Красное и голубое, часть 2

<Предыдущая часть

От стоянки, разумеется, пришлось долго идти пешком - ни одна машина не способна проехать по этим лестницам и пандусам. Анастасис из вежливости предложил мне помочь с багажом, но я отказался: всего-то и было, что рюкзачок с минимумом барахла и пакет с вином и фисташками.

Апартаменты мне понравились: частично встроенные в скалу, со своей терраской, подъем на которую вёл прямо от улочки, с видом на море. Улочка, огибавшая их, меня не беспокоила: люди ходили ниже уровня двора-балкона. Владелец, носатый бородач в возрасте, многословно и угрюмо объяснял что-то. Анастасис переводил: постояльцу надлежало не приводить других гостей в дом, не мусорить, не забывать перекрывать воду в душевой. Создавалось впечатление, что, принимая от меня деньги, хозяин при этом считал мое присутствие вынужденным злом. Я отнёсся к нему аналогично: вскоре он должен был оставить меня в покое. Кончилось тем, что мы распрощались, и я стал располагаться.

Вино я убрал в крошечный холодильник. Посидел комнате, разглядывая непривычную архитектуру: я словно находился внутри цилиндрической банки, лежащей на боку. Такая форма помещений на острове придумана ещё в древности и делает постройки устойчивыми к землетрясениям. Кухня, санузел, спальня были тесноватыми, но мне хватало. Краска на деревянной мебели, в отличие от стен и дверей, была облуплена: не то от старости, не то для антуража. Я выбрался наружу и устроился на подушках широкого топчана. Солнце валилось вниз. На море было больно смотреть: оно жгло глаза, как расплавленный металл. Небо над ним розовело. По всему городу, на каждом доме, вдоль каждой улочки-загогулины зажглись янтарные фонари, сделавшие постройки полупрозрачными.

Я принёс вино, воду, бокал, приготовил фисташки и тарелку для скорлупок. Оставил заряжаться пауэрбенк. На всех террасах, балконах, площадках сидели люди. Прибавилось гуляющих и внизу: все хотели видеть Тот Самый Закат.

Клочковатые облака густо поголубели поверху, а их донца налились пунцовыми разводами. В дымке над горизонтом переливались карминные и багряные струи, выше желтизна смешивалась с пурпуром, теснимая синим, и в этой мешанине тонуло солнце, то и дело менявшее цвет. Я попробовал описать самому себе, на что это похоже, но мне в голову пришло лишь дурацкое: коктейль «Секс на пляже» с вишенкой и слоем кюрасао-блю. Подняв айфон, я стал снимать кадр за кадром, одновременно потягивая вино. Пару раз я повернулся к закату спиной и сделал селфи с красным и голубым позади - для Инстаграмма; получилось очень глянцево.

Наконец, солнце растворилось в море. Внизу, за границей террасы, захлопали, кто-то выкрикнул: «Браво!»

То, ради чего я плыл сюда, завершилось в несколько минут.

Кое-где люди стали покидать балкончики. По улочке зашаркали зеваки.

А у меня появился гость.

Он поднялся по лестнице и возник на террасе.

Кепка с изогнутым козырьком, футболка навыпуск, шорты до колен... Юнец, за которым я следил половину дня! Я просыпал из горсти фисташки, а он молча встал у ступеней, никак не объясняя своё пришествие.

- Калиспера, - произнёс я.

Мой гость только улыбнулся.

Любой турист в Греции знает, что «калиспера» - это вечернее приветствие, но я на всякий случай добавил:

- Здравствуй. Салют. Ивнинг!

Ответа я не получил.

Зато улыбался юнец во весь рот. Он преодолел разделявшее нас расстояние, приблизился. Придвинул стул и сел напротив меня, на фоне тускневшего неба. В сумерках и отсвете фонаря над углом фасада его лицо было хорошо различимо. Он улыбался, по-прежнему дружелюбно, но теперь с примесью лукавства. Уперевшись в спинку стула, выпростал одну стопу за другой из шлёпок, синхронно оторвал их от пола и уложил мне на колени. Я обалдел. Это больше походило на сцену из эротической фантазии, чем на реальность. А юнец, воспользовавшись моим ошеломлением, мимолетно склонился и вынул у меня из руки айфон. Я даже не успел отреагировать - его палец быстро заскользил по не успевшему заблокироваться экрану. С новой улыбкой - теперь насмешливой - он развернул айфон и предъявил мне фото: стопы крупным планом в шлёпанцах со звёздами. Те самые, что босыми лежали сейчас поверх моих ног.

Мне стало жарко, жарче, чем от вечернего марева и винного хмеля. Мой сосед сдвинул стопу и повёл ею от колена выше. Сам он смотрел мне неотрывно в глаза, улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь. Кончик его языка на миг выглянул, лизнув верхнюю губу, и тут же спрятался. Мои шорты вздыбились, внезапно распертые изнутри. Улыбка юнца стала понимающей - и похотливой. Он по-прежнему не произнёс не единого слова.

Откуда он взялся? Неужели не уплыл с острова? По совпадению тоже остался здесь с ночевкой? Где его семья? Не появится ли сейчас за ним следом, разыскивая? И как вообще он меня нашёл?!

Вопросы теснились у меня в голове, не давая сосредоточиться. Я верю в гейдар, чувственный «радар для геев», но сейчас он у меня молчал. Происходящее было столь же нереальным, как если бы незнакомец из толпы внезапно набросился на вас и страстно запихнул язык в рот без всякого повода. Но части тела в моих шортах было плевать на сомнения части того же тела у меня над плечами.

Я подхватил лодыжки юнца и встал. Он опустил ноги на плитки пола. Я шагнул к двери в апартаменты, оглянулся через плечо:

- Пойдём. Кам ин.

Он тоже поднялся и без задержки зашлепал ко мне. Его сброшенная обувь осталась под стулом.

Мы вошли: я первый, он за мной.

В комнате я повернулся к нему, он замер в паре шагов. Я засомневался: предложить душ или сразу увлечь его на кровать?

Юнец стоял между мной и дверью. Он ухмыльнулся - уже иначе, и его гримаса меня смутно обеспокоила. Теперь в ней не было ни игривости, ни соблазна. Она вообще не предвещала ничего хорошего. Инерция возбуждения мешала мне оценить ситуацию здраво, но я воспринял тревожный сигнал. Что может означать это изменение - развод на живца, подстроенную ловушку?

Он растянул губы ещё шире, хоть это выглядело невозможным. Как ни кривляйся, углы рта не способны переместиться к центрам щёк, под скулы. А у юнца они поползли дальше, к ушам. Рот приоткрылся, и лицо от этого треснуло почти поперёк, как ударенное о край сковородки яйцо. В щели виднелись многочисленные зубы, острые и неровные, точно осколки скорлупы.

Я тряхнул головой. Я пьян? Или под наркотой? Это гипноз?..

Юнец... нет, не он, а кто-то, им притворившийся, развёл руки, и они странным образом перегородили половину комнаты. Обращённая ко мне физиономия теперь была какой-то ветхой, глаза ее почернели, вовсе лишившись белков. Я дернулся, намереваясь прорваться к выходу, но непонятная тварь реагировала чутко, покачивая торсом вправо и влево. Я отрешенно подумал, что позиция у неё в комнате с аркой-потолком - как у вратаря: мне ее не пробить.

Удивительно, но я не мог позвать на помощь. Сначала из-за нелепости происходящего - что я крикну? «Меня хочет сожрать чудовище!»? Потом страх сжал горло, и я лишь сипел - а тварь шипела в ответ. Она все же умела издавать звуки, хоть и не пользовалась речью.

Я швырнул в существо стулом. Тварь увернулась с какой-то животной грацией, подпрыгнула, изогнулась в воздухе, на миг уперевшись пальцами руки в пол и спружинив на них, повисла на потолке. Ноги она раздвинула горизонтально, выполнив идеальный гимнастический шпагат. Стопы ее уперлись в стенки белёного цилиндра. Невозможно удержаться за счёт распорки в таком округлом куполе, но твари это удалось. Стул бесполезно грохнул, что-то расколотив у выхода.

Затравленно пытаясь найти путь к спасению, я на автомате отмечал новые удивительные метаморфозы. Одна нога твари почернела, покрылась коростой, будто сгнила, и лишь ногти на ней стали на вид металлическими - рыжими, блестящими, загнутыми. Другая нога превратилась в тот же рыжий металл полностью, став подобием костыля с шарнирными сочленениями; когти ее были массивнее, грознее. Завивая хребет, существо тянулось ко мне лапами - они тоже стали когтистыми. Из распахнутой пасти вылез полуметровый язык - толстый, заострённый - и устремился ко мне. А ещё от гадины стали исходить волны смрада.

Я схватил другой стул. На мое счастье, мебель в комнате была массивной, нарочито грубой. Я не стал его швырять и использовал, как щит и дубину одновременно. Размахивая деревянным оружием, я пытался нанести противнику хоть какой-то урон, но больше доставалось обстановке, в первую очередь - столу и стенному выступу. Я действовал скорее шумно, чем успешно.

Удивительно, но при всей своей агрессивности тварь, загнав меня в угол, не шла в наступление. Она осаждала, но не бросалась на прорыв. У стула отлетела ножка. Держа его обеими руками, я попытался заехать мрази по зубам, белевшим в пасти, и напрасно - меня зацепил коготь, пропоров предплечье. По счастью, снаружи, а не с тыла, где так хорошо видны вены, но кровь потекла. Едва кожа покрылась мокрыми красными дорожками, тварь заверещала - а я вдруг продул голос и заорал. Я вопил и дико бил деревяшкой, не целясь, лишь бы не оставлять пространство перед собой без защиты.

Наконец, наша схватка кого-то побеспокоила снаружи: не глухими же они были, все эти любители тихих романтических вечеров с вином и алыми закатами.

В дверь заглянули, что-то возмущённо лопоча, потом закричали. Снаружи донёсся топот, выкрики. На террасе стало людно. Существо на потолке висело, разворачивая тело под неподвижными ногами из стороны в сторону: не оставляя намерений добраться до меня, оно одновременно следило за помехой в своём тылу.

Я, вжавшись в стену, заголосил, матеря и понукая свидетелей: при всей многочисленности, они не спешили принимать участие в стычке.

Кто-то протиснулся сквозь толпу и ступил в комнату. Священник в чёрном, он встал у порога, поднял руку с чем-то округлым и массивным в ладони и протянул ее вперёд.

Тварь забилась и завизжала. Она обрушилась на пол с тяжелым металлическим звоном и хрустом, присела. Скакнула к двери - снаружи с криком расступились - и исчезла. Ее прыжки сопровождали через один звуки ударов, как от кувалды.

Я сполз по стене, не в силах разжать пальцы на деревянных брусках.

Дальнейшее я по причине шока запомнил смутно. Зеваки глазели на меня и обсуждали увиденное, появившийся мрачный хозяин апартаментов возмущённо кричал, тряс руками и указывал то на погром в обстановке, то на потолок, где остались глубокие царапины и единственный след - полоса грязи. Хозяин не знал ни слова по-русски и немногим более владел английским, поэтому я его не понимал и не отвечал. Затем возникли двое полицейских, один заспорил с толпой, другой - пожилой - склонился и терпеливо задавал мне, похоже, одни и те же вопросы по кругу. Толку от меня он не добился. Мне перевязали руку. Наверное, прошло много времени - Ию накрыла ночь, толпа по большей части разошлась, зато прибыл кем-то извещённый Анастасис. Он вступил в переговоры, перевёл претензии бородача: я нарушил условия аренды, зазвал гостей, принёс убытки его дому. Полицейский, как выяснилось, интересовался моим самочувствием и спрашивал: знаю ли я напавшего и намерен ли подавать заявление о расследовании. От себя Анастасис добавил, что частично компенсировать урон мне придётся, но хозяин жаден и хочет лишнего, все местные это понимают и пойдут мне навстречу, полиция поддержит, особенно, если я не буду портить репутацию городу. Смущаясь, он объяснил также, что в доме мне остаться нельзя.

- Мне спать на улице? Или меня отведут в участок?

Нет, не на улице и не в участке. Анастасис подвёл меня к чёрному священнику. Тот грустно вздохнул и приложил мне тёплую руку ко лбу.

Полиция ретировалась после того, как я расстался с несколькими крупными купюрами в результате торга хозяина и Анастасиса. Я собрался - благо, вещей было немного. Покидая апартаменты, я обратил внимание: на стене, где я держал оборону, висели длинные темные чётки с греческим распятием. На террасе мебель была чуть сдвинута: ещё бы, столько людей потопталось тут! Под стулом, на котором разулся мой незваный гость, что-то темнело. Я зачем-то оттащил его - и различил в свете желтой лампы изношенные сандалии из тряпок и, кажется, соломы.

Священник и Анастасис отвели меня к небольшому храму. Священник отпер дверь, предложил войти. Анастасис объяснил:

- Останьтесь тут до утра. Я не могу пригласить вас к себе, сегодня никто вас не приютит, только здесь вы можете найти кров. Не бойтесь, внутри безопасно. Вас никто не потревожит.

- Я не останусь один!

Анастасис лишь развёл руки.

- Кто это был?

- Кто-то... Что-то злое. Наверное, вы привезли его с собой.

- С собой?! В рюкзаке?

- Поверьте, больше я ничего не скажу вам. Я здесь живу, и здесь мой бизнес. Важно одно: это с вами не повторится. Вам просто... не повезло.

- Такое бывает часто?

Анастасис похлопал себя ладонью по губам и промолчал.

Священник уложил на полочку рядом с дверью темный предмет, который показывал в апартаментах. Толстый овальный медальон из камня, с рельефной резьбой - святой в нимбе и с поднятыми ладонями, с надписью по кругу. Мягко ко мне обратился и произнёс несколько слов а Анастасис их перевёл:

- Яспис. Это дополнительно защитит вас.

Они ушли. Я постоял, потом сел, потом лёг на пол и подложил рюкзак под голову.

И - сильно потом - настало утро.

∗ ∗ ∗

Если кратко, я покинул Ию с первым заведшимся такси.

Долгие часы до отплытия я провёл в Тире, перебираясь из кафе в кафе. Мне хотелось спать, хотелось покинуть остров поскорее.

К концу дня - задолго до заката - Анастасис, расправившийся с собственными делами, выполнил обещание и сопроводил меня в порт в кабине канатного спуска.

Когда я пытался расспрашивать его о ночных событиях, он закрывал себе рукой рот. По-моему, он рад бы был отделаться от меня и находился рядом, чтобы только убедиться в моем убытии.

Обратное плавание совершалось на неторопливом корабле, уютном и старомодном. На палубе к каждому пассажиру, поднявшемуся с причала по трапу, подступали справа и слева парень и девушка в национальных костюмах. Профессиональный фотограф делал снимок - перед окончанием путешествия его можно было выкупить. Когда появился я, фотограф посмотрел мне в лицо - и не стал поднимать камеру.

Ужинать на борту я не стал, меня уже тошнило от кафе. Корабль мерно покачивало. В салоне шумели и смеялись. Я не мог там находиться - от громкой музыки начинала болеть голова. На палубе было тише, зато темно, одиноко и страшно. Я нашёл компромисс - принёс с обзорной палубы пластиковый стул и сел снаружи против двери, чтобы на меня падал свет. Иногда кто-то проходил мимо. Один человек приблизился - и остановился рядом.

Я посмотрел на него. Это был гид, причём знакомый мне: с ним я совершал путешествие на Санторини в самый первый раз. Колоритная фигура: в возрасте, толстый, с длинными вьющимися волосами, при усах и треугольной бородке. Я даже помнил: его звали Серж. Занимайся я кастингом актеров, предложил бы ему роль пожилого художника с Монмартра - прохиндея, пьяницы и балагура.

В руках он держал по стакану, один из них протянул мне.

- Зачем? - не понял я.

- Чтобы начать разговор.

- Спасибо, Серж!

Он поднял брови:

- Мы знакомы?

- Четыре года назад вы сопровождали нашу группу.

- Вот как? Я бы мог соврать, будто припоминаю вас, но не стану.

- А для чего?

- Чтобы вызвать доверие и вступить в беседу. Слухи у нас распространяются быстро. Вы ведь ночевали в Ие? И ночевка была беспокойной?

- Об этом знает весь пароход?

- Нет, конечно. Но у гидов корпоративная солидарность, как и у многих других профессий. Так что я про вас уже наслышан.

Что я терял?

Я пересказал ему события, начиная с вчерашнего вечера. Разумеется, кое-что я опустил. В моей версии неизвестный молодой человек просто заглянул в комнату, когда я там находился, и не ответил на вопрос, что ему нужно, зато... Дальше я не отклонился от правды, какой она мне предстала.

- Молодой человек? Юноша? - уточнил Серж. Брови его снова поднялись.

- Да. Что-то не так?

- Я бы не удивился девушке... По крайней мере, о ней я слышал.

- Что? Кто это был? В Ие мне отказались обьяснить.

- Неудивительно. Где бы то ни было, местные не любят демонстрировать скелеты в своих шкафах. Санторини живёт за счёт туристов. Зачем их отпугивать?

- А вы?

- Я тоже, но я потчую их байками. Наоборот: чем удивительнее, тем больше спрос. Мои группы приплывают, уплывают - в полной безопасности. Днём все такое безобидное! А страшные сказки любят все.

- Странно, я вспомнил только что: вы ведь упоминали, что в Ие живут вампиры! Я забыл об этом напрочь.

- Ага, даже это у вас всплыло! Но нет, не думаю, что это был вампир в вашем представлении. Ничего общего с Дракулой.

- Тогда кто это?..

- Скорее, эмпуса.

- Кто?!

- Тоже мрачное создание. Античное чудище: под видом девушки подкатывало к неудовлетворенным эллинам, питалось их эмоциями - и закусывало их же плотью. Слышали про такое?

- Не уверен. Хотя... «Эмпусина рать, не в силах взирать в огонь из-за голизны», - это, кажется, Стивенсон, что-то там про ад. Читал когда-то. Засело в голове.

- Вот!

- Почему... Почему она выглядела так странно? С железной ногой - как киборг.

- Некоторые источники описывают, будто ноги у эмпусы с копытами, одна из ослиного навоза, другая - из меди. Наверное, она предстала перед вами именно в этой ипостаси.

Я невольно представил себе точеную стопу юнца - и во что она превратилась. Нет, никаких копыт. Вместо них - пальцы с острыми блестящими крючьями.

- Получается, меня спасло распятие? Чётки с крестом висели на стене.

- Вряд ли. Эмпуса - порождение тех времён, когда крест был орудием казни, а не символом веры. С таким же успехом можно попробовать отпугнуть ее петлей с виселицы. А вот яспис - действенное средство.

- Яспис? Священник говорил про него. Я думал, это имя святого.

- Яспис - это яшма. Лучше темная: эмпуса ее боится. Чётки на стене были каменными?

- Не знаю, не трогал их. Штука у священника - точно да, я ее рассматривал в церкви. Она была вырезана из камня.

- А! Можете купить в качестве оберега любой яшмовый сувенир. Хотя не думаю, что он вам ещё раз понадобится. Голодную эмпусу привлекло какое-то ваше неутоленное желание. Как только оно исполнилось... или стало неактуальным...

Серж уставился на меня. Я не стал ничего пояснять. Современная Греция, бывшая родина античной «мужской любви», относится к геям с демонстративным холодком. Догадался мой собеседник или нет - его дело.

- Впрочем, если вам это важно, можете посетить храм святого Тита или монастырь Хрисоскалитисса. Это святые места, а монастырь ещё и очень живописен. Помочь вам с организацией экскурса?

Я отказался, и Серж не стал настаивать. Удовлетворив своё любопытство и не найдя во мне клиента, он попрощался и вернулся в кают-компанию.

Ещё через два часа мы причалили.

∗ ∗ ∗

Два оставшихся дня в отеле я спал со светом, запертой балконной дверью и включённым кондиционером.

∗ ∗ ∗

Теперь я стою в ираклионском зале вылета и жду, когда объявят посадку в самолёт. От нечего делать я мысленно составляю список мест, куда, похоже, не стоит соваться, чтобы не наткнуться на любителя тобой полакомиться. Румыния с ее кровососами... Гаити, где бродят зомби... Я мечтал попасть в Японию, но и там, судя по их фильмам, водится достаточно всякой дряни.

Чтобы отвлечься, я пытаюсь размышлять о другом. За все время в Греции я ни разу не позвонил и не написал Артуру. Он тоже не проявлял себя. Интересно, съехал он или нет? Если разрыв произошёл - одной проблемой меньше. А если он меня дожидается, чтобы продолжить... Что ж, по крайней мере, по сравнению с другими тварями Артур сосет не кровь, а всего лишь член. И деньги.

Читать историю на нашем портале.