«Кольцо» в «Колоне»

| к оглавлению |

Постановка тетралогии Вагнера в Аргентине – знаменитого «Кольца нибелунга» в театре «Колон» – результат катастрофы: за сорок два дня до премьеры режиссёр-постановщик и правнучка великого композитора Катарина Вагнер отказалась продолжать работу над спектаклем и покинула Буэнос-Айрес, в центре которого красовались огромные рекламные тумбы с портретами членов бригады, работающими над мировой премьерой. Однако мировая премьера «Кольца» состоялась в запланированный срок, 27 ноября 2012 года.

Каждый директор театра находит свой способ справляться с тем, что артисты нарушают контракты и отменяют выступления по тем или иным причинам. Но рано или поздно театр оказывается перед лицом более серьёзной проблемы – вынужденной отменой премьеры, разрекламированной в прессе, ожидаемой публикой и критиками. «Но у директора всегда должен быть план Б», – говорит Педро Пабло Гарсия Каффи, генеральный директор и художественный руководитель театра «Колон». Назначенный в 2009 году, он оказался в театре в нелёгкое время: «Колон» был закрыт на реконструкцию в ноябре 2005 года и должен был открыться в мае 2008-го – к столетнему юбилею современного здания театра. Как и в Большом театре России, через три года ремонт не закончили: Большой открыли в 2011-м, «Колон» – на год раньше. Ни в одном из этих театров генеральный директор, начинавший реконструкцию, не сохранил своё место. Преодолев одну глобальную проблему и открыв-таки историческую сцену, Каффи столкнулся с другой, которая стала оборотной стороной его невероятно амбициозного проекта.

«Если театр может поставить Вагнера, театр может всё», – сказал он в 2012 году. Более чем за полтора столетия оперной истории театра Вагнера здесь ставили не единожды. Впервые – в конце XIX века: премьера «Лоэнгрина» (на итальянском языке) прошла в театре «Колон» в 1883 году. Любопытно, что история исполнений Вагнера в Аргентине вплоть до 1930-х годов во многом определялась борьбой за исполнение опер на немецком языке – долгое время в «Колоне» даже аргентинские оперы шли на итальянском, потому что Буэнос-Айрес был городом эмигрантов: в 1914 году 25% населения были коренными итальянцами.

Амбициозность вагнеровского предъюбилейного проекта «Колона» превосходила любые масштабы. Впервые с момента создания тетралогии наследники композитора согласились на постановку укороченной версии «Кольца». Примерно четырнадцать часов музыки («в зависимости от дирижёра, может быть и больше», по словам Сфена Фридриха, директора Музея Вагнера и вагнеровского архива на вилле Ванфрид) – три вечера и предвечерие – решено было уместить в один спектакль с семью часами музыки Вагнера и тремя антрактами с канапе и напитками, включёнными в стоимость билета.

«Меня многие просили поставить укороченную версию „Кольца“. И я рассматривала разные варианты, но они всегда были какими-то недостаточными либо с музыкальной, либо с драматургической точки зрения. Эта версия мне показалась замечательной с обеих точек зрения», – заявила Катарина Вагнер, содиректор Байройтского фестиваля и режиссёр, специализирующийся на наследстве прадеда, и взялась за мировую премьеру нового спектакля.

Каффи, казалось, игнорировал скандальность самой идеи: «Мне понравилось, что можно рассказать всю историю целиком за один раз, чтобы не нужно было рассказывать, что было „в предыдущих сериях“, потому что наше „Кольцо“ вмещало четыре части в одну. Это также была возможность не просто иметь этот шедевр Вагнера в нашем репертуаре, но иметь этот opus magnum в постановке его праправнучки».

Любопытно, что в музыкальном смысле аргентинское «Кольцо» родилось из знаменитой постановки Лепажа – Левайна – Фабио: «Идея пришла ко мне, когда я смотрел постановку “Кольца” в Метрополитан. Там я впервые понял, как сочинено “Кольцо” – не с точки зрения оркестровки, но с точки зрения конструкции сюжета и музыкальных частей», – утверждает аранжировщик Корд Гарбен, немецкий пианист, дирижёр и многолетний продюсер на Deutsche Grammophon. «И когда я сидел в студии, я понял, что из партитуры можно спокойно вырезать чуть ли не десятки страниц. Зачем девам Рейна двадцать минут спорить с Альберихом, если они могут сделать всё это за восемь минут, или даже за пять. Можно вырезать куски – и никто даже не заметит: как в либретто, где несколько раз повторяются одни и те же куски, так и в музыке, которая тоже повторяется блоками». Как оказалось, с этим утверждением могли поспорить если не зрители, то хотя бы певцы: одна из их главных проблем состояла даже не в том, чтобы в один вечер петь в несколько раз больше, чем обычно, а в том, чтобы не петь «купюры». Гарбен позаботился и об оркестрантах, которым предстояло играть дольше обычного: после первых двух частей тетралогии в яму сел второй состав оркестра.

16 октября 2012 года Катарина Вагнер и её бригада (в том числе, художник-постановщик Франк Шлоссманн, знакомый петербургской публике по работе над «Аттилой» в Мариинском театре) отказывается от участия в постановке: не готовы костюмы, невозможны примерки, нет париков – то есть, по её словам, совершенно необходимых вещей для репетиций. «Мы хорошо подготовлены, но мы не умеем творить чудеса: мы не можем сделать всё то, что нужно, за оставшееся время», – заявляет режиссёр и улетает в Германию. Руководство театра «Колон», однако, просит всех артистов остаться в театре и отчаянно ищет решение. Артисты репетируют сами, без режиссёра, с ассистентом дирижёра Вольфгангом Венгенротом. Через неделю Катарина Вагнер возвращается с адвокатом, убеждается, что ни костюмов, ни декораций по-прежнему нет, и разрешает продолжить работу без неё – так как театр «Колон» не соглашается на перенос даты премьеры. Каффи ссылается на национальный характер аргентинцев, сказывающийся, в том числе, на подготовке премьер в оперном театре: «Мы довольно дезорганизованный народ, у нас период концентрации довольно короткий, однако это не мешает нам выпускать спектакли в срок».

За тридцать три дня до премьеры в «Колоне» появился человек, который, в отличие от Катарины Вагнер, сотворил чудо: аргентинка Валентина Карраско, участница La Fura dels Baus (сегодня известная российскому зрителю по пермской постановке «Дон Жуана»), приступила к работе над сокращённым «Кольцом». Всей тетралогии Карраско к этому моменту не ставила, однако уже работала над «Золотом Рейна» и «Валькирией» во Флоренции и Валенсии.

Идея Карраско заключалась в том, чтобы поставить «Кольцо» как фрагмент истории Аргентины, а именно время военной диктатуры и «Грязных войн». Однако дело было не в том, чтобы представить Вотана Пероном и Фрику – Эвитой, а в том, чтобы решить, что же такое это золото Рейна. В интерпретации Карраско это ребёнок, символ «всего самого важного для человека».

Одной из самых страшных страниц в истории «Грязных войн» были похищения в 1976–83 гг. новорождённых детей у женщин-политзаключённых, рожавших их в застенках, и передача этих детей в чужие семьи, часто – в семьи мучителей их матерей. В Буэнос-Айресе и сейчас действуют такие организации, как «Матери площади Мая» и «Бабушки площади Мая», в которые входят женщины, до сих пор пытающиеся найти своих детей и внуков. С 1977 года каждый четверг на центральной площади Буэнос-Айреса – площади Мая – напротив «Розового дома» правительства Аргентины собираются женщины, семьи которых пострадали в этих «Грязных войнах». В 1970–80-х годах им было запрещено собираться, и, чтобы избежать обвинений в незаконных собраниях, на площади они не стояли, а ходили по кругу, одновременно делясь какими-то обрывками информации о своих детях. Сегодня женщины по-прежнему ходят по кругу в центре Буэнос-Айреса, пытаясь привлечь внимание общественности к необходимости соблюдения прав человека.

Таким образом, в «Кольце» Карраско Нибельхайм – это застенки, пыточная и место, где женщины рожают детей, зная, что их отнимут. Образ Вотана был списан с Хуана Доминго Перона, президента Аргентины в 1946–55 и 1973–74 гг., смерть которого в 1974 году подхлестнула политическую неустойчивость и привела к военной диктатуре. Фрика, разумеется, внешне напоминала вторую жену Перона, знаменитую Эвиту. Валькириям Карраско тоже нашла прототипы в истории Аргентины. Во время войны с Аргентины за Мальдивские (Фолклендские) острова, в армии Великобритании были особые подразделения гуркхов, непальских наемников, известных своей сверхъестественной жестокостью. На сцену валькирии вышли в непальской военной форме, вооружённые ножами. Возвращение золота девам Рейна у Карраско было возвращением десятков детей родителям.

Интересно, что, несмотря на чисто аргентинский сюжет «Кольца», все солисты – по многолетней традиции Колон – были приглашены из Европы и Америки: солист Мариинского театра Леонид Захожаев выступил в партии Зигфрида, финн Юкка Расилайнен – Вотана, датчанин Стиг Андерсен – Зигмунда, американец Эндрю Шор – Альбериха. За пультом был музыкальный руководитель постановки и дирижёр Роберто Патерностро. Однако вокально и музыкально спектакль держался на Брунгильде – Линде Уотсон, знаменитой вагнеровской сопрано.

По окончанию спектакля публика разделилась: с верхних ярусов огромного театра неслось «браво», партер Карраско «забукал», однако, как уверяли многие аргентинские критики, из-за политической составляющей постановки: недавняя история ещё слишком болезненно воспринимается. Ведущая газета Буэнос-Айреса El Pais выпустила рецензию под заголовком «Вагнеру за семь часов – да, Перону – нет». Некоторые музыкальные критики объясняли негативное восприятие спектакля зрителями партера тем, что дорогие места в театре занимают исключительно очень обеспеченные люди, которые в большинстве своём являются антиперонистами.

Спектакль прошёл два раза – 27 и 29 ноября 2012 года. Вопрос о целесообразности коллективного подвига театра «Колон», приглашённых солистов и Валентины Карраско, остаётся открытым. В июне 2013 года вышел DVD с записью «Кольца» в «Колоне». По скандальной известности с этой записью может состязаться только документальный фильм Ханса Кристофа фон Бока о создании этого спектакля, вышедшего на Deutsche Welle.

| Schola criticorum 2. К оглавлению |