Крис Чечня

Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 2 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

===============

Наши контакты:

Telegram:

>>>Купить через телеграмм (ЖМИ СЮДА)<<<

===============

ВНИМАНИЕ!!!

В Телеграмм переходить только по ссылке, в поиске много Фейков!

Крис Чечня

Более 30 командировок в воюющую Чечню, километры отснятых пленок и десятки тысяч кадров. На них — хроника тех страшных времен. Январь года. Чеченская война началась 25 лет назад. Казалось бы, четверть века. Многое уже забылось и стерлось из памяти. Но нет, время не лечит. И для меня, и для сотен тысяч участников и свидетелей этой войны все было, как вчера. Тысячи пропали без вести, оказались в плену, стали инвалидами, были украдены. Их жизнь уже никогда не будет прежней. Сегодня я хочу рассказать, а главное, показать то, что я никогда не забуду. Я до сих пор помню все в мельчайших деталях, но по-настоящему о войне рассказывают мои снимки. Никогда не забуду, как началась война. Первые же дни войны повергли всех в жуткий шок, потому что начали умирать люди. Всего за день до начала войны мне удалось попасть в военную базу в Моздок. На военном аэродроме были бесчисленные брезентовые палатки, множество танков и бронетехники стояло вдоль посадочных полос. Один за другим садились транспортные самолеты, откуда выгружались бронетехника, солдаты, боеприпасы Ночью в Моздок прилетели первые вертолеты с грузом и Выносили носилки с погибшими, раненых несли в военный госпиталь на аэродроме. Из военного госпиталя меня начали прогонять. Но я не ушел. И в то же время жестами показывал, где находится операционная. Так негласно врач, рискуя, разрешил съемку. Это была его гражданская позиция. Он думал, как и я, что эти страшные снимки смогут отрезвить политиков Несколько человек, все - тяжелые. У многих уже ампутированы руки, ноги. Эти жуткие кадры до сих пор стоят у меня перед глазами. Внимание: содержание фото может шокировать. Моздок был крупнейшей военной базой, и работать здесь было очень сложно. Он стал для журналистов своего рода ловушкой. И в войска не пускали, и снимать не давали. У меня засветили пленку, когда везли на тележке ракеты к самолету. На контакты с журналистами никто не шел. Но постепенно удалось наладить контакт с Внутренними войсками. Они блокировали границы Чечни по периметру. Особенно опасной считалась восточная граница Чечни с Дагестаном в районе Хасавюрта, откуда могла прийти помощь боевикам. В огромные вертолеты Ми загружались боевые машины пехоты, другая техника, затаскивались доски, которые должны были пойти на дрова, садились солдаты и летели. В пути бойцы дружно доставали сухпайки и молча ели тушенку. Где-то после часа полета мы приземлились. В чистом поле лежал снег. Было холодно, и бойцы, выйдя из вертолета, буквально в 50 метрах от места посадки тут же начинали занимать оборону и рыть окопы в промерзшей земле. Я работал по обе стороны фронта, видел слезы с обеих сторон. Через три недели в Краснодаре я снимал груз Привезли гроб из Чечни. В нем лежал молодой парень-срочник. На кладбище рыдали мать, сестра, отец. Очень неловко чувствовал себя военком. Спустя несколько дней я вновь был в Чечне и снимал ту же картину уже на чеченском кладбище. Как и в Краснодаре, в глазах людей были такие же слезы и непонимание, что же происходит, почему это случилось. Во имя чего эти жертвы? Осенью го, после заключения Хасавюртовских соглашений, я снимал совместные чечено-российские блокпосты. Те, кто еще вчера стрелял друг в друга, совместно несли службу и угощали друг друга арбузами. Я забыл, как тебя зовут, Саид. Под пули я никогда специально не лез, но безопасности нигде не было. Часто опасность поджидала меня совершенно неожиданно. Людей похищали каждый день, и далеко не все вернулись из плена. Для подготовки материала в Первую чеченскую приходилось работать по обе стороны фронта. С боевиками и с федералами. В каждом населенном пункте был блокпост, на котором досматривали проезжающих. В суматохе военных действий населённые пункты частенько переходили из рук в руки. Приходилось работать то на одной, то на другой стороне. Утром тебя досматривают федералы, а вечером на этом же посту - боевики. Они журналистов не проверяли. Любили, когда их фотографировали, и всегда говорили вслед машине: 'Пишите только правду'. А был случай, что и не проверяли совсем. В году я из Москвы прилетел в Минеральные Воды. Взял частника и поехал в Грозный. За время поездки нас не остановили ни разу. Мы доехали в город, где шли бои. На одном из главных блокпостов, которые контролировали боевики, я в январе года делал снимки молодых ребят. С одним из них, Саидом, даже подружился. И вот на этом блокпосту, когда я снимал боевиков, крепкие ребята, взяв меня под руки, затолкали в машину. Я успел крикнуть Саиду, что меня увозят. Привезли боевики в штаб. На мой вопрос, что случилось, привели старичка. Он показал на меня пальцем и сказал, что видел меня вчера в форме капитана и я был с усами. Редакционное и командировочное удостоверения на допрашивающих не производили никакого впечатления. Главный аргумент и улика - что нет усов. И я никак не мог оправдаться, почему у меня нет усов. Саид меня спас. Он приехал в штаб, по пути захватив главу района, с которым я познакомился недавно. Вместе они поклялись, что знают меня уже несколько дней. Мне было, как это могло показаться в этой абсурдной ситуации, не до смеха. С Саидом мы встретились через несколько месяцев в Грозном. Теперь он уже не был боевиком, а стал бойцом чеченских войск, которые были на стороне федералов. На самом деле, он выполнял приказ, как и многие другие боевики, они перешли к федералам на службу формально. Получив оружие, ждали часа X. Саид периодически доставал припрятанный свой автомат и выходил на ночную охоту. Как снайпер обстреливал блокпосты. Я до сих пор не могу прийти в себя, вспоминая его рассказ и терзаясь в противоречиях. Понять, как мне надо было поступить. Как быть дальше в таких ситуациях. Больше я его не видел. Тебе, Саид, я очень благодарен и, честно говоря, забыл, как тебя на самом деле зовут. Швеция помнит Мишу Епифанцева. В Грозном самый большой удар на себя приняло русское население. Им просто было некуда бежать. В январе федеральные войска постепенно выдавливали боевиков из города массивными обстрелами и бомбежками. Мирные жители, у кого была возможность, в основном чеченцы, уезжали из Грозного в поселки к родственникам и знакомым. На окраине Грозного, в Черноречье, я снимал девятиэтажку, в которой все этажи были пробиты бетонобойной авиабомбой. Воды в городе не было. Жители тянулись к местному пруду с ведрами за водой. Здесь же торговали с рук продуктами. Неожидано на низкой высоте над рыночком с огромным ревом пролетает штурмовик. Люди бросются от страха врассыпную. Куда бежать, непонятно. Все начинают сталкиваться друг с другом в этом хаосе. Периодически раздаются где-то взрывы. Но на них уже не обращают внимания. У меня на шее фотоаппарат, и я стараюсь запечатлеть обстановку. Неожиданно рядом со мной останавливается машина. Водитель и пассажир открывают двери машины и эмоционально просят сделать снимок. Смотри, что творят! На заднем сидении лежит мальчик с оторванными ногами. Я успел сделать снимок - и машина понеслась прочь. На следующий день я нашел его в больнице. Он лежал с ампутироваными ногами, а рядом рыдала мать. Фото 7-летнего мальчика из Грозного Миши Епифанцева 'Комсомолка' не побоялась напечатать на первой полосе. Несколько лет я рассказывал читателям 'Комсомолки', как складывалась дальнейшая жизнь этого мальчика. О судьбе Миши Епифанцева узнали в Швеции. Он стал для шведов символом чеченской войны. Сердобольные шведы собрали деньги на его лечение и протезирование. Позже на собранные деньги его семье даже купили квартиру в Тольятти, чтобы они смогли уехать из разрушенного города. Так случайный снимок, сделанный мною, помог Мише и его семье выбраться из кошмара войны. Родное государство смогло помочь Мише только тем, что выдало справку о том, что он инвалид детства, а это означает, что он родился без ног. О том, что здесь жили люди, напоминает только битый кирпич. В марте го я был свидетелем финала операции в селе Комсомольское. Она стала одной из самых успешных операций федеральных войск за всю чеченскую кампанию. Покинув Грозный, боевики сосредоточились в этом месте. Здесь их окружили федералы. В ожесточенных боях здесь было уничтожено примерно боевиков. От домов уже ничего не осталось - только фундамент. Наверно, уже и боевиков нет в живых. Танк прямой наводкой метров со ста расстреливал дома в низине села. Там находились окруженные чеченские боевики. Еще вчера они бойко отстреливались из подвалов. И мне, чтобы что-то снять, приходилось ползать на карачках по грязи. Кое-где лежали трупы боевиков. Некоторые, что на дороге, были раздавлены танками так, что нельзя было понять, где начинается и кончается человеческая плоть, а где - грязь. До этого в танк из гранатомета попал выстрел. Граната пробила лобовую броню танка Т рядом с водителем. Но произошло чудо. Никто из экипажа не получил ранения и машина цела. Только небольшая сквозная дырка в броне, куда и толстый карандаш не просунешь. Отстреляв боекомплект, танк уступал свое место следующему с полным запасом снарядов. Так берегли своих людей. На вторые сутки после такой танковой утюжки из подвалов ответного огня уже не было. Но танки все равно продолжали долбить руины. Вдруг кто-то из боевиков уцелел и затаился. Я снимал, как стреляют танки, и сзади, и сбоку, но чувствовал, что удачного снимка все еще нет. И не будет, если не залезть на стреляющий танк. Иначе не видно, куда он стреляет. На танк я залез и сидел на корточках за его башней. Потом поднялся. Встать в полный рост было страшно - очень уж хорошей я становился мишенью. А еще надо было удержаться на танке во время выстрела — встряска приличная. Но о страхе моментально забыл, когда начал снимать. Самое сложное - успеть снять сам выстрел. Снимали тогда на пленку, и увидеть результат, как сейчас на цифровой камере, было нельзя. Стрелял танк примерно два выстрела в минуту. Выждав момент, я вставал в полный рост, ждал выстрела и снимал. Отсняв несколько выстрелов и пару пленок, я покинул позицию. Так получился этот кадр. Проходила зачистка в оставшихся кварталах села, на фоне горящих после боя домов. Сопротивления уже не было. Части боевиков все же удалось прорваться и переправиться по натянутым стальным тросам через реку и скрыться. Через несколько месяцев я снова был в Комсомольском. О том, что раньше здесь было село, напоминали только груды битого кирпича. Не снимать не могу, эту трагедию должны видеть люди. Тогда взрыв заложенного в трибуну снаряда унес жизнь президента Чечни Ахмата Кадырова. И мне тоже досталось. Я стоял сбоку, метрах в семи от трибуны, где сидели гости. Только что фотографировал знакомых омоновцев. И вдруг - чувствую, что я лечу… Только потом услышал грохот взрыва. Меня отбросило на несколько метров. Все было окутано клубом пыли и дыма… И в этой пелене началась беспорядочная стрельба из автоматов. Еще в полете мелькнула мысль, что это теракт. Но насколько масштабный? А может, переворот? Что всех будут сейчас мочить из автоматов? Возник другой страх. Понял, что не чувствую ног. С надеждой потянулся к ним руками. На месте! Нащупал фотоаппарат, поднял, сделал несколько кадров вокруг себя, в оседающей пыли. Вокруг лежали люди. Стрельба прекратилась. Я еле-еле поднялся, болели ноги. Их побило разлетевшимися от взрыва осколками битого кирпича. Местами брюки были пробиты. С трудом повернулся и поковылял в сторону трибуны. Опять началась стрельба, и я на несгибающихся ногах попрыгал по лавочкам стадиона вниз. Снимаю трибуну — там плотная стена охраны растаскивает тела. Но толком ничего не видно. Внизу, перед трибуной, лежат несколько тел. Вот человек, похожий на коменданта, спускается с трибуны с белым от пыли лицом - у него из глаза течет кровь, а вот несут командующего Северо-Кавказской группировкой - у него оторвана нога. А вот местный фотокорреспондент Адлан Хасанов, с которым я только познакомился и разговаривал минут 15 назад, лежит в луже крови. Ему уже не помочь. Я под немой укор коллег, склонившихся над ним, делаю снимок. Не снимать не могу - эту трагедию должны запомнить люди. Ряды охраны несут тело, а кого - не видно. Пытаюсь протиснуться. Охранник поднимает автомат над фотоаппаратом и говорит - сейчас разобью! Они проходят мимо. Минут через 15 стадион после взрыва почти пуст. Раненых и погибших вывезли на первых попавшихся машинах. Саперы разгоняют всех остальных — все боятся повторного взрыва. Ноги напоминают о себе - сочится кровь, тут же, на выходе со стадиона, мне забинтовали рану. До меня наконец-то дошло, что я жив и на этот раз пронесло. И мне стало легко и радостно - я остался жив. Ночь в Грозном напоминает Новый год с грохотом от реальных взрывов. На этом фото не курорт, а город Грозный, май года. За этот снимок снайпера я получил награду фотоконкурса World Press Photo. На фото — явный контраст. Какая-то нереальная и не совсем понятная картинка. Три месяца назад город освободили от боевиков. Но обстановка неспокойная. Раздаются выстрелы, а ночь напоминает Новый год с иллюминацией и грохотом - только от реальных взрывов и стрельбы. Это самый центр города, единственная уцелевшая высотка напротив цирка. В высотке располагается мобильный отряд МВД вместе со штабом. Я сам напросился сюда, наверх, чтобы сделать панорамные виды разрушенного города. Поднялся на крышу и увидел… пляжную сцену. На весеннем солнышке загорали и грелись бойцы. Мое появление с фотоаппаратом вызвало некоторый переполох. Я всех успокоил, сказав, что снимаю снайпера. Благо он стоял на крыше и периодично поднимал винтовку - следил за обстановкой. Сопровождающего, который был со мной, больше всего волновало, чтобы в кадр не попала бутафорская пушка из дерева, издалека имитирующая грозное оружие. Я сделал всего несколько кадров, чтобы не будоражить этот пляж. Честно говоря, мне было не до этого. Полчаса назад я снимал двух погибших журналистов. И все мысли были о них. В Грозном машина, на которой они ехали, была подорвана. На носилках рядом с воронкой лежали прикрытые тела, рядом перевернутый взрывом уазик. Мысли путались, поэтому я и не понял, что только что снял один из своих лучших кадров. Вот судьба! С этими журналистами я ехал в одной машине из Ханкалы. Там располагался пресс-центр, около которого в вагонах жили военные журналисты. Мы вместе ехали в Грозный. Они были откуда-то из Сибири. Приехали, чтобы сделать материал о своих земляках-военнослужащих. Я даже решил остаться с ними и поработать вместе. Я поехал дальше в штаб. Они остались. Их повезли по блокпостам, и по дороге они подорвались. И вот такая встреча… Сейчас это стало бы главной новостью. Погибли журналисты. В году, когда доступной связи в Чечне не было, эту новость просто физически нельзя было передать, не говоря уже о снимках. Я не знал даже их фамилий. Сейчас я не могу сказать, узнал ли кто-то об их смерти. Спящие солдаты - фото на память. Десантники на рассвете вернулись из рейда, в котором искали боевиков. С собой меня они не взяли. Всю ночь я почти не спал - в палатке было жутко холодно и сыро. Десантники рухнули от усталости, как только зашли в палатку. От холода они прижались друг к другу. Помню, как с трудом преодолел усталость, чтобы встать и дрожащими от холода руками почти в темноте сделать фото. Запомнил на всю жизнь. Исламское правосудие оставило и на мне свой след. После подписания Хасавюртовских соглашений начинают вводиться исламские традиции. Женщины закрывают лицо. Пьянство наказуемо. Заработал шариатский суд. Провинившихся публично бьют палками. Я решил испытать на себе суровое наказание. Пошел и сдался суду, так как вечерком выпил бутылку пива, в чем чистосердечно признался. Естественно, я рассчитывал на снисхождение и гуманность судей и палачей, так как пиво в Грозном продавалось везде. Я лег на лавку и получил два сильнейших удара палкой по спине. Больше боль терпеть не смог и соскочил с плахи. На спине появились две кровавые полосы. На следующий день я снимал публичные порки уже со знанием дела. Улыбок на лицах осужденных не было. Руки помнят тепло горящих денег. Грозный, февраль года. После бомбежки от центрального банка Грозного остались одни руины. Старые советские деньги, хранящиеся в банке, пригодились для растопки — для продрогших солдат. Это был хороший способ согреться. Лица войны. Разные лица войны. Радости на них практически нет. Специально я не снимал эту подборку. Но просмотрев сотни фото, решил вычленить лица войны. Главари бандитов были неуловимыми? В Чечне мне довелось пересекаться и с лидерами боевиков. Легенды о своей неуловимости они сами же и опровергали. В феврале го я шел по Грозному с фотоаппаратом на шее. И называет село. Я еду в это село, а там боевики пересаживают журналистов в свои машины и отвозят в другой аул. В обычном деревянном домике Дудаев и Закаев, расстелив на столе карту, рассказывали об обстановке и своих планах. Джохар Дудаев слева и Ахмед Закаев справа рассказывают об обстановке и своих планах журналистам. Джохар Дудаев рассказывает об обстановке и своих планах журналистам. Значит это кому-то надо! Имя Басаева уже было известно после захвата больницы в Будённовске. Я к нему попал на день рождения 14 января го. В кафе, где намечался праздник, проблем пройти у журналистов не было. Произносились кавказские тосты, гости танцевали лезгинку. Шамиль в костюме и меховой шапке принимал подарки. Особенно ему нравились кинжалы. Я спросил, как он проводит личное время. Шамиль Басаев в центре. Ахмед Закаев слева и Шамиль Басаев справа. Шамиль Басаев. Аслан Масхадов. Аслан Масхадов справа. Чеченский ОМОН. Вот вроде кончилась Вторая чеченская война. За окном лето года. Федералы в Грозном сидят на блокпостах из бетонных блоков и стараются не высовываться. Жуткая обстановка в городе даже днём. Периодически слышна стрельба. Страшно выходить на улицу. Чеченский ОМОН почти ежедневно несет потери. За ними охотятся боевики. Их отстреливают. Им мстят. За то, что ОМОН выкорчевывает гнёзда боевиков. В первый день, когда я пришёл в ОМОН, там хоронили погибших накануне ребят. Тела двоих погибших омоновцев, завернутых в ковры, несли на кладбище. Он сумел сплотить омоновцев и повести их за собой. В Первую и Вторую чеченскую он был на стороне федералов, хотя хотя родной брат был по ту сторону фронта. Несколько раз Бувади был ранен. Бувади погиб в году. В бою он попытался договориться с другой стороной, чтобы прекратили огонь. Он вышел на переговоры без оружия. И погиб. Портреты всех погибших омоновцев высечены в граните. Чеченская война в фотографиях. Бойцы внутренних войск греются у горящей нефтяной скважины рядом с Грозным. Январь Горящий Грозный на рассвете. Только что этого боевика выменяли на пленного федерала. Радость и слезы чеченской семьи. Батюшка прилетел в Чечню из Москвы и благословил солдат Десантник в подмосковном госпитале. В ноябре их БМП, возглавляющую колонну, обстреляли из гранатометов. Его два товарища погибли. Начало февраля Пулеметчик осматривает центр Грозного, который только недавно оставили боевики. Федералы осматривают дома в поисках боевиков. Чеченский ОМОН, июль Фото погибших десантников. За их телами прилетел вертолет. Ноябрь Юный житель Грозного с совсем юным братом, май , Грозный. Разбитая военная техника на окраине Грозного, март Боевики едут на операцию, февраль , Чечня. Боевик спит у разбитого горящего газопровода. Грозный, начало января Обстрел позиций боевиков перед штурмом укрепполосы перед Грозным, декабрь Пробоина в крыше дома, Грозный, март Раздача боевиками хлеба жителям Грозного. Район Минутка. Пленные боевики, январь , окраина Грозного. Автографы над захваченным Дворцом Дудаева, февраль Ночной блокпост, федералы ведут ответный огонь, май , Грозный. Убитый боевик на границе с Дагестаном, сентябрь Митинг, требующий вывод войск из Чечни, февраль , Грозный. Центр Грозного, март Боевики на кладбище поминают товарищей. Высокие пики на могиле означают, что воин погиб в борьбе с неверными, февраль , Чечня. Рядом с погибшим, декабрь , Чечня. Боевики идут на передовую. Грозный, начало января. Колонна федералов движется в сторону Грозного, декабрь Груз Чечня, декабрь Зимняя дорога, февраль , Чечня. На смену разбитой военной технике приходит новая. Окраина Грозного, март Памятник Гербу. Грозный, март Эту надпись недалеко от Грозного сделали так, чтобы она бросалась в глаза всем летящим на вертолетах. Круче Голливуда был бы мат. Первая чеченская война началась с ошибок и кончилась позором. В тренде. Кино Развлечения Технологии. Полезно знать. Гороскоп ы Календарь праздников Идеи подарков Поздравления. Made on.

Купить шишки закладкой Хуньчунь

Крис Чечня

Купить закладку героина Челяба

Купить закладку скорость (ск) a-PVP Чувашия

Купить амфетамин закладкой Египет

Меф Москва Северное Бутово

Крис Чечня

Конопля Амурская область

Купить ганджубас Москва Таганский

Заказать кокс с доставкой Побережье Мертвого моря

Купить шишки закладкой Кастория

Крис Чечня

Купить закладку мефа Үштөбе

Архивные снимки чеченской войны 1994-1995 (69 фото)

Кокаин Гран-Канария

Меф Москва Хамовники

Крис Чечня

Закладки марок LSD-25 Сардиния

Купить закладку амфа Қаскелең

Your IP address will be recorded. Log in No account? Create an account. Remember me. Facebook Twitter Google. Previous Share Flag Next. Январь г. О том, как иностранные журналисты работали на первой большой российской войне, вспоминает бывший руководитель московского бюро британской телерадиокомпании BBC Крис Бут. Эта фраза, как мне кажется, стала тогда главным символом ельцинской России. Она позволяла объяснить любое событие и заодно показать себя человеком, знающим тайные пружины принятия всех решений. Хотя на самом деле об этом не знал никто. И ещё одна фраза сопровождала нас с самого первого дня в Чечне. Журналист Крис Бут крайний справа со своими коллегами из Associated Press. Информационное агентство Associated Press поделилось с нами большими наклейками со своим логотипом, которые мы немедленно разместили на дверях и капоте машины. Ещё одним украшением стали огромные буквы TV, собственноручно нарезанные из изоленты. Произведением этим мы поначалу гордились, но потом выяснилось, что латинская аббревиатура информационного агентства читается по-русски, как 'А' и 'Р', так что в ответ на вопрос 'Откуда вы? Как ни странно, это объяснение устраивало почти всех. В году и русские, и чеченцы вполне допускали, что в Ереване может работать станция под таким названием, которая и отправила освещать эту войну англичанина и татарина с большой профессиональной телекамерой. Кстати, о мотке широкой изоленты, из которой мы вырезали буквы, нужно сказать отдельно. В то время это был главный инструмент, так что в кофрах любой телегруппы и в багажнике каждой машины, которую использовали журналисты, можно было всегда найти пару мотков этой изоленты. С её помощью чинили сломавшееся оборудование, использовали вместо бинтов и повязок. Эта практика закончилась где-то посередине между первой и второй чеченскими войнами. Местные бандиты тогда вовсю занялись торговлей людьми, а журналисты превратились чуть ли не в главный объект похищений. Так что надпись TV на машине заметно усиливала шансы на то, что ты пропадёшь в районе горного чеченского села, а вскоре в твой московский офис придёт посылка с маленькой видеокассетой формата Hi8, на которой будет записано твое обращение к коллегам. Одну из таких кассет нам принесли году в м. На темноватой съёмке был американский миссионер, обросший бородой и совершенно седой. Его уже давно держали в подвале, и на видеозаписи он просил тех, кто его знает, заплатить за него выкуп, иначе он сначала лишится пальца, а затем и жизни. Уже в следующую секунду, без всякого монтажа, ему медленно отрезали мизинец. Миссионера потом отпустили, мы записали с ним интервью, но это так и не попало в новости Би-би-си. Вскоре после этого мы получили еще одну кассету с Северного Кавказа, на которой российскому солдату перерезали горло. Это было снято еще до того, как изобрели систему автоматической стабилизации видео-съёмки, но камера в руках неизвестного 'оператора' ни разу не дрогнула. Оператора, с которым я работал, звали Вадик, и он был из Астрахани. Мы довольно часто ругались, но особенно Вадик ненавидел меня, когда я сидел за рулем тёмно-вишнёвой 'Нивы'. Дороги в Чечне тогда и правда были ужасные, но некоторым нашим коллегам приходилось хуже нас. Одно из телевизионных агентств, например, решило, что для работы на войне лучше всего подойдут 'Жигули' - 'четвёрка'. Её тоже обклеили буквами TV, нарезанными из изоленты, а для того, чтобы радио включилось само собой, нужно было всего лишь посильнее хлопнуть дверью. Проездив по чеченским дорогам два года, я считал себя большим экспертом по поведению на войне. И лишь несколько лет спустя, во время специального курса в Лондоне для журналистов, работающих в горячих точках, с удивлением узнал, что познания, которыми я так гордился, совершенно бесполезны и взяты мной из американских кинобоевиков. Как выяснилось, дверь машины, например, за которой мы так часто прятались от обстрелов, совершенно не защищает от пуль. Выслушав мою историю о бегстве из района консервного завода, который накрыло артиллерийским огнём, инструктор на курсах переспросил, действительно ли мне пришлось раз семь разворачивать машину для того, чтобы выехать под огнём на единственную дорогу. Я сокрушённо признался. Пришлось с ним согласиться. Все эти инструкции, правда, совершенно не относились к информационному агентству Reuters. C самого первого дня они привезли в Чечню настоящие бронированные внедорожники, так что спокойно могли прятаться за открытыми дверями своих машин. Как и любой оператор, Вадик, если не ворчал по поводу моего неумения водить 'Ниву', все время искал 'картинку покрасивее'. В самом начале января, в разгар боёв за Грозный, мы решили, что пришла пора запечатлеть хоть одно сражение во всех подробностях. В центр города въехать было почти невозможно, так что для съёмок мы выбрали недостроенный многоэтажный дом на окраине. Крыша у него уже была, а вот лестниц не было, но мы как-то умудрились забраться наверх. Вадик едва успел поставить камеру на штатив и принялся выбирать план для первой съёмки, как мы услышали тонкий свист, а затем миномётный заряд разорвался в сотне метров от нашего здания. Следующий залп лёг уже перед самым подъездом дома, а когда раздался третий разрыв, мы уже кубарем катились вниз, не замечая отсутствия лестницы. Краем глаза я успел заметить, что площадки между этажами были усыпаны гильзами и пустыми магазинами от винтовки Драгунова. Выбранный нами недостроенный дом был, по всей видимости, уже давно облюбован чеченскими снайперами, и миномётчики об этом прекрасно знали. Да и Вадика с его большой камерой на штативе издалека можно было легко принять за стрелка с ручным гранатомётом. Мы запрыгнули в машину и, отъехав пару сотен метров, попробовали забраться на крышу ещё одного здания. Но миномётчики поджидали нас и тут, и первый же заряд разорвался перед домом, как только Вадик выставил штатив на крыше. Пришлось срочно менять дислокацию. Мы решили ехать в Черноречье, единственный район на окраине, который в то время ещё вроде бы удерживали чеченцы. Артиллерийская канонада не прекращалась, разрывы снарядов громыхали всё ближе. В самом центре двора, в детской песочнице, молча и сосредоточенно копался какой-то подросток. По двору бегали женщины, укрывая головы платками. Как нам объяснили, чеченцы покинули этот район несколько дней назад, так что куда и зачем стреляют армейские батареи, развёрнутые в нескольких километрах от Черноречья, не знал никто. Очередной артналёт мы переждали в первом попавшемся подъезде, а потом просто начали стучать во все двери. Одну из них открыла бледная как полотно женщина и пригласила нас войти. В гостиной в инвалидном кресле сидел пожилой мужчина. На его пиджаке поблескивали медали ветерана Великой Отечественной войны. В самом начале той войны и русские, и чеченцы считали, что боевые награды станут дополнительной страховкой и защитят их, если кто-то ворвётся в дом. Мужчину звали Николай. Он сказал нам, что очень боится, и что у него есть родственники в Кизляре. Его жена кажется, её звали Раиса говорила, что уехать они никак не могут, потому что у неё есть очень ценные ковры и она не хочет оставлять их ни бандитам, ни солдатам. Эти уговоры продолжались всё время, пока мы несли Николая в его кресле вниз, к 'Ниве', припаркованной во дворе. На лестнице я позвонил в Лондон, и наш редактор сказал, что если мы снимем всю эту историю, то он даёт разрешение вывезти семью в Кизляр. Но нас было только двое, и Вадик не мог одновременно нести Николая и снимать. Так что про распоряжение лондонского редактора мы сразу забыли. Уже у дверей машины ветеран расплакался. Он всё время говорил жене, что вот, чеченцы ушли, а сейчас придут солдаты и всех убьют. Но Раиса настаивала на своём, убеждая его, что не может просто так бросить ковры Нам пришлось уехать. На прощанье Николай долго вытирал слёзы и махал рукой в сторону жены. Всех разбудили гул самолётов и частый грохот ракетных разрывов. Кучка журналистов, с трудом протирая глаза, выбежала на улицу. Как оказалось, во время налёта несколько бомб угодило в нефтеперерабатывающий завод, так что весь горизонт полыхал багровыми отсветами. А ракеты разрушили несколько жилых домов на центральной улице Грозного. Внешние стены рухнули, и было видно, как в одной из квартир на втором этаже из под обломков выбрался покрытый пылью мужчина. За его спиной переливалась гирляндами новогодняя ёлка. Когда я вернулся в Москву из этой командировки, в офисе меня ждал официальный факс из пресс-службы правительства Российской Федерации. В бумаге со ссылкой на вице-премьера Олега Сосковца сообщалось, что государственные структуры начали сбор одеял и продуктовых наборов и что всё это будет доставлено гражданским лицам в Чечне. Ещё в одном абзаце неизвестный сотрудник пресс-службы уточнял, что на самом деле жилые дома в центре Грозного взорвали боевики для того, чтобы выдать это за последствия авиаударов. Tags: другое. История судьи СС Кондрада Моргена…. По мотивам статьи Ростислава Горчакова. И тут же поклялся, что лично займется делом восстановления…. Post a new comment Error. We will log you in after post We will log you in after post We will log you in after post We will log you in after post We will log you in after post Anonymously. Post a new comment. Preview comment. Post a new comment 35 comments.

Купить гашиш Джерба