Колюсь метадоном и мне плохо становится

🔥Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 5 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ (ЖМИ СЮДА)<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

_______________

ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!🔥🔥🔥

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

_______________

Живые истории

Колюсь метадоном и мне плохо становится

Купить закладку хмурый Андижан

Говорили: «Бросишь — приходи»». Наркозависимые люди часто подвергаются стигматизации, не могут получить медицинскую помощь или вынуждены выслушивать никому не нужные возмущения, а иногда и оскорбления. Часто люди, употребляющие наркотики, просто боятся обратиться за помощью, болеют и умирают от того, что можно было бы лечить и жить дальше. За десять минут до начала дежурства в небольшом кабинете в самом конце автобуса врач Сергей Иевков готовится принимать первых пациентов: распаковывает медикаменты, застилает небольшую кушетку одноразовой простыней, кладет мази и растворы для промывания ран поближе к печке, чтобы те успели отогреться. Многие начали еще в х, — рассказывает Сергей. Дальше вопросы консультативные, человек говорит: «А у меня еще…» Появляются сопутствующие запросы: сердце колет, спина болит — далеко не только заболевания, обусловленные зависимостью. Значительная часть пациентов Сергея пробовала обращаться за помощью в поликлиники и больницы, но столкнулась с отказами в помощи или формальным отношением. Иевков убежден: многие врачи просто не знают, что зачастую наркозависимые — это люди, живущие в тех же домах, что и они, это люди с детьми, работой и кредитами. И проблемами со здоровьем. Но по факту к потребителям наркотиков есть предвзятое отношение. Если человека унижают, он больше не захочет лечиться. Из коридора через приоткрытую дверь в кабинет доносится звук звонка: в автобус пришел первый участник программы. Так в фонде называют людей, обращающихся за помощью. А врач сегодня есть? На приеме нет необходимости предоставлять паспорт или полис. Единственное, что необходимо, — код клиента: три первые буквы своего имени и имени мамы, дата рождения. Вычислить человека по этой информации нельзя, но появляется возможность вести статистику и следить за обращениями. У Александра язвы от инъекций на руках и ногах. Он делает перевязки ежедневно, но лучше с ранами пока не становится. Лежал несколько раз в платной клинике, но срывался, — рассказывает Александр, пока Сергей осматривает его раны. Консультаций нарколога там нет, и перетерпеть ломки невозможно. Говорили: «Бросишь — приходи». Так было и в поликлинике, и в больнице. Сергей заканчивает осмотр, корректирует предыдущие рекомендации, объясняет Александру, как правильно делать перевязки. Так все заживет, и в наркологии проще будет. Связался с Илоной Кейзер социальный работник «Гуманитарного действия». Может, что-то и получится. Но раны могут меня притормозить: с ними не берут. Помимо личного консультирования на рейсах «Синего автобуса», как называют его из-за цвета, участники программы могут написать Сергею в рабочий телеграм, прислать фото ран, записать голосовые сообщения. Дистанционное консультирование появилось во время самоизоляции, когда люди были лишены очной помощи в этом автобусе. А многие не могут попасть на прием из-за несовпадения графиков. Или физически не могут добраться до стоянки автобуса. За дверью кабинета приема ждет следующий пациент. Анастасия имя изменено по просьбе героини уже получила набор снижения вреда, помогающий предотвратить инфицирование ВИЧ или вирусными гепатитами, и обменяла использованные шприцы на чистые. Про проекты фонда она узнала давно, от знакомых. Вначале приходила получать памперсы и молочные смеси для ребенка в рамках проекта помощи матерям с положительным ВИЧ-статусом. Позже стала посещать «Синий автобус». Там отношение к наркоманам такое. А здесь ты можешь рассказать все, ничего не скрывая: врачу врать нельзя. Ко мне, когда я была беременна, приходил домой врач-терапевт: у меня опухли ноги. Тот врач догадался, видимо, в чем дело, но виду не подал. Это редкость. Может, еще только в центр СПИДа я могу пойти с проблемами. Но и там тоже некоторым врачам говорить не хочется: тебя осуждают. И к врачу ходили, и дни подбирали. Но вначале случилась замершая беременность. Я после этого сорвалась. А через год забеременела. Но уже опять торчала, — рассказывает Настя, ожидая приема на местах для клиентов. Он ни в чем не виноват. Я уже пыталась, но не получается. Ложилась в ГНБ, когда вышла в декрет. Всю беременность снижала дозу. Но в больнице случилась угроза выкидыша, и меня сразу повезли в больницу. На й неделе я родила. Сейчас хлоргексидин будет чуть-чуть холодненьким: не успел до конца отогреться. Дам вам тюбик. На несколько недель точно хватит. А мы поймем, работает или нет, — предлагает Сергей. Сергей делает Анастасии перевязку и консультирует по вопросу о необходимости платной операции по удалению вен на ногах:. Если будет нужна операция, ее в вашем случае можно будет сделать планово, а не за деньги. Держите мою визитку, можете мне писать. Фото: Артем Лешко. Мать говорит: «Все в голове. Любые боли можно перетерпеть». Ей никак не объяснить, что у нас совсем другая боль, — говорит Анастасия перед выходом из автобуса. Но меня притягивает новаторство. Этот раздел медицины про панков в душе. Врачи сюда приходят во многом по зову сердца: больших денег тут нет. Обычный терапевт может сказать: «Блин, мне это нравится. Я устал от бюрократии, от перекладывания бумажек в поликлинике на участке, где я — подневольный человек с 7,5 минутами на пациента, которому сверху спустили планы». Люди выгорают, уходят из медицины, а кто-то, наоборот, приходит и лечит наркопотребителей. Зависимость — следствие пустоты в душе, уверен Сергей: кто-то замещает ее трудоголизмом, кто-то алкоголем, а кто-то метадоном. Детоксикация за десять дней — не решение: нужна длительная реабилитация и поддержка. Врачи не всегда воспринимают особенности поведения человека как проявление заболевания. В работе заведующего, например, отделением гнойной хирургии так много разных вопросов, в том числе бюрократических, что он попросту может не успевать объяснять сотрудникам, что наркозависимые тоже люди. А еще, говорит Сергей Иевков, не все врачи на местах задумываются о том, что зависимость — сопутствующее заболевание. Она может утяжелять течение других болезней, может стать причиной смерти. Почему человеку с зависимостью не дать консультацию нарколога, чтобы он выписал ему препараты и человеку не пришлось покупать уличный метадон, нарушая режим больницы?! В части учреждений появляются наркологи в штате, которые консультируют, например, пациентов с туберкулезом: если зависимость не учитывать, человек уйдет до окончания лечения и будет заражать других. Сергей говорит, что для него факт употребления наркотиков — такая же часть биографии пациента, как и пол, возраст и паспортные данные. Но научиться такому принятию — это сложная внутренняя работа. Допустим, на приеме ты узнаешь, что пациент — гомосексуал, наркопотребитель, чайлдфри. Список таких триггеров для врачей бесконечен. Всем тогда в помощи отказывать?! Если медработникам общаться с пациентами наравне, выстраивать партнерские отношения, это сведет на нет дискриминацию. Есть высокоэффективные навыки общения с пациентами. Им можно обучать, но кто придет к главврачу и скажет: «Оплатите курсы врачам»? Будет обоснование: объем платных услуг повысится, снизится количество конфликтных ситуаций и так далее. Но исследований про это в России нет. В США, Европе — да. Для нашей системы эти исследования нерелевантны. Да и у больницы может просто не быть денег. Доктор вспоминает свое детство: трехэтажный многоквартирный дом х годов постройки, на подвале и чердаке — чьи-то использованные шприцы. Отец говорил ему, что этим людям «только кайф нужен». Страх и непонимание — вот что чувствовал он тогда. Работа и опыт общения помогли Сергею изменить отношение к наркозависимым, понять людей, понять, что такое стигма. Про междисциплинарный подход к медицинским проблемам, не говоря уже про отношения с пациентами, нам в медицинском вузе почти не говорили. Учили писать истории болезней для прокуроров. Свои знания постоянно приходится адаптировать. Наркопотребители — пациенты вне фокуса системы образования в том числе. Этому нужно учить. К 19 часам автобус приезжает на вторую точку. Сотрудники переодеваются в средства индивидуальной защиты. За стерильными шприцами и медицинской помощью приходят почти одновременно два человека. Мужчина сразу проходит на прием к Сергею, а женщина начинает о чем-то в сторонке разговаривать с сотрудницей фонда. Через пару минут подзывают меня к себе, представляют Елену. Когда первая скорая приехала, врачи сказали: «Ты употребляешь. Чего ты хочешь еще?! Ты смертница». Ребята из второй бригады: «А смысл тобой занимать место в больнице?! Сейчас хорошему человеку скорую вызовут, а мы тебя отвезем». Меня это просто убило. От непонимания и страха было ужасно: смысл обращаться за помощью, если тебе потом все равно ничего не сделают. Елена обратилась к психологу фонда, и ей посоветовали написать Сергею в телеграме для консультации. Мне было очень страшно в тот момент. А чужой, посторонний человек пришел мне на помощь, успокоил, по-человечески объяснил, а не как обычно: «Ты колешься, че ты хочешь? Общались с Сергеем только виртуально. Сегодня увижу его в первый раз. Если человек употребляет, он не человек. Но смотрите: у меня семья, работающий муж, двое детей. Оба учатся, ни в чем не нуждаются. Единственное — часть денег уходит на вещества, и этим мы подрываем свое здоровье. К сожалению, никак не получается бросить. Но все равно хочется простого человеческого отношения. Я объездила массу больниц, пока не говоришь ничего — все нормально: врачи ни о чем не догадываются. Как только рассказываешь правду, отношение: «Все, выписываемся из больницы. Мы сделали все что могли». Когда у меня заболел бок, говорили: «Это твои, наверно, те проблемы». Я отвечала, что могу отличить, где ломка, а где бок болит. Мне не верили. Завязать, возможно, уже и не получится: я с года употребляю, с 16 лет. Но я же остаюсь человеком. В поликлинике даже на рентген я попасть не могу. Для записи нужно попасть к неврологу через терапевта. А терапевт постоянно говорит мне, что записи нет. Замкнутый круг. Желчекаменную не оперируют: говорят вначале вылечить позвоночник. Попробуйте через хирурга в поликлинике получить направление. Придется этот путь снова пройти. К сожалению, других вариантов нет, — объясняет Сергей. Большая доза, большой стаж употребления. С ним пришла его жена: в абстиненции, без денег. Они рассказали, как вынесли полквартиры, чтобы покупать наркотики. Я их несколько раз перевязывал, консультировал по лекарствам. Потом они потерялись из вида. А через шесть месяцев неожиданно пришли радостные ко мне, чтобы просто показать: все зажило. Да, люди с зависимостью. Но смогли снизить дозу. Она была похудевшая, красивая, в платье. Нашла работу мерчандайзером в сети магазинов. Они с мужем купили всю бытовую технику обратно. Но важно уметь ждать, слушать, искать подход, потому что важно давать шанс. Есть же, например, рак легких. Есть исследования о вреде курения. Но мы ведь лечим курильщиков. Это пропаганда курения?! Человек ест много сладкого, имеет лишний вес и проблемы с сердцем — сам виноват? Мы же так не говорим. Здесь то же самое. А сейчас просто хочу лечь спать пораньше. Источник : Такие Дела. Мы в социальных сетях. Сергей в кабинете медицинского приема в автобусе «Гуманитарного действия». Фото: Артем Лешко Иевков убежден: многие врачи просто не знают, что зачастую наркозависимые — это люди, живущие в тех же домах, что и они, это люди с детьми, работой и кредитами. Соцработник показывает на последнюю дверь в торце автобуса, мужчина подходит к ней и стучит: — Здравствуйте, я Александр. Хочу показать руки и ноги, попросить бинты и мази. Руки Александра. Фото: Артем Лешко У Александра язвы от инъекций на руках и ногах. Александр не скрывал от врачей причину появления ран и честно говорил о своей зависимости. Пакет с собранными для пациента лекарствами и перевязочными материалами. Фото: Артем Лешко Александр одевается, Сергей протягивает ему пакет с собранными перевязочными материалами: — Присылайте фотографии мне в телеграм, будем смотреть, как все заживает. Сергей в медицинском кабинете в автобусе «Гуманитарного действия». Фото: Артем Лешко Сейчас Анастасия в декрете, ее ребенку два года. Через год Настя планирует вернуться на работу. Дверь кабинета открывается, и Сергей приглашает Анастасию на осмотр. Сергей размачивает повязку и аккуратно ее снимает. Сергей делает Анастасии перевязку и консультирует по вопросу о необходимости платной операции по удалению вен на ногах: — Повторите УЗИ, с результатами к флебологу на консультацию через хирурга в поликлинике. Фото: Артем Лешко — Даже в семье постоянно давят, что тут говорить про общество и врачей. Сергей готовится к приему пациентов. Фото: Артем Лешко — Для пациента с аппендицитом и мерцательной аритмией позовут для консультации кардиолога, для пациента с инфарктом и недержанием мочи пригласят уролога. Сергей делает перевязку Анастасии. Фото: Артем Лешко — Почти все, что я знаю, — это самообразование. Елена держит в руках набор снижения вреда шприцы, салфетки, презервативы, стерильная вода , выданным социальным работником фонда. Фото: Артем Лешко — Как вы думаете, почему врачи так относятся к наркопотребителям? Из кабинета Сергея выходит мужчина, Елена проходит на прием. Сергей смотрит переписку в телеграме и свои медицинские записи. Сергей рекомендует Елене таблетки, объясняет, как их принимать. Так что всегда сможете найти. Сергей снимает хирургический халат после окончания дежурства. Фото: Артем Лешко Прием окончен. Сергей громко выдыхает: — Был случай: пришел мужчина с гнойными ногами, плохим запахом, еле зашел в кабинет. Врач снимает с себя хирургический халат, маску, перчатки. Навигация по записям Предыдущая запись. Следующая запись.