Композиция на одном примере

Будучи студентом Императорской Академии Художеств, молодой бунтарь Крамской был очень потрясён картиной кого бы вы думали?! Александра Андреевича Иванова «Явление Мессии»... Я считаю это уникальный случай, когда талант был вдохновлен посредственностью. Конечно, это экстра-субъективное мнение, может быть кому-то и нравится творчество Иванова, но я просто таких людей не знаю, так что тысяча извинений)). Да, и речь не о нём пойдет вообщем-то. А разобрать хотелось бы как раз чудесного Крамского и его маленькое, короткое, скромное произведение «Христос в пустыне».

Договоримся на берегу: если вдруг вы воинствующий атеист и совсем-совсем смотреть не можете ни на какой религиозный сюжет, то вот там лайфхак: на секундочку абстрагируйтесь и представьте, что вы смотрите на просто мифологический сюжет, где герой мифа — условный Геракл готовится совершить огромнейший подвиг, превосходящий все двенадцать, что он совсершал до этого. И всё! И не важно адепт вы то или иной конфессии или нет, просто миф... условно... допустим. Ну, а если если вы — адепт, то, думаю, прочувствуете пронзительность этого шедевра ещё глубже.

Итак начнем. Для начала попытаемся охватить объем в целом, потом в частностях. Что мы имеем? У нас есть полотно, на котором избражена только одна фигура, горизонт, небо, земля и... всё. «Всё» в значении ничего, ну, или «всё» в зачении всё мироздание в целом, тут уж кто как понимает.

Композиционная задача на первый взгляд простая довольно. Закомпоновать одну фигуру в формате проще же, чем создать сложную многофигурную композицию с перспективой и кучей планов, игрой светотеней, борьбой теплохолодности внутри локального пятна, напряжённым композиционным центром и обрамляющими его второстепенными сценами, раскрывающими еще глубже основную идею картины. Но то, что на первый взгляд кажется простым, при первом приближении оказывается чуть более неоднозначным, простейшая композици Крамского имеет второе дно.

Фигура Христа (условно отмечена овалом на схеме слева) «посажена» практически по середине относительно горизонтальной оси, таким образом, что половина тела Христа разполагается выше линии горизонта, другая половина — ниже линии горизонта. Тем самым создавая глубокий посыл дуальности природы героя: он от мира людей и от мира Бога одновременно; ногами он на земле, но головой и сердцем в царствии небесном. И само по себе полотно абсолютно ровно разделено напополам, две половины темная и светлая — что еще может лучше помочь раскрыть момент выбора, перед которым находится главный герой?!

Второй момент — это «направление» фигруры. Она направлена налево, не направо. Семантически, как мы знаем, все что располагется на полотне слева — это условное прошлое, все что справа — это условное будущее. То есть Христос не устремлен в светлое будущее, его и не будет. Он не совершил выбор окончательно. Он даже не поднял голову, чтобы оглянуться назад. Он замер, опустив голову вниз, осознав что прошлое уже кончилось, и его земная жизнь подошла к концу, впереди смерть. Этот момент звенящей тишины и абсолютной статики передан величайше одним только положением головы главного героя. Мастерство владения композицей, на мой взгляд, как раз проявляется вот именно в таких нюансах.

Трейтий момент — это всем извесные и знакомые руки. Руки Христа не в положении лежа на колене, кисти рук «не висят в воздухе», не сжаты в кулак, не подпирают голову, не в высокопарном искуственном жесте. Они скрещены. И не абы как, а они скрепляют все силовые линии композиции: вертикаль, горизонталь, диагональ слева направо, диагональ справа налево и встречаются в центре холста. Его руки скрепляют земное и божественное. Он призван соединить два мира, две параллели одним нечеловеческим усилием. И при том видно, что эти руки не едва касаются друг друга, а крепко до боли сжаты. Внутреннее напряжение всей картины не в динамике сюжета, не в сложности позы или в (до скукоты разжеванным для зрителя) выражении лица главного героя, а в одном усилии сжатых рук. Вот ещё один пример композиционного таланта Крамского.

О работе можно еще долго и много рассказывать. О цвете, о времени суток изображенном на картине, о мастерски написаных руках или лице Христа, о пустынном пейзаже, о тоновом и цветовом богатстве неба или даже о самой раме, которую изготовили в Санкт-Петербурге на заказ по эскизу самого Крамского, углы которой как бы скреплены верёвкой, образующей крестообразные петли с отсылкой к кресту распятия. Все это я оставлю для самостоятельного разбора. Напоследок приведу только цитату самого Ивана Николаевича, работавшего над этой картиной порядка 10 лет: «„Христос в пустыне“ — это моя первая вещь, над которой я работал серьёзно, писал слезами и кровью… она глубоко выстрадана мною… она — итог многолетних исканий…»