Крокодил — Lurkmore
Крокодил — LurkmoreРады приветствовать Вас!
К Вашим услугам - качественный товар различных ценовых категорий.
Качественная поддержка 24 часа в сутки!
Мы ответим на любой ваш вопрос и подскажем в выборе товара и района!
Наши контакты:
Telegram:
ВНИМАНИЕ!!! В Телеграмм переходить только по ссылке, в поиске много Фейков!
Внимание! Роскомнадзор заблокировал Telegram ! Как обойти блокировку:
http://telegra.ph/Kak-obojti-blokirovku-Telegram-04-13-15
Все они заражены ВИЧ, некоторые больны открытой формой туберкулеза. В кухне деревянного дома темно и тесно. За столом сидит Яга. В руке у Яги мокрая губка, которой она стирает фосфор со спичечных коробков. У Яги руки красные и костистые. У газовой плиты худой мужчина по имени Миша. Спичечными руками он держит над конфоркой эмалированную крышку кастрюли. Кухня взвизгивает — Миша водит лезвием по крышке, соскребая выпаренный кодеин. Когда Миша начинает стучать пластиковой бутылкой по столешнице, Яга объясняет:. Это он засыпал колеса и соду. Сейчас будет греть бензин… Подходит только девяносто второй газ… промовский. Мы бегаем, просим… Попро… шайничаем… А все такие жадные… А это сестра моя, Светка, — представляет она худую высокую девушку, вошедшую в кухню. Сестры тускло следят за Мишей, не пропускают ни единого движения. Идет время, и начинает казаться, что эти трое — один живой организм. Все понимаешь и все равно колешь. Деньги даю я, а колются все. Но начальник меня поймал и уволил. Мать жалко, она на пенсии уже, но и то на работу устроилась, чтобы нас, дылд, прокормить. Она недавно в больнице лежала — с сердцем. Лает собака, все вздрагивают. Согнутая фигурка пересекает двор с покосившейся теплицей. Ее можно принять за девочку. Но когда она подходит ближе, видна землистая одутловатость лица. Вот Светка хочет себе мужчину найти. Ей нужен с таким же диагнозом. Как у всех нас. Но зависимость есть зависимость. Тут — от наркотиков, там — от бога. И голова как бы это… сразу на триста шестьдесят градусов поворачивалась. Каждый раз его голос звучит неожиданно. Его легкие движения доведены до автоматизма, и потому кажется, что его в кухне нет, что он прозрачен, что Миша — человек-невидимка. К нам даже прикасаться не хотят. Я очень их боюсь, особенно туберкулезного дыхания Миши. Яга наливает мне чай, и я его пью — едва касаясь губами гладких краев кружки. И мне кажется, что глоток за глотком я впитываю чужой ВИЧ и туберкулез. Яга приседает, выворачивает запястья и, упираясь в пол огромными ступнями, отъезжает от одного края подоконника к другому. Хватается за ручку оконной рамы, переносит всю силу на нее и держится. Открывает глаза и, по-прежнему вися на ручке, уставляется в занавеску — голубую, с разводами. Ее глаза оживляются, приникают к занавеске ближе. Что она там видит? Света лежит на узкой кровати, закинув руку за голову. Миша прощупывает ее подмышку. Под его пальцами в ней набухает вена. Лицо Светы набухает тоже, она шарит глазами по стене, обклеенной голубыми обоями. Миша вкалывает в вену иглу. Поршень шприца опускается, загоняя в подмышку темно-желтую жидкость. Ее лицо быстро расслабляется, на мгновение в ее глазах мелькает изумление: Миша перебирает Анины пальцы. Втыкает иглу в безымянный, крутит. То же самое, что и в пальцы, — просит Аня, но Миша кладет полный шприц на кровать и уходит. Кожа от икр до колена покрыта гангренными пятнами и глубокими язвами. На щиколотке болтается слабо повязанная церковная косынка. Глядя на Анины ноги, я придумываю сказку, в которой сейчас оказалась Яга, нырнув в занавеску и встретив там крокодила. Злой, он живет в сказке. Все, кого он укусит, превращаются в рептилий — их кожа покрывается бугристыми шрамами. Аню он укусил за ногу, но ее пока спасает заговоренная косынка. Впрочем, стоит ей развязаться…. В кухне варят вторую порцию. Света измельчает скалкой таблетки, положив их между двух бумажных листов. На табуретке у окна незнакомая женщина. Ей сильно за сорок. Пальцем она зажимает вену на сгибе руки. Уколовшись, женщина запрокидывает голову. Присев перед Аней на колени, Старая рабочими пальцами защипывает язву на ее ноге и давит. Утром встаешь, быстрее уколоться надо, ищешь вену, ищешь, потом надуваешь, куда попало. А кайфа давно нет. Через час все снова начинает болеть, крутить. С места встать невозможно. Я колюсь, чтобы быть как ты. Через час мама придет! Аня, встань у окна! Аня вскакивает и встает у окна. Света в ответ огрызается, но тоже встает, подходит к шкафу и достает с полки атласную ленту. Надо встать под купол, под центральную точку, оттуда богу лучше слышно. Так меня бабушка учила. Только взамен надо обязательно что-нибудь отдать. Я отказайась, он мне дай Ойега. У меня бойше ничего нет. Со звонка матери прошел уже час и пятнадцать минут, но кажется, в этой кухне и время живет по своим законам. За столом остаюсь только я. У меня на плече маленькая сумка. В ней телефон и деньги. Сними я сумку, Яга б ее украла. Звонит мой телефон — приятель приглашает в театр. Наркотики — это вообще не мое! Только этот ВИЧ, он меня… и то, что мне осталось жить-то…. Я ж все равно добрая Ягушка. Пошел ты на х…, б…. Через час мама придет, б…. Миш-ша, Марину надо покормить, б…. Она с утра не ела, б…. Ну, вот я х…ню такую сделала. Мать приезжает через два часа. Она входит в кухню. Выражение лица никак не меняется, когда она обводит усталыми глазами бутылку, крышку, шприцы и всю компанию. На Яге джинсы, куртка и резиновые шлепанцы. У меня в руках большой пластиковый пакет с бензином, содой, соляной кислотой, спичками, йодом и капроновым чулком. Яга оглядывается по сторонам. В Екатеринбурге, как теперь по всей России, запрещена продажа препаратов, содержащих кодеин. Но все наркоманы города знают аптеки, в которых таблетки можно купить нелегально, с переплатой и без упаковок. Мы поднимаемся по лестнице и осторожно открываем дверь. За прилавком, отделенная от нас стеклом, полная румяная женщина в белом халате. Она быстро пробегает по Яге узнавающим взглядом и задерживается на мне. Я выставляю вперед пакет. И тропикамид — две упаковки. Аптекарша наконец поднимает на меня бледно-голубые глаза. Леденцы сбивают ее с ритма, и она суетится. Яга быстро сгребает лекарства. Сегодня мы варимся у Ани, пока ее родители на работе. Он варится у кого-то другого. За это ему дают бесплатную дозу. На этой чужой кухне, заполненной чистым светом, глаза ее под тонко выщипанными бровями кажутся голыми. Мне хочется пойти погулять… — говорит она голосом смертельно больной. Он меня по лицу стукнул… Он просил прощения, говорил: Я не могу допустить, чтобы меня так унижали. Вместе с порошком в нее падает солнечный луч из окна. То кажется, что никого я и не любила. Кажется, я и родителей не люблю. Сидя за столом, я разглядываю их спины со взломанными лопатками. Они словно звери, в засуху пришедшие на водопой. Следующая — Света, она сестра Яги. Их мир ограничен несколькими метрами с газовой плитой под вытяжкой в центре. И это не мир в мире, а мир сам по себе. Есть только четкие законы выживания. Нет истины, нет уверенности ни в чем, даже в том, что завтра взойдет солнце. Этот мир возникает там, где люди начинают играть в игру с жизнью. Она лежит в большой комнате на диване. Без свитера, в одном лифчике. У нее смуглый и неожиданно тугой живот, молодые руки. Чтоб у нее приступ был. Мне так стыдно, Марин. Папа не знает, что у нас ВИЧ, мы бережем его, а то он совсем сопьется. Мы и маме не говорили, но она все равно своего добилась — узнала. Потом плакала все время, плакала. Сколько раз меня милиция ловила, сколько били меня! Один раз в магазин зашли, парни мартини всякие вытащили — полные сумки. А я их прикрывала. Они сбежали, я не успела. Я со стула один раз упала — они по почкам били. А мне, ты же видишь, и одного хватит. Меня толкни — я упаду. Они еще предлагали мне залезть в камеру, выпытать информацию о барыгах. Я воровка, но я никого не сдаю. Там, в Чкаловском, тебе прямо в кабинете героин насыпают. Вмажешься там, главное — с собой нельзя уносить. Но все знают, что я не сдаю. На фото Аня в пышном свадебном платье, отороченном мелкими голубыми цветочками. Жених белобрысый, в костюме, с обычным лицом. Год две тысячи второй. Я с ним вчера поругалась. Я-то забеременела перед свадьбой, а я уже тогда маленько пила. Я же школу закончила хорошо и институт. Работала на авиационном заводе. Ну, вот я и решила…. Только теперь я нормального не рожу. В комнату заходит Света и останавливается возле коробок с рассадой. Трогает пальцами хрупкие головки ростков. В женской консультации сказали: Мне не сказали, что он может не передаться ребенку. Она скоро умрет, а ребенок с кем? Я не могу так жить! А я ж не знала, что беременна. Пошла в туалет, и из меня вывалился этот… плод. Он как бы вот здесь у меня зацепился, — она показывает между ног. Там такие еще ручки были. А лица еще не было. Утром следующего дня Яга насильно надевает на меня теплую жилетку Светы. С Ягой мы выходим из благополучного подъезда. Проходим несколько кварталов, заходим в подъезд многоэтажного дома. Толкни ее — и откроешь. И ребенок там сидит. Все колются, а он сидит и смотрит. Ему уже лет восемь. Говорят, от этих запахов дебилом становишься. Еще там на балконе урна с прахом мужа хозяйки. Он два года назад умер. Мы зайдем по-быстрому, ты не бойся ничего. Это нам уже кладбище светит, а у тебя вся жизнь впереди. Ты воспитанная и сильно от нас отличаешься. У тебя жизнь другая. Тебя вон кто-то в театр зовет. А мы-то все обзавидовались. Поднимаемся на четвертый этаж. Здесь стойко пахнет бензином. Железная дверь выкрашена в психбольнично-синий цвет. Она открывается осторожно, и по лицу, когда мы заходим, шершаво бьет синее шерстяное одеяло, вывешенное в проеме, — сырое и вонючее. Квартира встречает влажным дыханием. От синтетического паласа тянет клопами. Стены без обоев, с блевотными разводами на штукатурке. В центре на стене цветной детский алфавит. Здесь темно и сыро, как в густом лесу. Бледные опухшие мужчины на пахнущем мочой диване, словно грибы, выросшие в ядовитой чаще. В единственном кресле сидит разбухшая девушка. Она лениво приоткрывает глаза — опухшие щелки. Для того чтобы войти в ядовитую муть этой комнаты, надо сделать над своей ногой усилие, оторвать ее от пола и ступить вперед. Аня долго ищет вену. Заглядываю на открытый настежь балкон. Вот она, урна с прахом. Думаю, каково ему тут лежать два года подряд и наблюдать из открытой двери, что происходит с его женой и ребенком. Хорошо бы прах развеять, еще думаю я. Их украли еще в квартире у Ани. Старая, Миша, Света или сама Яга — неважно кто. Важно лишь то, что по законам своей игры они неподсудны. Яга быстро ретируется за дверь, пока сидящие на диване не проснулись и не потребовали чего-нибудь взамен. Я спешу за ней, не подавая виду, что спешу. Она ковыляет по лестнице. По ее движениям видно: Яга приседает и машет вывернутыми запястьями. Под мышкой у нее окровавленная салфетка. Миша промахнулся и надул. Она кокочет и бьется головой в невидимую преграду. Ты имеешь право получить свое чудо! Но я хочу дать тебе больше. Все сокровища неба принадлежат тебе по праву. Прошу тебя только об одном: Я хочу спросить Аню, что это за высокопарная фигня, но вижу, что она плачет. Я беру у нее листок и перечитываю его вслух, с выражением. Когда я дохожу до середины, Аня зажимает рот ладонью. И тогда я понимаю, что письмо это, составленное каким-то недалеким пастырем, — именно то, что нужно Ане, Свете, Мише и Яге. Их вера в чудо в бессчетное количество раз сильнее моей. Они верят в чудо до последнего, и вера эта не умирает вместе с ними — человек уходит, но игра-то продолжается. Яга колеблется, потом протягивает большую руку, осторожно берет розу. Там уже варится Миша. Яга наливает в бутылку воду, ставит в нее розу. Берется за спички и губку. Меня она как будто не замечает. Боюсь я за нее…. Я стою собранная в коридоре и держусь за ручку двери. Здесь я словно ходила по узкой кромке острого лезвия и теперь чувствую: Из комнаты выбегает Аня без штанов. На щиколотке болтается косынка. Ее руки снова в крови и гное. Она бросается мне на шею, я застываю и не ловлю руками ее худую спину. Она все равно упадет. Это лишь вопрос времени. Сейчас она повисла и держится на желтой бумажке — письме небесного отца. Во дворе меня ждет такси. Слышу тяжелые шаги за спиной и в надежде оборачиваюсь. Яга спускается не спеша. Дойдя до меня, недолго раскачивается, словно перед невидимой преградой. Потом делает рывок, поднимает тяжелые руки и прижимает меня к себе. Машина выезжает со двора. Я оборачиваюсь и вижу, как за нами медленно и тяжело идет Яга. Но я не прошу водителя остановиться. Приобрести месячную подписку всего за рублей Приобрести. Тем самым сделан важный шаг по снятию одного из главных возражений против строительства трубопровода — его, якобы, опасностью для окружающей среды. В ход пойдут как скидки и акции, так и прямое снижение цен. Однако радоваться по этому поводу россиянам не стоит торопиться, считают эксперты.
Этот опасный наркотик «крокодил». Дезоморфин - или город живых мертвецов.
Закладки экстази в Набережной Челны
Этот опасный наркотик «крокодил». Дезоморфин - или город живых мертвецов.
Этот опасный наркотик «крокодил». Дезоморфин - или город живых мертвецов.
Temirtaw metamfetaminin sat?p alw
Этот опасный наркотик «крокодил». Дезоморфин - или город живых мертвецов.
Этот опасный наркотик «крокодил». Дезоморфин - или город живых мертвецов.
Этот опасный наркотик «крокодил». Дезоморфин - или город живых мертвецов.
Этот опасный наркотик «крокодил». Дезоморфин - или город живых мертвецов.
Этот опасный наркотик «крокодил». Дезоморфин - или город живых мертвецов.
Закладки метамфетамин в Нижнем Новгороде
нюхательный наркотик, 6 букв, сканворд
купить курительные миксы Зеленодольск