Кристина

Камеры на улице я уже вырубил. Камеры над стеллажами опасности не представляют — обзор им заслоняют углы стеллажей, и направлены они так, что человек, стоящий у прилавка, находится для них в слепой зоне. Их можно не трогать. Самые опасные это камера позади прилавка и скрытая в центре зала. Та, что позади прилавка, не фиксирует лица покупателей, зато с нее хорошо просматривается любой, кто приблизится к кассе или попытается вынуть лотки с украшениями. А центральная фиксирует все — во-первых, она поворотная, во-вторых, у нее наилучшее разрешение, в-третьих, если изображение с других камер (кроме наружных) нигде не сохраняется, все, что снимает эта, записывается прямиком на жесткий диск и дублируется на сервере. Поэтому уничтожать записи бессмысленно. Проще обмануть саму камеру. Или вырубить ее.

Я подтолкнул Кристину к прилавку. Продавщица тут же встала по стойке смирно и улыбнулась самой благожелательной улыбкой, какой ее успели научить местные старожилы:

— Чем могу помочь?

Кристина смутилась и промолчала. Но продавщица тут же вынула лоток с кольцами:

— Примерьте вот это с рубинчиком. Это золото, пятьсот двадцать пятая проба, рубин на пять карат... Вам очень идет... А это настоящий изумруд. Вы больше таких не встретите. Эксклюзивный дизайн. Сочетание золота и платины, камень обработан в ручную... Это точно ваш камень...

Продавщица продолжала тараторить, нанизывая кольца на пальчики Кристины, а она смотрела на меня с недоумением. Я лишь ухмылялся в ответ.

— Что происходит, Рик? — со слезами в голосе спросила Кристина.

— Не беспокойся, все так, как и должно быть, — улыбнулся я, обошел прилавок справа и приблизился к кассе. Один щелчок, и черный пластмассовый ящик, плотно утрамбованный купюрами, предстал моим глазам во всем своем великолепии.

— Рик, здесь же везде камеры! — тихо воскликнула Кристина. — Нас поймают!

— Я уже обо всем позаботился, — ответил я, вынимая купюры из ящика и укладывая их в карманы куртки.

— Рик! — взмолилась она.

Я вышел из-за прилавка и взял ее за руку:

— Идем, — я потянул ее к выходу.

Она неуклюже кивнула продавщице:

— До свидания...

Но девчонка в сером платье продолжала вытягивать из лотка кольца и примерять их на несуществующую руку.

Мы вышли на улицу, прошли два квартала, и лишь после этого я завершил иллюзию и включил камеры.

Еще два квартала спустя Кристина решила заговорить:

— Что это было?

— Какая тебе разница? — я сверкнул на нее глазами. — На твоих пальцах с десяток колец, каждое из которых стоит больше, чем квартира в центре, а в моих карманах денег столько, что мы можем спокойно скупить полгорода.

— Рик, но это же воровство! Нас поймают! Продавщица видела нас вместе...

— Ты уверена? — я усмехнулся и свернул в переулок.

— Что ты хочешь этим сказать? — с недоверием взглянула на меня Кристина.

— Пропажу денег она обнаружит не раньше, чем откроет кассу, а произойдет это ближе к вечеру — ювелирные магазины не те места, куда народ валит толпами. У них если в день бывает один покупатель, уже хорошо. Вместо тебя она видела даму средних лет со светлыми волосами, серыми глазами и надменным выражением лица — это все, что она сможет о ней рассказать. Камеры наш приход и вовсе не зафиксировали, потому что те, что находятся на улице, были неисправны, камеры в зале висят больше для красоты, камера позади прилавка передает сигнал на монитор, но запись не ведется, а скрытая камера в центре зала также почему-то не работала...

— Как... ты это сделал? — она смотрела на меня с испугом.

Я обнял ее за талию и нырнул рукой ей под юбку:

— Тебе не все равно? — она послушно чуть расставила ножки, и мои пальцы тут же проникли в ее влажную щелку.

Она тихо застонала:

— Я... мне... — я проник глубже. Ее дыхание участилось. — Рик, я... люблю тебя...

Я поцеловал ее в губы, пытаясь заглушить ее прерывистые всхлипы и слова. Любит она, как же! Ты не меня любишь, детка, а лишь то, что я с тобой делаю.

Я аккуратно уложил ее на землю, не выходя из нее, и свободной рукой расстегнул ширинку. Нравится тебе, шлюшка, когда тебя трахают в грязной подворотне? Значит, так и будем с тобой поступать.

Она крепче обняла мои плечи, когда я быстро вынул из нее пальцы и вошел в нее одним сильным толчком. Она не вскрикнула, но ее дыхание участилось. А потом она застонала. Сначала тихо, потом все громче, пока не перешла на крик. Я стиснул зубы и зажмурился...

Не останавливаться, не оборачиваться, не возвращаться — я жил согласно этим принципам всю свою жизнь, сколько себя помню. Там, в другом мире, где я был вовсе не разыскиваемым преступником, вором и аферистом, а настоящим дворянином, меня научили, что это единственный способ выжить. Когда я стал вором? Почему я оставил свой дом, свой мир? Как же ее звали? Не помню. Помню,...

Продолжение ...