Констанция

Когда я был мелким, у нас дома жила кошка по имени Констанция. Я её не особо любил: злая, не давала брать себя на руки, царапалась, шипела. Родители вообще завели Констанцию для себя, так что все упрёки на этот счёт они отметали. Ох, надо было видеть, как они обращались с пушистой. Даже когда она обоссывала ковер, её никто не ругал. Я же за такое получал подзатыльники.

Лоток Констанции стоял у нас в туалете, поэтому дверь туда была всегда приоткрыта, чтобы её королевское величество всегда имело доступ. Даже когда я сидел на толчке кошка могла бесцеремонно и яростно скрестись в дверь, а когда я пускал её – сидеть и молча смотреть на торчащую из унитаза мошонку, пока я не освобожу комнату. Да, я иногда свешивал мошонку за край унитаза, потому что мне нравилось ощущать его керамическую прохладу.

Иногда, когда уже я заходил посрать, а в этот момент Констанция громко дристала в свой древесный наполнитель, она, при виде меня шипела и норовила распороть мне вены своей когтистой лапой. Мне приходилось как долбаёбу ждать снаружи, пока она соизволит перемешать свой скудный понос с гранулами наполнителя и лишь затем впускала меня. Я не находил такое поведение приемлемым, неоднократно жаловался родителям, но тщетно.

Однако, несмотря на мою ненависть к кошке, мне всегда нравился этот природный запах древесного наполнителя в её лотке. Всегда было интересно, каково это посидеть и полежать в нём. В какой-то момент, я поймал себя на мысли, что могу убить двух зайцев сразу: и покайфовать в лотке, и отомстить зарвавшейся кошке – всего-то стоило посрать в её лоток.

Дождавшись, когда родители уйдут, и когда Констанция обоссыт прессованные опилки, я зашел в туалет и первым делом сменил наполнитель. Мягкие капсулы глухо падали в пластиковый кошачий санфаянс, поднимая в воздух древесную пыль. Я наполнил его до краёв и провел рукой по образовавшейся поверхности, ощущая его шершавую упругость. Я понюхал руку, которая приятно пахла деревом. Для сравнения я понюхал другую, которая всё ещё пахла вспревшей залупой после утренней сухой дрочки. Неплохо, но дерево лучше.

Я спустил трусы и присел на корточки над лотком. Совсем не то, я даже не касался прохладных гранул. Поэтому я полностью снял с себя домашние штаны с трусами и сначала просто сел в лоток. Мне показалось это не очень естественным, поэтому я снял ещё и футболку.

Надо сказать, что лоток у Констанции был царским, раза в два больше обычного, поэтому моя жопа без труда поместилась в него, а подогнув ноги, я поместился туда полностью. Сыпучая поверхность мягко обхватывала полужопия и лысую мошонку и я, поелозив, застыл, наслаждаясь необычным моментом.

Пока я медитировал в тишине, мой кишечник, получив сигнал от подсознания, бесшумно сократился, передавая эстафету сфинктеру. Почувствовав это, я решил встать в позу, в которой срут коты: облокотиться на руки и, стоя на растопыренных ногах, зависнуть над поверхностью, вытянув клоаку. Ну так, для аутентичности.

Поза была не очень удобной, но я уже вжился в роль кота и решительно не хотел останавливаться. Безрезультатно потужившись, пришло осознание, что сфинктер набух обманчиво: срать я не особо хотел, но где-то в глубине позывы всё же были, поэтому решено было продолжить.

Вытягивая изо всех сил очко, я медленно, но верно заставлял говно протискиваться, шкрябая по стенкам кишки. По телу уже пошла испарина и, подозреваю, ебло было красным от потуг. Когда фекалии прошли последний поворот я внутренне ликовал, но внешне лишь продолжительно кряхтел и сбивчиво дышал.

Я уже чувствовал, как снаряд выглядывает за пределы кожаного плена и медленно окисляется, касаясь воздуха. Я сделал одно последнее и самое мощное усилие, выталкивая торпеду на сдерживаемом дыхании. Отражённый десятикратно от кафельных стен оглушительный пердёж разорвал тишину своим продолжительным ворчанием, а я под его нескончаемый звук провалился в небытие.

Очнулся я лежащим и от того, что мой отец слегка бил меня ладонью, и к моему счастью не залупой, по лицу и звал по имени, а за его спиной стояла мама. Присев, я посмотрел вниз и увидел мягкую поверхность из прессованных древесных опилок, окрашенных в цвет говна, и мой неразвитый хуй, покоившийся на них. Я медленно перевёл взгляд выше, чтобы убедиться, что одновременно в поле моего зрения находились мои родители и яйца.

Посмотрев назад, я увидел коричневые брызги и ошмётки, украсившие светлую плитку на стене и на полу. Потрогав спину, кожу которой стягивало при каждом движении, и посмотрев на руку, я увидел коричневато-зеленую субстанцию, нюхать которую не было ни малейшего смысла, поскольку запах протёртого через трусы протухшего вишнёвого пирога от неё уже распространился по всей квартире и заполнил абсолютно все полости в моей носоглотке.

Я снова посмотрел вниз и увидел застывший след от кошачьего поноса, растянувшийся от груди и прямо до моего рта. И пусть его свежесть уже не была первой, но я всё ещё ощущал вкус «Вискаса» со вкусом утки на губах.

В ту же секунду в моей голове выстроилась отчетливая картина произошедшего. Говняный залп, остановленный стеной стал точкой, когда от недостатка кислорода и перенапряжения я рухнул в обморок. Из жопы пробкой выстрельнул небольшой сгусток, который героически сдерживал около полулитра жидкого. Мягкая древесная поверхность бережно приняла моё падающее тело, как за секунду до этого приняла полкило говна.

Констанция была принцессой или даже королевой. Она знала, что всегда получит то, что хочет, поэтому вид полумёртвого тела одного из людей в её уборной кошку не смутил, поэтому пристроившись прямо на мне, она по своему обыкновению, по-королевски надристала на выродка.

Родители смотрели на меня выпученными глазами и спрашивали о произошедшем. В шоке я смог вымолвить только «мяу» , после чего отец разразился гневной тирадой и, надавав подзатыльников, заставил делать генеральную уборку.

Разъедающие хлорсодержащие средства смогли убрать говно со стен, но трещины на плитке, образовавшиеся от фекалий, еще долго напоминали мне об этом случае, а вонь вывести мы не могли ещё несколько месяцев. К отцу даже приходил бить ебло сосед сверху, который задыхался от въевшегося запаха, сидя в своем толчке.

Констанция дристала на протяжении еще семи лет почти каждый день, мы так и не помирились. А затем внезапно померла, и не скажу, что я расстроился. А вот родители расстроились.

https://t.me/uporoto