Крайнее слово

Я поднимаю крышку ноутбука. Открываю author.today. На иконке колокольчика уже сверкает красная цифра новых уведомлений. Скидка, скидка, скидка... И почему я до сих пор их не отключил? О, запись в блоге. Самопиар. Новый рассказ. Автор известный, надо прочесть.

Когда рассказ заканчивается, я чувствую себя мерзко. Словно меня окунули во что-то липкое. Интересно, почему? Я только собираюсь поразмыслить над этим, как в дверь звонят. Это женщина с почты, что приносит мою пенсию. "Такой молодой, получали б на карту". Я дома уже год. Двенадцать месяцев. Она повторяет эту шутку каждый раз и каждый раз улыбается.

Я провожаю женщину до кухни. Купюры ложатся на покрытый клеёнкой стол: две рыжие, одна зелёная, горстка мелочи. Я расписываюсь напротив своей фамилии. Женщина уходит. Откладываю квартплату, газ, интернет.

Наливаю чай, возвращаюсь к ноутбуку и перечитывая рассказ снова. Талантливо написано. Только липкое чувство не проходит. Я переодеваюсь в джинсы и рубашку, накидываю куртку и иду в Пятёрочку в доме напротив.

Продукты категории Красная цена или Каждый день не всегда плохи. Среди их есть настоящие алмазы. Например, овсяное печенье. Я беру пачку и иду к кассе. По пути с тоской смотрю на пиво, которое мне теперь нельзя.

Дома всё так же тихо. Пахнет хрущёвкой. Я перечитываю рассказ в третий раз. Появляется неистовое желание ответить. Рецензией? Блогом?

На кухне свистит чайник. Я хромаю к плите, выключаю газ. Наливаю поллитровую кружку чая. Хватаю пачку печенья и иду назад. Я хочу что-то написать, но что? Эссе. Точно, эссе.

На столике рядом жужжит телефон. СМСка. Я протягиваю руку и случайно задеваю фото в рамке. На фото шесть человек. Они стоят в обнимку и улыбаются в камеру. На меня накатывают воспоминания.

Город раскурочен боями и артобстрелами. Холодно, почти минус тридцать. У меня дома этого не замечаешь, но здесь... Идущая с моря сырость промораживает до костей. Меня довозят до терриконов, где была самая ожесточённая схватка. Там я опрашиваю бойцов.

Без этих терриконов кольцо окружения было не замкнуть. Мы это знали. Они это знали. Противник закопался очень хорошо. В первый день ребята пошли на штурм прямо "с колёс", без подготовки. Надеялись встретить деморализованных мальчишек. А встретили волков. И пулемёты. Откатились назад, потеряв чуть ли не десять бойцов.

На второй день с утра террикон обработали миномётами. Пошли в атаку. Оказалось, что противник успел прорыть норы и переждал там обстрел. Снова пулемёты. Снова отступление. Опять обработали врага как следует, всем чем было под рукой. Всё равно пулемёты. К вечеру командир договорился с артой. По террикону прилетело стапятидесятидвухмиллиметровыми. Наши бойцы смогли пройти половину расстояния до плоской вершины, как в них полетели гранаты. Бегство. Двухсотые. Трёхсотые.

Ночью пришли странные люди. На них была старая форма, но словно вчера взятая со склада. Разгрузки из военторга. Семьдесят четвёртые калаши. Ни погон, ни шевронов. Лишь желтые повязки на руках. На головах обычные шлемы. Балаклавы. И ПНВ. Их два десятка и незадолго перед рассветом они уходят. Через полчаса я слышу истерические вопли пулемётов, хлопки гранат и короткие, жёсткие очереди калашей.

К рассвету террикон взят. Ребята с жёлтыми повязками уходят куда-то. У одного из них порван берец. Капает кровь. Он останавливается и спрашивает у нас чистые носки. Я снимаю рюкзак и между объективом и ноутбуком нахожу целую упаковку. Упаковка ему не нужна, он берёт всего пару. Благодарит. Его речь чиста и лишена чуждых гхэканий. "Неужели земляк?" Мне хватает ума не произнести это вслух.

Я покидаю окопы и иду по разбитому городу. На одном из перекрёстков вижу кучку солдат. Они стоят возле холодильника с отломленной дверцей. Внутри холодильника пылает костёр. Я спрашиваю где штаб шестерки. Мне говорят, чтоб я шёл по дороге до стоячих ног, а потом направо. Что за ноги? Сам увидишь.

Я спрашиваю не хотят ли они сфотографироваться для полковой газеты. Они соглашаются. Их шестеро, они обнимаются и радостно лыбятся мне в камеру. Я делаю пару кадров.

Иду по дороге, мимо проезжают машины. Уралы, камазы. Иногда варварски разукрашенные джипы с осколочными шрамами. Один раз едет БТР с флагом на антенне. На флаге серп и молот в белом круге.

Я, наконец, вижу стоячие ноги. Это действительно ноги. Человеческие. Словно здесь стоял солдат, а потом его верхнюю половину тела сняло. Нижняя же замёрзла в почти идеальной стойке "смирно". Я не знаю как такое возможно. В воздухе свистит мина, но я даже не делаю попытки лечь. Она упадёт за домом, это понятно по звуку. У меня были хорошие учителя. Они отучили обнимать землю без нужды. Я делаю кадр и иду направо. Через пятнадцать минут штаб. Похоже раньше это был ТЦ.

Я сажусь возле одной из печек, достаю ноутбук и начинаю писать статью. Заканчиваю уже к темноте. Нахожу Юлечку, отдаю ей флэшку с текстом. Она говорит, что утром перешлёт верстальщикам в типографию. Подумав, я достаю фотик и показываю ей улыбающихся солдат. "Знаешь их?" Не знает. Спрашиваю других штабных. Кто-то видит наколки на пальцах и узнаёт Макса. Сапёрная рота, только не нашего полка, а девятки. Я скидываю Юлечке ещё и фото с пометкой "Доблестные сапёры". Я спрашиваю где здесь можно переночевать и меня отводят в бывший кинозал.

Позже я узнаю, что концовку моей заметки вырежут. Я даже не буду огорчён. В самом деле, их ведь там нет.

Кажется это была другая жизнь. Я снова открываю рассказ и перечитываю его. Мне тоже вспоминается Лимонов. Только его заметка Псы войны. Один короткий абзац, начинающийся с "ВОЙНА КУДА БОЛЕЕ СВОБОДНА, ЧЕМ МИР". А ведь этот абзац мог многое сказать автору рассказа. 

"Интеллигенту, топящему свою жизнь в алкоголе, наркотиках, женщинах и заграничных курортах не понять войну и воинов. Войну интеллигент боится; воинов подспудно презирает."

Я всё ещё хочу написать хоть какой-то ответ, но не могу. В голове всё плывёт. Неужели температура? Надо было надеть свитер под куртку. Я встаю из-за стола и иду к дивану. Рядом с ним куча книг. Ещё ГДРовский шкаф не может всё вместить. Поэтому книги гнездятся по моей квартире. Взгляд падает на Булгакова. Я открываю пухлый томик. Нахожу фельетон В кафе. Он отрезвляет меня.

Что бы сказал тот Михал Афанасьич автору рассказа? Не знаю. Но знаю, с чего начну своё эссе:

"Я поднимаю крышку ноутбука. Открываю author.today..."