. Именно этот момент позволяет говорить о формировании взаимного доверия в совместном труде.

Диалог и сотрудничество делают субъекта и объекта денацификации равно и совместно ответственными за процесс. В диалоге и сотрудничестве субъектно-объектные отношения «навязывания» чего-то извне исчезают, но появляются новые субъект-субъектные отношения, выстраивающие доверие друг к другу (Magalhães, Fidalgo, 2007). Доверие же является базовым фактором успешности социальных преобразований.

Националистический образ мыслей отражает определенное экономическое и политическое общественное бытие. Соответственно, попытка изменить праворадикальные взгляды исключительно путем давления внешних аргументов, т.е. путем простой пропаганды вряд ли может быть успешной. Проповедь Алеши Карамазова не мотивирует Карамазова-старшего прекратить пить и развратничать, для этого нужно нечто большее, чем просто слова.

Тем не менее слова важны, но целью антифашистской пропаганды следует считать не борьбу с фашистскими формами мышления, а борьбу с теми общественными отношениями угнетения и эксплуатации, которые формируют неприемлемые формы мышления и выражаются в них. Нацист вряд ли перестанет быть нацистом из-за того, что его взгляды будут публично осуждены, однако дискурс как нормализованные, «отложившиеся» в языке и культурных артефактах формы мышления и поведения может стать поведенческой «инструкцией», адекватной для новых условий жизни (Малахов, 2006).

Чтобы обеспечить устойчивый эффект, изменения должны проникнуть во все или почти во все аспекты жизни народа. Должно произойти изменение всего «культурального климата», а не каких-либо отдельных его элементов (Левин, 2000, с. 164). Такие изменения могут быть инициированными только извне, однако они не произойдут, пока новая система ценностей не будет воспринята обществом как результат его собственного осознанного и свободного выбора (Левин, 2000, с. 192).

Если на первом этапе человека придется заставлять вести себя уважительно по отношению к представителям других национальностей с помощью страха неотвратимого уголовного наказания, то затем вырабатывается привычка нового нормативного поведения (поскольку нет альтернативы), после чего такое поведение интериоризируется, внутренне принимается как единственно нормальное и приемлемое — человек делает сознательный выбор вести себя таким образом и потому что видит выгоды нового типа поведения, и потому что считает его единственно возможным с морально-нравственной стороны (Аронсон, 1998).

Залогом успешной интериоризации уважения к другим является совместная деятельность по организации новой окружающей действительности: возвращение общества в социопсихологическое состояние «до Майдана», деконструкция агрессивного националистического мифа, формирование нормы многонационального и мультикультурного пространства, открытого к демократическим изменениям. Например, совместное восстановление объектов культурного наследия родных населенных пунктов, которые были уничтожены за постмайданный период. Но и строительство новых жилых домов, предприятий, закладка парков, организация помощи беженцам, организация курсов русского языка для детей и молодежи, которые говорят на нем в быту, но из-за тотальной украинизации образования не могут грамотно писать, а значит будут иметь проблемы с поступлением в российские вузы — любая совместная деятельность созидательного характера имеет значение.

Сочетание практической выгоды от качественного улучшения жизни и убежденности в своей правоте сделает культурные изменения устойчивыми.

Литература

Arievitch I. M. and Stetsenko A. (2014). The “magic of signs” Developmental trajectory of cultural mediation. In A. Yasnitsky, R. van der Veer, & M. Ferrari (Eds.), The Cambridge Handbook of Cultural-Historical Psychology (pp. 488–516). Cambridge: Cambridge University Press.

Beyme K., von. The Right-Wing Extremism in Post-War Europe. – West European Politics. 1988. Vol. 12.

D’Andrade, R. (1984). Cultural Meaning Systems. In Culture Theory: Essays on Mind, Self, and Emotion. Cambridge: Cambridge University Press.

Freire, P. [1970]1972. Pedagogy of the Oppressed. London: Penguin Books.

Jones P. E, Magalhães M. C. С. Marx, Vygotsky and Freire: methodological discussions on the role of language in social Transformation. D.E.L.T.A., 36-3, 2020 (1-21): 2020360308

Krzyżanowski M., Bradby H., Gardell M., et al. (2022) De/Constructing the ‘New Normal’: Towards a research agenda on crisis and the normalization of anti- & post-democratic action. Journal of Language & Politics 21.

Magalhães, M. C. C. & Fidalgo, S. S. 2007. The role of methodological choices in investigations conducted in school contexts: Critical research on collaboration in continuing teacher education. In: Alanen, R.; Poyhonen, S. (Eds.). Language in action: Vygotsky and Leontiev legacy today (pp. 329-352). Newcastle: Cambridge Scholars Publishing.

Magalhães, M. C. C. & Fidalgo, S. S. 2019. Reviewing Critical Research Methodologies for Teacher Education in Applied Linguistics [Revisando Metodologias Críticas de Pesquisa para formação de professores em Linguística Aplicada. D.E.L.T.A., 35-3, 2019 (1-19): e2019350301.

Mudde C. (2019) The Far Right Today. Cambridge: Polity.

Mudde C. The Ideology of the Extreme Right. Manchester: Manchester University Press. 2002. 212 p.

Stetsenko, A. 2017. The Transformative Mind. Expanding Vygotsky’s Approach to Development and Education. Cambridge: CUP.

Аронсон, Э. Общественное животное. Введение в социальную психологию. М.: Аспект-Пресс, 1998. — 517 с.

Байша О. Дискурсивный разлом социального поля: уроки Евромайдана / О. А. Байша; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2021. — 184 с.

Выготский Л.С. Мышление и речь. Изд. 5, испр. — Издательство "Лабиринт", М., 1999. — 352 с.

Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Собр. соч. в 6-ти т. М.: Педагогика, 1982. Т. 3. С. 6-328.

Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. М.: «Когито-Центр», Изд-во ИП РАН, 1997. 432 с.

Левин К. Разрешение социальных конфликтов/Пер. с англ. — СПб.: Издательство «Речь», 2000. — 408 с

Малахов, В. Политика различий: культурный плюрализм и идентичность / Владимир Малахов. — М.: Новое литературное обозрение, 2023. — 288 с.: ил. (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»)

Малахов, В.А. Скромное обаяние расизма Электронный ресурс. / В.А. Малахов // Знамя. №6. - 2006. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/znamia /2000/6/malahov.html

Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии : в 2-х т. / Акад. пед. наук СССР. - М. : Педагогика, 1989. - (Труды действительных членов и членов-корреспондентов Акад. пед. наук СССР). Т. 1. - 1989. – 485 с.

Volkov P. The Invisibles: About Mass Persecution of Dissidents in Ukraine 21.06.24 Pressenza New York https://www.pressenza.com/2024/06/the-invisibles-about-mass-persecution-of-dissidents-in-ukraine/

Festinger, L. (1954). A theory of social comparison processes. Human Relations, 7, 117-140.

Решение КСУ от 14 июля 2021 года о соответствии Конституции Украины Закона Украины «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного» https://ccu.gov.ua/sites/default/files/docs/1_p2021.pdf

https://ria.ru/20220312/goroda-1777870815.html РИА Новости «Глава ДНР указал вернуть освобожденным от ВСУ городам прежние названия» 12.03.2022

https://tass.ru/obschestvo/16919983 ТАСС 30 января 2023, 17:30 «В Мелитополе сообщили о возвращении прежних названий более чем 80 топонимам»

https://ria.ru/20221106/melitopol-1829418346.html Снесенный при киевской власти памятник Ленину вернули на место в Мелитополе 06.11.2022 РИА Новости