Культ

Он нагнулся, но в этот момент Карина отчаянно извернулась, поджала ноги, а потом с силой распрямила их, угодив Волку в голень. Подбитая нога заскользила, он не удержал равновесия и упал на живот. Карина уперлась, села и закрутилась, выворачиваясь из рук Филина, одновременно изо всех сил пытаясь ударить его затылком в пах. Мальчишка вертелся, пятился, но в конце концов отпустил ее, и Карина откатилась в сторону. Ей удалось приподняться и встать на колени, когда подоспевший Волк с криком подскочил сзади и ударил ее ногой в спину. Лицо оцарапал холодный снег и острый песок.

«Бесполезно, – пронеслось в голове. – Мне с ними не справиться».

Но сдаваться она не собиралась: снова перевернулась на спину, намереваясь отбиваться ногами, пока ее действительно не пристрелят или не разобьют голову кувалдой прямо здесь. Пусть так, но службу Мамочке она все же испортит, не позволит тащить себя, как спеленутую овцу, и смиренно дожидаться заклания. Карина оскалилась, прицелившись ногой в колени надвигающегося на нее с пистолетом в руке Волка, краем глаза увидела, как Филин рывками выдергивает из рюкзака огромных размеров молот, а потом услышала далекий крик, донесшийся сквозь завывание метели.

Волк уставился вдаль, прикрыв рукой глаза. Филин замер, опершись на кувалду. Карина извернулась, крутя головой, и увидела, как через снежное безумие бури к ним приближаются две темные фигуры.
* * *

От улицы Предпортовой до строительной площадки было минут двадцать ходьбы – летом, налегке и по хорошей погоде. Зимой, сквозь свирепеющую пургу, идти бы пришлось в полтора раза дольше – это если раньше не плюнуть на такую затею и не повернуть вспять, не желая отмораживать уши или сдирать с физиономии налипшую корку из снега и льда. Они добежали за десять минут.

Даниилу казалось, что сердце у него неимоверно разбухло и сотрясается в лихорадочном темпе от диафрагмы и до самого горла. В боку немилосердно кололо, ноздри слипались, а судорожно разинутый рот хватал большими глотками ледяной ветер и снег, влетавшие в перестуженное, саднящее горло. Аркадий Леонидович бежал на два шага впереди, с трудом переставляя отяжелевшие ноги и упрямо нагнув голову в промокшей насквозь повязке, по которой расплывалось большое багровое пятно. Пальто его было расстегнуто, дыхание вырывалось паром сквозь стиснутые зубы, раз или два он пошатнулся так сильно, что Даниил был уверен – их безумный забег подошел к концу, но учитель всякий раз удерживался на ногах и продолжал проламываться сквозь ураган.

Стройплощадка вынырнула из мглы неожиданно близко: обрушенный ветром забор, одинокий прожектор, ворота, подмигивающий воспаленными красными фонарями серебристый автомобиль, а рядом, в облаках мельтешащего снега, метались несколько темнеющих силуэтов.
– Вот они! – Даниил хотел крикнуть, но из горла вырвался только сиплый писк.

Аркадий Леонидович прибавил ходу. Даниил, корчась от боли в боку, припустил за ним, стараясь не отставать. Ноги вязли в снегу, который становился все выше и уже доходил до щиколоток. Со стороны автомобиля донесся громкий хлопок и полыхнула бледная вспышка. Правее две тени сцепились в яростной схватке.
– Стоять! – заорал Аркадий Леонидович, из последних сил набирая воздух в горящие от морозного воздуха легкие. – Стоять!

Он несся прямо на Волка, застывшего с пистолетом в руке над лежащей Кариной, и вид его был страшен, словно вихрящийся снежный ад изверг из своих глубин самого жуткого из обитающих в его недрах демонов: перемотанная мокрыми бинтами голова окровавлена, глаза горят безумным огнем, лицо покрыто замерзшими потом и паром, рот разинут, распахнутое пальто развевается, как черная мантия.
– Стоять!!!

Филин взвизгнул, заметался с кувалдой в руке и отбежал за машину. Волк было отступил, но тут же вскинул пистолет, прицелился и выстрелил. Двенадцатиграммовая пуля разорвала ветер, разметала снежные хлопья в пяти сантиметрах от головы историка и с жужжанием улетела во тьму. Волк задергался, не решился на еще один выстрел, повернулся и рванул с места за секунду до того, как Аркадий Леонидович затоптал ботинками его следы и остановился рядом с Кариной. Она лежала на спине, снежинки таяли у нее на губах, волосы разметались черным по белому, огромные темные глаза широко распахнуты и смотрели без всякого выражения.

– Я же просила меня не искать, – выдохнула она.
– Можешь меня за это убить. Ты ранена?
– Нет, – неуверенно отозвалась она. – Не знаю. Кажется, нет.
Рядом засопел Даниил.
– Развяжи ее и помоги дойти до машины, – сказал Аркадий Леонидович. – А потом спрячьтесь там и ждите.
– А вы?..
Историк молча вытянул руку, показывая в сторону ворот, куда как раз вбегали две маленькие фигурки, одна из которых волокла большой молот…
– …Ромыч, что теперь делать? – хныкал на бегу Филин.

– Я тебе не Ромыч, – ответил Волк. – Спокойно, все еще можно исправить.
Да, можно было спасти положение, и он точно знал как. Мамочка не бросит своего шамана в беде, она не оставит его без защиты, нужно только успеть попросить, добежать до капища и сделать то, что гарантирует исполнение просьбы. Лишь бы успеть.

Они проскочили ворота. Волк обернулся: упрямый историк не отставал, он бежал, увязая в снегу, и размахивал руками, будто разгребая завесу бурана. Волк присел за сугроб у гусеницы бульдозера, подпустил преследователя ближе, тщательно прицелился, выстрелил и на этот раз не промазал: учитель неловко споткнулся и бултыхнулся лицом в снег. Волк навел пистолет еще раз и разрядил последний патрон: перебинтованная, похожая на мишень с красным «яблочком» посередине, голова в снегу дернулась. Волк отшвырнул ставшую бесполезной «Осу» и схватил Филина за рукав:

– Бегом, быстрее, быстрее!
Они спрыгнули с середины приставной лестницы в яму, по колено погрузившись в наметенный вьюгой сугроб. Ветер проваливался сюда по пути от моря к лесу, и стена, у которой стояла лестница, была завалена снегом уже почти на метр или больше; в глубине пол едва был прикрыт тонким белым покровом, сквозь который темнел плоский жертвенный камень. Филин в растерянности озирался.
– Ну а сейчас что?

Волк улыбнулся. Стены из грубой каменной кладки казались теплыми, они пульсировали и колыхались, как материнское лоно, готовое принять его обратно и защитить от всех бед. Вот он, его настоящий Дом, обитель его истинной Матери. Надо лишь все сделать как надо, а потом попросить…
– Дай-ка сюда. – Он вынул из рук Филина молот, перехватил его поудобнее, подбросил, взвешивая на ладонях. Приятель недоуменно таращил выпученные глаза.

– Я попрошу у нее помощи, – объяснил Волк. – Но чтобы все получилось, Мамочке нужна жертва. Так что прости, брат.

Он коротко размахнулся и врезал кувалдой Филину по колену. С треском сломался сустав. Филин с воплем упал навзничь, стукнувшись головой о широкую поверхность каменного алтаря, под которым в неглубокой песчаной могиле, обнявшись, как сестры, спали изуродованная кукла и мертвая кошка. Волк наступил ногой на шею другу, прикрыл глаза и мысленно прошептал просьбу, чуть не рассмеявшись от счастья, когда услышал ответ.

«Да, мой дорогой, да, мой мальчик, я вытащу тебя, спасу, не дам в обиду, только бей! Бей! Бей!»
Он открыл глаза и поднял кувалду над головой…

…Боль в правом бедре была страшной. Нога налилась пульсирующей тяжестью, на нее невозможно было не то что ступить, а даже пошевелить, и, может быть, это спасло его от второй пули: Аркадий Леонидович остался лежать на снегу, и оправленная в резину сталь лишь немного разминулась с его израненным черепом, оцарапала ухо, заставив вздрогнуть, и зарылась в снег. Он видел, как двое мальчишек скрылись в черном провале ямы, и тут же над капищем взвился причудливый вихрь, похожий на очертания тучной женской фигуры.

– Ну уж нет. – Аркадий Леонидович скрипнул зубами и встал, опираясь на левую ногу. Попробовал ступить на другую, заорал и снова повалился ничком. Глаза и рот забились белым и ледяным. Он выплюнул снег, проморгался, уперся коленом и пополз вперед, вперившись взглядом в чернеющий впереди каменный край. Ухватился пальцами за выпуклые валуны, подтянулся и увидел, как Рома Лапкович заносит кувалду над корчащимся в снегу школьным другом…

…В первый миг Волк подумал, что обрушились стены святилища – а может быть, само небо рухнуло вниз, не выдержав груза снежных масс. Что-то мягкое и тяжелое сбило его с ног, придавило, притиснуло к полу, вмяв лицо в снег, так что он некоторое время не мог встать и только трепыхался беспомощно, как недодавленный жук. Через мгновение тяжесть исчезла; он вскочил, отряхиваясь и отплевываясь, крепко сжимая ручку кувалды, которую так и не выпустил из рук. Перед ним, черный, как грозовая туча, стоял проклятый учитель истории, Аркадий Леонидович Майзель, и тянул вперед огромные руки.

Женя ползал и выл, оставляя в снегу кровавую полосу от страшной открытой раны в колене. Рома по-волчьи оскалился, занес молот и махнул им в сторону своего противника. Аркадий Леонидович отшатнулся; кувалда была слишком тяжелой, удар получился медленным, и он легко перехватил оружие одной рукой, резко дернув молот на себя и вырывая его из мальчишеских рук. Рома отпустил рукоять; Аркадий Леонидович пошатнулся, по инерции сделал шаг назад и упал, ударившись спиной о булыжники стен. В вое вихря послышался озлобленный женский визг. Рома бросился было вперед, но учитель уже поднимался, опираясь на ручку кувалды и не отводя пылающего, грозного взгляда, и он метнулся к деревянным ступенькам, мигом взлетел по ним вверх, сбил лестницу ударом ноги и исчез за краем ямы.

Женя уже не кричал, а только пищал, тонко и жалобно, как выпавший из гнезда птенец.
Аркадий Леонидович поднял лестницу, приставил ее к верхнему краю кладки и, с трудом опираясь только на левую ногу, кое-как выкарабкался наружу. Мощный снежный заряд ударил в лицо. Ураган уже не выл – грохотал, а издалека доносились мощные, протяжные стоны штормовых волн.
– Рома! – Голос потерялся, разорванный ветром. – Рома!

От края ямы вела цепочка следов. Аркадий Леонидович, опираясь на молот, как на трость, пошел по ним, вглядываясь в белую мглу.
– Рома! – Имя унесло к лесу, и оно потерялось среди тьмы и гула деревьев.

Неглубокие лунки следов стремительно заносило снегом. Аркадий Леонидович постарался, как мог, ускорить шаг. Отпечатки ног в глубоком снегу становились все менее заметными, но он упрямо шел и шел по ним, перебираясь через стальные листы поваленного забора, спотыкаясь, теряя из виду едва заметные углубления, снова находя их, продолжая путь сквозь визжащую женским голосом бурю – до самого конца, пока стон бушующих волн не превратился в рев, а шипящая белая пена разъяренных бурных валов не смахнула с заснеженного побережья последний след, уходящий в море…

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь