Критический взгляд на левацкий миф: «невиновен» ли Джо Хилл?

В прошлом месяце, 19 ноября, исполнилось 105 лет со дня казни всемирно известного мученика социалистического движения, поэта Джо Хилла. Я никогда специально не интересовался его биографией, и знал о нем только в общих чертах, то, что «положено» знать. Что родился Джо Хилл (имя при рождении Йоэль Эмануель Хагглунд) в Швеции, эмигрировал в США, там вступил в синдикалистское профсоюзное движение «Индустриальные рабочие мира» (также известные как «уоббли»), стал известным своими песнями об освободительной борьбе трудового народа. А потом был обвинен в убийстве и по приговору суда расстрелян. Согласно официальному левацкому «житию» Джо Хилла, власти полностью сфабриковали обвинение. На самом деле, дескать, он не убивал владельца продуктовой лавки, бывшего полицейского офицера Джона Моррисона и его 17-летнего сына, а был в тот вечер на свидании с замужней женщиной, имя который он сообщить отказался, чтобы не запятнать ее репутацию. Одним словом, казнь Джо Хилла – это результат заговора бизнесменов, властей и полиции с целью отомстить видному участнику ИРМ и дискредитировать само движение. Сам же революционный поэт стал невинной жертвой. «Его оружием была песня» – такими заглавиями часто начинаются левацкие статьи о Джо Хилле. И в том, что песня была его оружием, сомневаться не приходиться. Но только ли она? Без вины осужденный мирный певец Джо Хилл – не очередной ли это левый миф, прилизанный и припудренный в угоду морали и законническим предрассудкам эксплуататорского общества?

Недавно в руки мне попалась книга британского историка и журналиста Патрика Реншава (Patrick Renshaw) «Уоббли: история ИРМ и синдикализма в Соединенных Штатах» («The Wobblies: the story of the IWW and syndicalism in the United States»). Исследователь затрагивает и судьбу Джо Хилла, одного из самых знаменитых «уоббли». Стоит сразу оговориться, что в введении к своей работе Реншав демонстрирует умеренно левые взгляды, поэтому шокирующие разоблачения образов с левацкого иконостаса – явно не по его части. Автор отмечает, что деятельность Джо Хилла внесла значительный вклад в развитие ИРМ, а его посмертная легенда приобрела огромное значение для всего мирового левого лагеря. Используя доступные ему источники и внушительную библиографию, Реншав подтверждает «традиционный» вывод относительно двойного убийства в лавке Моррисона – с юридической точки зрения вина Джо Хилла доказана не была, и буржуазный суд продемонстрировал крайнюю предвзятость и ангажированность, приговорив его к смертной казни. Но одно дело – вина юридическая, а другое – фактическое участие в «преступлении». И здесь однозначные выводы делать трудно, считает Реншав. По его мнению, есть основания полагать, что Джо Хилл действительно принимал участия в убийстве Джона Моррисона и его сына.

Джо Хилл – мученик и легенда, и как это часто бывает с легендами, начальный период его биографии окутан завесой тайны. Мы знаем, что Йоэль Эмануель Хагглунд родился в 1879 году в шведском городе Евле, но данных о его семье не так много. Известно, что у него было несколько братьев и сестер. В 1902 году Хагглунд эмигрировал в США, куда между 1851 и 1930 годами уехали 1,5 миллиона шведов. По противоположную сторону Атлантики он первый раз сменил имя – теперь его звали Джозеф Хиллстром. Вместе с другими работниками-мигрантами он кочевал по городам в поисках средств на жизнь, и в итоге оказался на Западном побережье, в Калифорнии. Приблизительно в 1910 году он вступил в ряды «Индустриальных рабочих мира». Эта организация, как и другие синдикалистские профсоюзы в разных странах, выступала за всеобщую стачку, в ходе которой рабочие должны были овладеть всеми средствами производства. Одновременно синдикалисты боролись за немедленное улучшение положения трудового народа путем прямого действия – забастовками и саботажем. Нынешние беларуские оппозиционеры называют забастовку самым мирным методом, но «уоббли» с ними бы точно не согласились. Их забастовки регулярно сопровождались столкновениями с полицией, со штрейкбрехерами и с правыми. Отношение участников раннего ИРМ к революционному насилию прекрасно отражено в написанной самим Джо Хиллом балладе о Кейси Джонсе. Машинист-штрейкбрехер Кейси Джонс продолжил работать, в то время как остальные рабочие объявили забастовку, и тогда сознательные пролетарии устроили саботаж железнодорожного полотна (существует несколько вариантов, как именно) на пути следования его локомотива, в результате чего Джонс утонул. Именно простые, но яркие, страстные, и до самой глубины души бунтарские песни сделали Джо Хилла, как он стал представляться после вступления в ИРМ, известным среди синдикалистов.

В 1911 году Джо Хилл участвовал в компании поддержки Мексиканской революции и, по некоторым данным, сам дрался в рядах повстанцев. В 1912 году в Сан-Диего во время одной из компаний ИРМ за свободу слова (свобода слова гарантировалась американской конституцией, но на радикальные организации трудового класса она не распространялась) он был сильно избит и получил несколько ножевых ранений. В июне 1913 года поэт вновь находится на передовой классовой борьбы – он участвует в забастовке докеров в порту Сан-Педро. Его арестовали и приговорили к 30 суткам тюремного заключения за «бродяжничество». Стоит отметить, что вскоре после вступления в ИРМ Джо Хилл оказался безработным, поскольку его имя было внесено в черные списки бизнесменов Западного побережья. Ни один толстосум не хотел нанимать знаменитого «уоббли».

Возможно, именно отсутствие работы заставило его отправиться летом 1913 года в Солт-Лейк-Сити, штат Юта. Существует также версия, что его, достаточно опытного организатора, направили туда коллективным решением участников ИРМ. Или же совпали оба эти фактора. Но и в Юте у революционного поэта с его громкой репутацией возникли проблемы с устройством в наемное рабство. При этом, как отмечает в своей книге Реншав, на типичного безработного Джо Хилл никак в эти годы не походил. У него всегда имелись необходимые для жизни средства, и ходил он не в изношенных лохмотьях, а в новой и опрятной одежде. К этому можно добавить, что еще в Калифорнии Джо Хилла один раз арестовывали по подозрению в вооруженном ограблении, но быстро отпустили из-за отсутствия улик. Иными словами, есть зыбкие, неподтвержденные, но все же основания полагать, что помимо синдикалистской борьбы на рабочем месте поэт занимался тем, что экспроприировал деньги у богатых и отдавал их тем, кому они нужнее, в том числе самому себе.

Город Солт-Лейк-Сити, 10 января 1914, приблизительно 10 часов вечера. Владелец бакалейной лавки, бывший офицер полиции Джон Моррисон и его сыновья – 17-ти летний Арлинг и 14-ти летний Мерлин – уже собираются закрываться. В это время в магазин врываются два вооруженных человека, их лица закрыты красными шарфами. Такой же шарф впоследствии обнаружат в доме Джо Хилла. Согласно показаниям выжившего Мерлина, один из них произнес, обращаясь к лавочнику: «Наконец-то мы тебя поймали!» Сразу после этого нападавшие открывают огонь, Джон Моррисон падает на пол. Арлинг успевает произвести ответный выстрел и, согласно показаниям его младшего брата, попадает в одного из налетчиков. Нападавшие стреляют и в Арлинга. После этого они скрываются, а на полу бакалейной лавки остаются лежать два трупа.

Позже той же ночью Джо Хилл обратился с огнестрельным ранением в область левого легкого к доктору Франку Макхагу, принимавшему пациентов неподалеку от места происшествия. Пуля прошла навылет, не задев жизненно важных органов. Революционный поэт, тогда не знавший, чем все закончится, врачу впервые изложил ту самую «романтическую» историю, которую он не изменит в ходе процесса. На свидании с замужней женщиной он был ранен ревнивым супругом. Имя же своей подруги он не считает возможным разглашать, поскольку ее репутация превыше всего. Доктор заметил, однако, что и пациент был вооружен револьвером. Этот револьвер впоследствии не найдут – поэт избавится от него. После перевязки Макхаг вызвал машину, которая отвезла Джо Хилла домой. А на следующий день, прочитав в газете о случившемся в бакалейной лавке, добрый доктор поспешил сообщить «куда следует» о ночном визите.

Но зачем Джо Хиллу стрелять в лавочника? В ходе процесса ни сторона обвинения, ни вынесший смертный приговор судья не смогли назвать точных мотивов, которыми якобы руководствовался обвиняемый. Однако это не значит, что их не было, считает Патрик Реншав. Убийство не было эксцессом в ходе ограбления: деньги из кассы остались на месте. Восклицание «наконец-то мы тебя поймали!» перед стрельбой указывает на то, что нападавшими двигало чувство мести. Как мы помним, лавочник, до того, как открыть свой бизнес по продаже бакалейной продукции, служил в полиции. Возможно, поэт был знаком с одним из «бандитов», убитых Джоном Моррисоном в его бытность полицейским, предполагает исследователь. Еще более убедительный след ведет к соседу Джо Хилла, Отто Аппельквисту. Квартира, в которой они вместе проживали, являлась фактическим штабом «Индустриальных рабочих мира» в Солт-Лейк-Сити. В сентябре 1913 года неизвестные пытались ограбить лавку Моррисона, но тогда торговцу удалось отбиться. Приблизительно тогда же Аппельквист получил пулевое ранение в руку. Это совпадение является косвенным доказательством участия друга Джо Хилла в сентябрьском налете. А желание Отто Аппельквиста отомстить могло стать мотивом январского нападения. Весомой уликой против Джо Хилла стали действия его соседа уже после двойного убийства в бакалейной лавке. В ночь на 11 января, через несколько часов после перестрелки, Отто Аппельквист покинул Солт-Лейк-Сити. На этом все сведения о нем обрываются – его дальнейшая судьба неизвестна.

Патрик Реншав отмечает, что изначально в планы властей не входило обвинять в двойном убийстве именно известного члена ИРМ. Между перестрелкой в лавке Моррисона и арестом Джо Хилла прошло три дня, за это время полиция арестовала по подозрению в этом «преступлении» почти два десятка человек; их отпустили только после тщательных допросов. И даже когда Джозеф Хиллстром (по документам) оказался в тюремной камере, прошло некоторое время, прежде чем детективы поняли, что в руках у них находится тот самый знаменитый «уоббли». К тому же сам Джо Хилл версию о преследованиях по политическим мотивам в первые дни заключения не выдвигал, а наоборот, старался не впутывать синдикалистскую организацию в случившееся. Поэтому Реншав считает, что о заранее спланированной атаке властей на ИРМ говорить в данном случае не приходится. Но когда полицейским стало понятно, кто сидит у них в камере в качестве главного подозреваемого, их рвение действительно усилилось.

То, как арестовывали Джо Хилла, прекрасно демонстрирует возможные причины убийства бывшего полицейского Джона Моррисона. Раненый поэт лежал в постели, когда копы ворвались к нему домой. Ни о каком сопротивлении с его стороны не могло быть и речи, но все равно в него начали стрелять и попали в руку. Полицейская жестокость и убийства подозреваемых во время задержания были (и остаются) в США в порядке вещей, и поэтому лавочника и бывшего копа Джона Моррисона невинной жертвой назвать никак нельзя. Более справедливым кажется утверждение, что он получил по заслугам, независимо от того, принимал Джо Хилл участие в его убийстве или нет.

Суд над Джо Хиллом проходил в Солт-Лейк-Сити с 17 по 28 июня 1914 года. Уже после его начала поэт ИРМ отказался от двух своих адвокатов, мотивировав это их сотрудничеством с обвинением. От дачи показаний он отказался. Как известно, с точки зрения формальных правил буржуазного правосудия не обвиняемый должен доказывать свою невиновность, а обвинение – его или ее вину. Однако против Джо Хилла имелись только косвенные улики. Его не смог опознать Мерлин Моррисон, единственный непосредственный свидетель произошедшего в бакалейной лавке. Это, правда, частично объясняется тем, что лица нападавших были закрыты. Показания доктора Макхага также едва ли можно было признать достаточными для обвинительного приговора, поскольку в ночь происшествия не только Джо Хилл обращался за медицинской помощью с огнестрельным ранением. Револьвер, из которого якобы стрелял обвиняемый, найден не был, а наличие красного шарфа было не более чем косвенной уликой. И даже исчезновение Отто Аппельквиста само по себе не доказывало участие Джо Хилла в убийстве. И все равно суд приговорил его к смертной казни. Казнить поэта «Индустриальных рабочих мира» должны были 1 октября 1915 года.

«Уоббли» развернули международную кампанию солидарности. В апелляционном суде штата Юта интересы Джо Хилла представлял нанятый ИРМ опытный адвокат Оррин Н. Хилтон, прежде неоднократно помогавший рабочему движению в юридических вопросах. Он обратил внимание апелляционной инстанции на ряд несостыковок в версии обвинения. Ранение Джо Хилла было сквозным, но пуль из оружия, которое использовал успевший выстрелить Арлинг Моррисон, в лавке обнаружено не было. Хилтон настаивал также, что обвиняемый был ранен, когда держал руки над головой, поскольку дыра в его пальто находилась на четыре дюйма выше раны на теле. Это соответствовало показаниям самого Джо Хилла – согласно его обращению в апелляционную инстанцию, когда свидание было прервано появлением ревнивого супруга, к тому же вооруженного, он сразу поднял руки во избежание инцидента. Впрочем, как отмечает Патрик Реншав, в своих показаниях, представленных апелляционной инстанции, Джо Хилл лгал. Так, поэт ИРМ утверждал, что вечером 10 января он вообще не был вооружен, что противоречит свидетельствам доктора Макхага. А ведь если бы делавший перевязку Макхаг не заметил у пациента револьвер, то и в полицию он, вероятно, не обратился бы. К тому же до апелляции Джо Хилл не отрицал, что во время обращения к врачу у него был револьвер.

С точки зрения установления фактической «невиновности» Джо Хилла важно отметить, что в апелляционной инстанции поэт оставил без внимания два центральных вопроса, ответы на которые могли бы привести к изменению приговора: почему скрылся его сосед Отто Аппельквист и кто та неизвестная, ради встречи с которой он рисковал жизнью. На втором пункте стоит остановиться отдельно. Впоследствии история о злополучном свидании начала кочевать из одной левацкой публикации о Джо Хилле в другую как некий установленный факт. Но ведь слабость этого алиби лежит на поверхности. Между арестом Джо Хилла и его казнью прошло почти два года. И за это время, как, впрочем, и после, так никто и не узнал, с кем он проводил вечер 10 января 1914 года. Если мы исходим из того, что версия защиты правдива, то поведение обвиняемого объясняется его благородством: он поставил репутацию дамы выше собственной жизни. Но вот как объяснить ее решение оставаться инкогнито? В конце концов, речь шла о смертной казни, и тут уж всякие лицемерные буржуазные условности вроде фасада «честного супружества» должны идти лесом. Неужели «уоббли» не предоставили ли бы ей защиту от мести со стороны мужа или кого-либо еще, если бы она решилась дать свидетельские показания? И тем не менее таинственная незнакомка так и не объявилась.

Как отмечает Реншав, другие аргументы защиты тоже можно поставить под сомнение. Несоответствие в высоте между дырой в пальто Джо Хилла и раной на его теле объясняется тем, что стрельба велась на короткой дистанции, с использованием углов в качестве укрытий. А при стрельбе из-за угла и вообще при активном движении верхняя одежда, тем более такая просторная, как пальто, не прилегает вплотную к телу. Тот факт, что пуля, выпущенная Арлингом Моррисоном в одного из нападавших, не была обнаружена в бакалейной лавке, также не является гарантией фактической «невиновности» Джо Хилла – она могла вылететь на улицу.

Подчеркну, что левая публицистика о Джо Хилле просто игнорирует эти важные обстоятельства, которые указывают на его возможное участие в убийстве лавочника, и чтобы узнать о них, мне понадобилось ознакомиться с исследовательской литературой. В итоге в сознании сторонников левых и даже анархических идей мы видим этого известного участника ИРМ в качестве беззащитной жертвы, казненной исключительно за мирную творческую и пропагандистскую деятельность. Веские доводы, разрушающие созданный левацкой публицистикой пацифистский образ Джо Хилла, просто игнорируются.

Но почему так сложилось? Здесь стоит отметить, что среди всех известных мучеников ИРМ 1910-х годов исключительно Джо Хилл стал легендарным борцом не только для анархистов и синдикалистов, но и для большевиков и социал-демократов (в 1920-е годы такая же судьба постигла анархистов Николу Сакко и Бартоломео Ванцетти). Другие отдавшие жизнь в борьбе знаменитые «уоббли» – современники Джо Хилла, как например Франк Литтл или Уэсли Эверест, не получили даже малой доли его известности вне рядов «Индустриальных рабочих мира». Это объяснимо. Литтл был голосом наиболее радикальных участников ИРМ в Генеральном совете этой организации, он активно выступал за расширение практики саботажа. После вступления США в Первую мировую войну он вел самых непримиримых врагов милитаризма, которые призывали ответить массовыми забастовками на мобилизацию. В августе 1917 года, в городе Бьютт, штат Монтана, неизвестные, которыми скорее всего были агенты Пинкертона или местные полицейские, похитили Франка Литтла и повесили его на железнодорожной эстакаде. Однако антимилитаризм, радикализм, открытая приверженность прямому действию сделали Литтла неудобной фигурой для «широкой левой», несмотря на эту казнь без суда и следствия.

Таким же неудобным оказался и Уэсли Эверест. Этот герой революционного движения прошел Западный фронт Первой мировой войны, а по возвращении домой присоединился к «Индустриальным рабочим мира». 11 ноября 1919 года в городе Сентралия, штат Вашингтон, правая ветеранская организация «Американский легион» праздновала годовщину окончания военных действий в Европе. Во время парада вооруженные легионеры, действовавшие в сговоре с боссами местных лесопильных компаний, напали на офис ИРМ. Находившиеся внутри «уоббли» начали отстреливаться, и в ходе столкновения Уэсли Эверест убил одного или двух нападавших. Тем же вечером он был арестован. До суда, как и в случае с Литтлом, дело не дошло. Полиция и местные власти позволили группе правых прислужников бизнеса похитить Эвереста из тюремной камеры. После продолжительных пыток его повесили на мосту через реку Чехалис и изрешетили пулями уже мертвое тело. Несмотря на эту героическую смерть, имя Уэсли Эвереста в общелевом лагере известности не получило. Ведь Эверест совершенно не походил на беззащитную жертву и мирного пропагандиста – за дело самоуправления и самоорганизации он сражался с оружием в руках. Такие герои в авторитарном левом лагере были не нужны.

С Джо Хиллом получилось по-другому. Его большевики и социал-демократы смогли включить в свою мифологию, сделав «общелевого» поэта из этого убежденного сторонника самоорганизации, прямой демократии и радикального, насильственного прямого действия. При этом, конечно же, его наделили чертами, которые они хотели видеть в покорном, лишенном инициативы рабочем классе. Его «невиновность» была особенно важна – не мог же он быть каким-то там «мелкобуржуазным террористом», «бандитом-анархистом» или даже сочувствующим таким методам. Ведь для авторитарных социалистов аксиомой является подчинение трудовых классов партийным лидерам. Насилие, соответственно, может быть санкционировано исключительно этими лидерами, для завоевания тех (как правило, ограниченных) целей, которые политическая социалистическая верхушка считает приоритетными. Революционное насилие по инициативе антиавторитарных групп или самоорганизованного трудового народа считается недопустимым. Согласно левацкому мифу, такое насилие Джо Хилл не мог использовать или поддерживать. То, что известный «уоббли» был казнен без доказательств его вины, предоставляло авторитарным левым дополнительные возможности для создания нужного им образа этого революционера. Сам же казненный сказать уже ничего не мог, его легенду дописывали те, кто установили идеологическую гегемонию внутри левого лагеря. Поэтому в левацкой публицистике о Джо Хилле мы видим миролюбивого романтика, ставшего безвинной жертвой сильных мира сего. Реальные убеждения революционного поэта, как и его возможная причастность к экспроприаторской практике, исключались или ретушировались. Но самое удивительное во всем этом – даже не левацкое мифотворчество, а то, что для многих нынешних анархистов Джо Хилл – невинная жертва милей и удобней, чем Джо Хилл – экспроприатор. В анархических публикациях о нем можно наткнуться на пассажи, что, дескать, поэт имел «современный взгляд на удовольствие и развлечение», хотя неоднозначность этого вывода очевидна – бодрая революционная песня в день стачки и столкновений с полицией не то же самое, что разделяемый частью сегодняшних анархистов потребительский по сути культ веселого времяпрепровождения. При этом и в анархических статьях, как правило, не упоминаются аргументы в пользу использования Джо Хиллом вооруженного насилия, с которыми я ознакомился в исследовании Патрика Реншава. Но почему мы должны упорно исключать эту возможность? Разве это справедливо по отношению к памяти казненного героя? Неужели мы стесняемся этого славного революционного прошлого? Что, собственно, плохого случилось? В конце концов, лавочника и бывшего полицейского офицера Моррисона убили за дело, а его сына – в запале перестрелки, поскольку тот оказал вооруженное сопротивление.

Два близких и дорогих Джо Хиллу человека, с которыми он поддерживал отношения в последние месяцы своей жизни, стали впоследствии ренегатами, отказались от идей свободы и равенства. И в то же время эти двое оказали огромное влияние на формирование его посмертного образа. Одной из организаторок международной кампании солидарности с обвиняемым была участница ИРМ Элизабет Герли Флинн. С заключенным Джо Хиллом ее также связал совершенно платонический, но все же роман. Именно Флинн поэт посвятил свою знаменитую песню «Rebel girl» (в русском переводе песню исполняет группа «Аркадий Коц», она называется «Забастовщица»). Эта выдающаяся агитаторка добилась того, что делом Джо Хилла занялся сам президент США Вудро Вильсон. Вмешательство Вильсона отсрочило приведение приговора в исполнение более чем на месяц: защите было дано право представить новые доказательства по делу. Но Джо Хилл, и прежде не проявлявший рвения доказать свою невиновность суду, отказался добавить что-либо к уже сказанному. Несмотря на деятельное участие в кампании солидарности с поэтом, Флинн впоследствии предала те идеалы, за которые он умер. Она отказалась от идей самоуправления, вступила в подконтрольную Москве Коммунистическую партию США, а в 1961 году даже стала ее председателем. Идеологическая борьба с анархистами и синдикалистами всегда входила в число приоритетных задач коммунистических партий, и поэтому неудивительно, что Флинн с ее громкой биографией внесла значительный вклад в формирование удобного для авторитарных левых образа Джо Хилла.

То же самое можно сказать про еще одного товарища казненного поэта – Уильяма Дадли «Большого Билла» Хейвуда. «Большой Билл» был одним из основателей «Индустриальных рабочих мира», а в начале 1915 года он стал генеральным секретарем этой организации. Именно ему Джо Хилл за несколько часов до казни послал свою знаменитую телеграмму, которая завершалась словами: «Я умру как настоящий бунтарь. Не тратьте времени на скорбь. Организуйтесь». Предсмертное послание своего товарища «Большой Билл» истолковал весьма превратно, поскольку уже в 1921 году он вступил в Коммунистическую партию США, а потом и вовсе уехал в Советскую Россию. Урна с его прахом сейчас замурована в Кремлевской стене. Большевику Хейвуду, как и Флинн, хотелось видеть Джо Хилла «общелевым» рабочим поэтом, а не сторонником самоуправления и прямого действия, и это, несомненно, повлияло на тот образ казненного революционера, который мы встречаем в левацкой публицистике.

Джо Хилл действительно умер как настоящий бунтарь. По закону штата Юта приговоренный имел право выбрать между расстрелом и повешением. С ироничным комментарием, что прежде в него уже стреляли, поэт выбрал расстрел. В день приведения приговора в исполнение, 19 ноября 1915 года, он попросил не завязывать ему глаза и не привязывать к стулу. Так он и встретил смерть – бойцом и смельчаком.

«Невиновен» ли Джо Хилл? Точного ответа мы не знаем. А если даже «виновен»? Что это меняет? Нашим героям не нужно быть невиновными, чтобы мы ими восхищались. Государство, капитализм, полицейские структуры, повседневное унижение человеческой личности в иерархическом буржуазном обществе слишком сильно заслуживают ненависти, чтобы пребывать в плену законнических предрассудков. И нам не разбить оковы угнетения, не взяв на себя «вины».

Алексей Макаров