Крестом и рублем против совка.

Как митрополит Ермоген (Голубев) взломал советскую систему или невероятная история массового строительства православных храмов в Советской Средней Азии.

Когда я собирал материалы для текстов о церковной архитектуре русского модерна, то наткнулся на фотографии этого замечательного и очень необычного собора в Бишкеке.

Это Воскресенский кафедральный собор. Наметанный глаз сразу признал творение русских архитекторов начала ХХ века, отличный образец неорусского стиля в далекой Средней Азии. Но когда я стал разбираться и увидел год постройки собора, то буквально не поверил своим глазам. Этого просто не может быть. Оказалось, что этот храм был построен в 1947 году. И не в Пишпеке (так в Российской империи назывался Бишкек), а в городе Фрунзе (так Бишкек назывался в советское время), прямо на пересечении улиц Ленина и Ворошилова.

Изначально тут строилось здание Кирпромсовета, строительство во время войны остановили, а в 1943 году недостроенное здание отдали местной православной общине под строительство храма. Все мои представления об истории нашего отечества в ХХ веке просто не оставляли никакого шанса этому храму: в советское время разрушали храмы, закрывали их, использовали как склады, клубы, жилые дома, растаскивали на стройматериалы, но точно не строили новые. Но вот же — стоит, и сколько не проверяй, везде значится 1947 год.

Стал разбираться и стало еще удивительнее. С 1943-го по 1969-й в советских республиках Средней Азии было построено больше 10 новых православных церквей — больше, чем во всем остальном СССР за все время советской власти (исключая позднюю перестройку). В том числе еще два больших кафедральных собора — в Душанбе и Ташкенте.

Как такое вообще могло произойти? Куда смотрела советская власть?

Понятно, что ⁠во время войны произошло сильное смягчение в отношении ⁠советской власти ⁠к православной церкви.

Понятно, что в республики ⁠Средней Азии было направлено множество ⁠специалистов из России, Украины, Белоруссии. А во время той ⁠же ⁠войны к ним прибавилось большое количество эвакуированных. То есть число православных верующих тут резко выросло, а православных церквей почти не было.

Понятно, что местные советские власти не воспринимали православие как главного идеологического конкурента. Главной проблемой для них был ислам, а православие в их сознании было скорее чем-то, связанным с «большим братом», и вызывало уважение и некоторую опаску.

Но был еще один фактор, без которого не появился бы это поразительный феномен массового строительства православных храмов в советской Средней Азии. Дело в том, что в конце 30-х годов из заключения стали выходить православные деятели, отправленные в лагеря во время религиозных гонений на рубеже 20-х и 30-х годов. И одним из самых безопасных мест для жизни и службы для них стала Средняя Азия. И это были удивительные люди, которых чудовищная машина ГУЛАГа не сломила, не перемолола, не уничтожила. Они вышли из лагерей, сохранив всю полноту веры, весь пафос служения и презрения к советской власти. Разве что теперь у них был еще и хозяйственный опыт, и понимание того, как советская система работает.

Брешь в советской системе

Митрополит Гурий (в миру Вячеслав Михайлович Егоров), возглавлявший Ташкентскую и Среднеазиатскую епархию с 1946 года по 1953-й, был в очередной раз арестован в 1928 году, получил 5 лет лагерей, работал на Беломорканале, потом лесорубом на севере Карелии, потом там же вел лагерную бухгалтерию. А после освобождения несколько лет жил у друзей в Ташкенте и Фергане. Когда в 1945 году открыли Троице-Сергиеву лавру, то именно его назначили ее наместником, но через год от греха подальше отправили как раз сюда, в Ташкент, в ранге Митрополита руководить Среднеазиатской епархией. Но именно тут, вдали от центра, он развернул полноценную «подрывную» деятельность.

Гурий начал привлекать к службе и руководству приходами именно тех священников, которые попали в Среднюю Азию после лагерей и ссылок.

Гурий добился завершения строительства Воскресенского собора во Фрунзе и освятил его. Причем, сделал это очень эффектно. После того, как местные власти дали разрешение на строительство, они практически забыли про эту церковь, так как там ничего не происходило — не было ресурсов и материалов, а учитывая послевоенные проблемы — и не предполагалось. Но, как оказалось, в Советском Союзе и особенно здесь, в Средней Азии, деньги имели значение и вполне себе работали, если их правильно аккумулировать и правильно ими распоряжаться (вспомним опыт митрополита Гурия с лагерной бухгалтерией). И вот внезапно буквально за несколько месяцев недострой в центре города превращается в прекрасную новую церковь. Советская власть оказалась перед фактом, который как бы сама же инициировала и разрешила.

При всем задавленном и подчиненном положении церкви в СССР, у нее обнаружилось одно очень мощное оружие против советской власти. Рубль.

В СССР были деньги, и они играли очень важную роль в жизни людей, а также хозяйственных структур государства. Это было не особенно заметно и не подрывало «основы государственного строя» просто потому, что никто, помимо государства и квазигосударствепнных институций, не обладал правом и возможностью хозяйственной деятельности. Никто кроме церкви. Церковь, отделенная от государства, обладала правом хозяйственной деятельности, а также возможностью аккумулировать довольно большие по советским меркам средства — даже скромные пожертвования прихожан в массе давали значительные суммы. И если эти деньги не разворовывать, если вести правильную бухгалтерию и отчетность, если понимать, как, кому и сколько платить, то можно было не нарушая законов самой ситстемы создавать то, чего в этой системе быть не должно.

Ну и да, тут, конечно, кроме бухгалтерских навыков, нужна была еще настоящая, предельная смелость — в любой момент могут все отнять, посадить или даже расстрелять.

Стратегия Ермогена

«…этот прожженный церковник стремится крестом и рублем подорвать устои Советской Власти». Это цитата из донесения уполномоченного по делам религии Узбекской ССР в ЦК партии о наследнике Гурия, следующем митрополите Ташкентском и Среднеазиатском Ермогене. Именно Ермоген сумел во всей полноте развить идеи и начинания Гурия.

И вот еще цитата оттуда: «Наблюдение за деятельностью архиепископа Ермогена убедило меня в том, что он весьма враждебно настроен к советской действительности. Не довольствуясь ролью, которая определена советским государством Церкви, Ермоген в своей деятельности грубо попирал социалистическую законность».

Ермоген (в миру Алексей Степанович Голубев), разумеется, тоже сидел в лагерях. Причем его как настоятеля Киево-Печерской Лавры в январе 1931 года сначала приговорили к расстрелу, который потом заменили на 10 лет лагерей. Кстати, он возглавил Киево-Печерскую Лавру в 1926 году, когда саму Лавру (все помещения) у нее отняли, однако он сумел наладить жизнь братии и общины даже в этих условиях.

Тут, в Средней Азии он реализует стратегию, которая позволяет ему делать невероятные по советским меркам вещи: строить храмы, создавать церковные гостиницы, а главное — развивать и приумножать православные общины. В основе этой стратегии принцип: «Советскую власть, может, и нельзя победить, но можно ею пренебрегать». Не забываем, что люди, реализовавшие этот принцип, прошли через страшные испытания лишениями, арестами, одиночками и сталинскими лагерями, то есть вполне осознавали всю серьезность идеи пренебрежения.

Во-первых, он не просит разрешения, а ставит советскую власть перед фактом. По заведенному порядку все связанные с церковным строительством решения должны были утверждаться в соответствующих партийных органах. Однако он согласовывал решения не до их принятия, а после. Он не просил разрешение на постройку храма — его бы все равно не дали, он просто покупал строение, переписывал его на церковь, а потом перестраивали под храм.

Это ужасно раздражало местных руководителей, но тут обнаружилась еще одна брешь советской системы. Местные партийные чиновники чувствуют себя не уверенно и сами боятся проблем, которые им может доставить строптивый иерарх, а потому стараются не конфликтовать с ним без особых причин.

Во-вторых, он чуть что пишет жалобы в Москву, сообщая, что по отношению к Церкви нарушаются конституция и советские законы. Сами по себе такие письма были не сильно эффективны, но в Средней Азии их боялись из-за возможных обвинений в национализме и притеснении русских.

Ну и наконец, он во всей полноте использует возможности церкви как независимого от власти хозяйствующего субъекта. Священник Павел Адельгейм, которого в 1959 году рукоположил в диаконы Ташкентского кафедрального собора Ермоген (после того как Адельгейма выгнали из киевской семинарии по политическим мотивам), в своих воспоминаниях пишет: «А еще организовал епархиальную гостиницу, и каждый священник, приезжавший в Ташкент по вызову архиерея или по личному делу, бесплатно получал уютную комнату, завтрак, обед и ужин. Кроме того, архиепископ Ермоген распорядился приобрести причтовый дом для каждого храма Ташкентской епархии. Так что каждый священник и диакон епархии, приезжая на приход, получал благоустроенное жилье». Впрочем, чтобы финансовая система работала, надо было минимизировать богатую традицию церковной коррупции. «Своим указом архиепископ запретил младшим клирикам делать подарки старшим по положению. Только старшие могли одаривать младших, стоявших ниже на служебной лестнице» (из тех же воспоминаний Адельгейма).

При Ермогене было построены новые храмы в Ташкенте (даже три), в Самарканде, собор в Ашхабаде, большая каменная крестильня в Фрунзе. Восстановлены храмы Самарканда, Красноводска, Мары.

Но наиболее поразительным было строительство кафедрального собора в Ташкенте. Самого большого на тот момент собора в Средней Азии.

История собора такая. В 1879 году в Ташкенте был построен небольшой храм великомученика Пантелеймона. В 1933 году его закрыли и отдали под санитарный склад военного округа. В 1945 году в полуразрушенном состоянии вернули верующим под новый кафедральный собор Успения Пресвятой Богородицы. И вот в 1958 году Ермоген вместо того, чтобы просить разрешение на строительство нового собора (решение о запрете строительства новых православных соборов было уже принято), начинает реконструкцию старого. Когда становится видно, что реконструкция является буквально строительством нового храма поверх старого, ташкентские власти (сначала районные) запускают процесс запрещения строительства. Пока идут согласования запрета (районный, городской, республиканский уровень), храм уже построен и теперь все бумаги о запрете не имеют больше силы и смысла. Так в советском Ташкенте появился огромный православный собор.

В 1960 году начинаются хрущевские гонения на церковь и Ермогена все-таки отправляют в отставку. Через 3 года патриарх Алексий I, явно симпатизирующий Ермогену, назначил его архиепископом Калужским и Боровским. И как это ни удивительно, но и в центральной России сработала среднеазиатская методика. В итоге уполномоченный по делам религии уже Калужской области с глубокой тревогой пишет: «Практически во всех церквах имело место увеличение доходности и обрядности, что в свою очередь свидетельствовало о большей посещаемости храмов верующими». Еще тревожнее статистика: в Козельском районе крестилось 60% всех детей, а в Малоярославецком более 80%.

А что в Средней Азии? Тут даже после отставки Ермогена продолжается торжественное шествие православия. Продолжает расти число приходов и верующих, открываются новые храмы. Ермоген продолжил то, что начал делать Гурий, а то, что делал Ермоген, продолжил уже не конкретный митрополит, а многие-многие священники на местах и в благочиниях, увидевшие, как работает созданная система. И остановить их смогли только полноценные репрессии со стороны КГБ, начавшиеся в конце 60-х.

Последний храм этой удивительной эпохи был построен в 1969 году в городе Каган (Новая Бухара) тем самым Адельгеймом, которого Ермоген приютил и рукоположил в дьяконы за 10 лет до того. Впрочем, в том же 1969 году Адельгейма арестовали.