Когда ночь отступает

Часть 1. Тьма

Я просыпаюсь среди ночи и чувствую, как моя кожа будто превращается в наждачную бумагу. Жжение, зуд, словно сотня крохотных игл пробирается внутрь. В голове крутится одна жуткая мысль: «Это никогда не закончится». Я провожу рукой по предплечью – оно усеяно коркой и трещинами, как потрескавшаяся пустыня на чужой планете. На ощупь – сплошной кошмар.

Тишину разрывает мое собственное шипение: «Не чешись… Не смей…» Но поздно. Ногти уже вгрызаются в кожу, и я почти слышу леденящий хруст, будто ломаешь хрупкую старую ветку. Ощущение, что под поверхностью дермы плещется невидимая черная жижа, в которой завелись голодные твари. Они расправляют лапки, поднимаются вверх и жадно выползают наружу через любые щелочки.

Когда это началось? В детстве. Но что толку от воспоминаний – для меня нет больше безопасного «тогда». Сон пропал, а вместе с ним – и покой. Моя кожа стала клеткой, где я заперта вместе с крошечными монстрами зуда. Каждый из них пытается вырваться, оставляя за собой кровавые полосы. Я сижу, боюсь шевельнуться, а тем временем они сводят меня с ума своим непрекращающимся зудом.

Иногда я думаю, что в зеркало меня смотрит уже не человек, а жертва эксперимента. На лице – шелушащиеся пятна, вокруг рта – красные разводы, словно мазки ненормального художника, обожавшего багровые оттенки. Прикасаться к воде значит обжечься, холодный ветер обдувает, оставляя следы, похожие на ожоги. Хочется скрыться в темном уголке комнаты и не возвращаться.

Никто не понимает, какой это страх – ощутить на своей коже прикосновение обычного хлопка и почувствовать, как ткань царапает, как наждак. Кровь приливает к вискам, сердце колотится, а в глазах – дикая, лихорадочная боль. Эта пытка будто нарочно придумана для меня, чтобы я никогда не имела даже короткой передышки.

И самое страшное – утро. Я выхожу в мир, натягиваю длинные рукава, шарф, чтобы никто не заметил страшных «картин» на шее. А внутри клокочет отчаяние – ведь где-то в глубинах моего существа эти демоны зуда пляшут и ждут, когда же я снова зазеваюсь и вцеплюсь ногтями в свою кожу. Каждый день – новый акт безумного спектакля, где я – бессменная главная героиня, запертая в телесную ловушку.

Словом, добро пожаловать в мою личную резиденцию ужасов. Запах страха здесь – постоянный аромат. И я не знаю, как из нее выбраться.

Часть 2. Расплата

Ночью я снова слышу шорохи. Или это скрипит моя собственная кожа? Она будто рассыпается на миллионы пылевых крупиц, и каждая хочет меня растерзать. Мерещится, что из-под покрасневших трещин выползают тонкие щупальца, пытаются схватить меня за горло, заставить задыхаться. Нелепо? Возможно. Но в темноте нелепое становится реальным.

Я начинаю видеть то, чего нет. Из угла комнаты выползает нечто с щербатой ухмылкой и смотрит на меня, раскачиваясь в такт моему бешеному сердцебиению. Перевожу взгляд — нет, там всего лишь стол. Но хватит моргнуть, и чертовщина возвращается, шепча: «Поцарапай, поцарапай… Станет легче…»

Откуда эта жажда раздирать собственную плоть? Зуд — это живая боль, требующая, чтобы я продолжала терзать себя. Я впиваюсь ногтями в плечо, почти до крови, будто хочу вытащить из-под кожи ядовитые занозы. На миг испытываю облегчение — и тут же нахлынувает волна нового, еще более сильного жжения. Мысленно ору, но рот остается закрыт, словно страх вцепился в голосовые связки, не давая издать ни звука.

Думаю о тех днях, когда я еще могла ходить с короткими рукавами, не боясь взгляда прохожих. Когда прикосновение воды казалось приятным моментом перед сном, а не пыткой, заставляющей шипеть сквозь зубы. Иногда даже плачу не от боли, а от безысходности: «Почему я? Почему именно моя кожа стала вместилищем для этой проклятой экземы, будто сотни бесов нашли себе ночлег?»

На кухне у меня стоит коробка с кремами, мазями, лекарствами всех форм и видов. Кажется, их изобрели во имя спасения таких, как я. Но всякий раз я открываю колпачок, вижу этот густой белый пласт, и внутри шевелится страх — а вдруг снова не поможет? Или обожжет так, что еще неделю после останутся синяки и красные разводы, как следы запекшейся крови?

Стараюсь заснуть, накинув на себя две-три простыни, чтобы лишний раз не соприкасаться с прохладным воздухом. Но даже мягкая ткань на ощупь становится кошмарной наждачкой. Крохотные «иглы» потихоньку прокрадываются мне в голову, шепчут о неизбежности новых и новых приступов. И я лежу в этой душной постели, слушая, как капля за каплей утекает моя надежда.

Вспоминается сон, что снился мне в детстве: огромный черный ворон, прячущий в своем клюве скальпель, предвкушающий, как рассечет мою кожу, снимет ее, слой за слоем. Наверное, именно так мой мозг обрабатывал ежедневную боль — превращал ее в сказку ужасов, где главная роль всегда достается мне.

Порой мне хочется бежать прочь из собственного тела. Сбросить его, как ветхий плащ, и остаться чистым, без единого шрама. Но реальность сурова: от себя не сбежишь. Так что лежу, скрестив руки, вцепившись в края одеяла, и вслушиваюсь в еле слышные шаги по коридору. Может, это просто ветер. А может, кошмар опять пробрался ко мне, чтобы шептать о новых ранах и жгучем зуде.

Каждая ночь — акт самопожирания, а день — это спектакль в городе, где я должна делать вид, что все нормально, продолжая считать минуты до очередной вспышки. Кто-то просыпается и наслаждается жизнью, а я просыпаюсь с мыслями: «Сколько же во мне осталось сил терпеть?»

Иду к зеркалу, вглядываюсь в лицо, которое давно покрылось следами «пыток». Нет, я еще живу. Но это существование, когда твой враг — твоя же оболочка. Порой я шепчу в пустоту: «Если кто-то там, наверху, слушает, то почему, черт возьми, именно я должна выбираться из такого ада?»

Ответа нет. А я все еще здесь, на своем месте, в сердце ночной тьмы, у которой нет границ.

Часть 3. Коридор снов

Я слышу стук в стену, будто кто-то зашивает мою комнату изнутри. Поднимаюсь, спускаю ноги на пол — и снова это резкое жжение, словно хожу по битому стеклу. «Кажется, пора опять мазаться», – шепчу себе под нос, но тянусь к тюбику с дрожью. Потому что в последний раз он превратился в чистую агонию.

Открываю дверь — за ней длинный коридор, не тот, что в моей квартире. Сероватый свет, дребезжащие лампочки. Стены увешаны зеркалами, и в каждом — я, только в десятках версий. В одном отражении — девочка с красными пятнами на щеках, ее глаза полны страха. В другом — девушка, что разрывает себя ногтями, пока не проступает кровь. Я двигаюсь дальше, слыша, как эхо зуда разносится по этому чудовищному месту.

У одной из стен замечаю фигуру. Она прячется в тени, но я чувствую запах антисептика и слышу звяканье металла. Врач? Или фантом? Он жестом манит меня подойти. Я нерешительно двигаюсь ближе и вижу вместо лица нечто вроде скальпеля, пульсирующего в полумраке. «Не бойся, – слышу шорох, – это нужно, чтобы спасти тебя». Мое сердце бьется так, что кажется, еще чуть-чуть — и я упаду в обморок.

«Спасти?.. – хочется ответить. – Сколько раз я это слышала?» Но язык не ворочается. В глубине груди скребутся остатки прежней надежды, которые я держу там, словно любимую игрушку из детства. Во снах я часто ищу того, кто разорвет проклятье моего тела.

Скальпель медленно приближается, и я зажмуриваюсь — не хочу видеть, как меня снова режут, разрывают, пытаются «вылечить». В зеркалах кругом отражаются тысячи искореженных версий меня: кто-то стонет, кто-то рыдает, а кто-то с пустым взглядом смотрит на обтянутую волдырями руку.

Я тихо ступаю дальше по коридору, ладонь сжимает баночку крема: оно — единственная защита от этого полумрачного мира. На полу вдруг проступают пятна влаги — может, это мои слезы или кто-то пролил горький раствор? Я стараюсь осторожно обходить эти кляксы, будто боясь, что они пропитаются в мою кожу и приумножат ее терзания.

Справа от меня возникает дверь с надписью: «Вылечим за один сеанс!». Я тянусь к ручке, надеясь, что найду там обещанное исцеление. Внутри полутемная комната, посреди нее — широкий стол, а вокруг баночки с красочными этикетками: «Чудо-мазь», «Волшебные капли». Запах странный — нечто кислое, затхлое, как в старом подвале.

Стоп. У меня déjà vu: я видела такие баночки, когда отчаянно хваталась за каждый метод, что обещал свободу от зуда. «Почистить шлаки», «Прогнать паразитов», «Станцевать с бубном в полнолуние» — весь этот паноптикум псевдолечения снова пытается протянуть ко мне руки. Я отшатываюсь, чувствуя, как сзади шевелится тот самый скальпель-врач. Он шепчет, давясь смешком: «Себя режь — и сгорит твоя болезнь».

Мурашки бегут по коже, я бросаюсь обратно в коридор, сердце выпрыгивает из груди. Несколько зеркал вдребезги разбиваются при моем рывке, и миллионы осколков разлетаются вокруг, отражая мой дикий взгляд. Осколки жалобно звякают под ногами, словно зовут о помощи, хотя на помощь нужнее мне самой.

Внезапно коридор прекращается, я снова у себя в квартире. Просыпаюсь на полу возле кровати, сжимая в руке тюбик крема. Между пальцами виднеются глубокие следы от расчесов, ногти с запекшейся кровью. На полу лужица — видимо, я плакала. Меня трясет от холода и ужаса ночного кошмара.

«Всего лишь сон», – говорю, стараясь отдышаться. Но сон лишь зазеркалье, в котором я вижу собственные страхи. За окном светает, и нет сил понять: что страшнее — мои ночные видения или реальность, где все продолжается?

Я подползаю к шкафу, опираюсь на стену и смотрю в свое отражение в обычном зеркале. Сейчас оно всего одно, не бесконечное число. Но достаточно и одного, чтобы увидеть следы на коже: красные пятна, трещины, свежие расчесы. Я моргаю, ловлю обрывки сна. И осознаю, что самое ужасное — у меня впереди еще один день, в котором я должна жить, а не существовать.

Однако тоскливая мысль грызет мозг: что, если вся моя жизнь — лишь удлиненный вариант этого коридора? Те же твари зуда и сумасшедших обещаний, те же зеркала, но в реальности. И я только ползу дальше, сжимая тюбик крема, который вроде и спасает, но не побеждает монстра до конца…

Часть 4. Пандемониум в уме

Утро, семь ноль три. Я сижу в прихожей и слышу, как под полом скребутся воображаемые когти. То ли крысы, то ли отголоски моего ночного кошмара. Облокотившись о шкаф, я смотрю на входную дверь, будто ожидаю, что в любой момент ее начнут ломиться монстры из моих снов. Хочется сбежать – только куда, если преследователь заперт во мне самой?

Вы когда-нибудь видели старые кресла со вспоротой обивкой, из которых торчат желтые куски поролона? Я чувствую себя таким креслом. Моя кожа вся исполосована и трескается на швах. По крайней мере, креслу не больно, оно – просто вещь. А я – человек, во всяком случае, так говорят.

Через силу поднимаюсь и иду на кухню, морщась от каждой складки одежды, ведь каждая – дополнительное раздражение. Хватаю стакан воды, чтобы проглотить утренние таблетки. Вода слегка теплая и почему-то сразу обжигает губы – словно я чувствую мир в сто раз сильнее. «Да когда это закончится?!» – стучит в висках.

Вспоминаю о грядущем визите к врачу. Обычно этот поход – очередная пытка: раздеть руки, спину, живот, чтобы доктор снова с привычным укором в глазах сказал: «Опять обострение?». Но что, если на этот раз… вдруг?.. Эта мысль скользит мимо сознания – надежда слишком тонка, как мокрая бумага.

Мне пора выходить на работу. Одеваю по принципу «лишь бы ничего не касалось лишний раз» – свободные штаны, рубашку с застежкой на три размера больше. Выгляжу, как человек, потерявший 30 килограммов в экстремальном реалити-шоу. Да и вид у меня при этом «реалити»: круги под глазами темнее осенней ночи, кожа в лоскутках.

Подхожу к зеркалу в коридоре. Там отражение – серая маска, вцепившаяся в мое лицо. Хочется разбить стекло, но я и так вся в ранах, не хватало еще осколков. Возле входной двери замечаю коробку из-под посылки – и тут, как вспышка, в мозгу вспоминается момент, когда я заказывала очередной «чудо-крем» из интернета. Реклама утверждала: «Секрет тибетских монахов, раз и навсегда избавит от дерматита». Помню, как испытала секундное облегчение при мысли, что найден спасительный рецепт. Как же нас легко обмануть, когда мы тонем…

Шаг за шагом выхожу в подъезд. Спускаюсь по лестнице, стараясь, чтобы ткань брюк не терлась о кожу. Каждый контакт – микровзрыв боли. На первом этаже встречаю старика-соседа. Когда-то он спросил, не заразное ли у меня. Я только горько усмехнулась, мол, «Ничем не заразишься, кроме безысходности». Он теперь бурчит при виде меня и бросает косые взгляды, пряча любопытство за показной брезгливостью.

На улице пасмурно. Иногда я думаю, что природа подстраивается под мою мрачную ауру. Несмотря на серость, люди вокруг куда-то торопятся, пьют кофе, улыбаются в телефоны. Их жизнь кипит. А моя будто застывает в чуждом измерении, где боль – закон, а любая радость – преступление.

Иду к автобусной остановке. Ветер порывистый, взъерошивает мои волосы. Он же «проникает» под просторную одежду, задувая холод к коже, и я сжимаюсь всем телом, чтоб не расковырять себя ногтями прямо тут, при свидетелях. Но зуд упорно ползет, как сотни муравьев под поверхностью.

В автобусе толкучка, под моими ногами трясется пакет. Кто-то прижимается ко мне боком. Я вжимаюсь в поручень, пытаясь не съежиться от страха. Прикасаюсь к металлической стойке, и ощущение – будто она горяча, хотя на самом деле прохладна. Снова гиперреакция, как если моя нервная система решила переиграть в ужасы.

Наконец-то выскакиваю на своей остановке. Еще пара кварталов, и я дойду до работы. У офиса меня встретит привычное «Ну привет, как дела? Все нормально?». А я лишь вежливо кивну, потому что отвечать правду: «Ад в моей коже продолжается, а я не знаю, сколько еще выдержу» – слишком странно.

Перед входом в стеклянные двери офиса на секунду замираю. В глубине души теплится робкая мечта о том, что, может, сегодня произойдет чудо и мне станет легче. А пока — у меня лишь этот день, как еще один виток в нескончаемой карусели. Я сжимаю ручку двери, чувствуя, как сквозь приступы зуда проступает тихая мысль: «Пора сменить крем, я на грани».

Но вот дверь распахивается, и я оказываюсь внутри, в свете ламп, слыша шум коллег и звонок телефона. «Добро пожаловать в реальность», – думаю я, продвигаясь к своему рабочему месту. И как бы ни хотелось спрятаться под столом, я продолжаю играть роль «обычной сотрудницы», которая в глубине сознания слышит зловещее хихиканье монстра из темного коридора ночных кошмаров.

Это и есть мой пандемониум – дьявольский танец в голове, в теле. И пока никто не замечает, мне остается лишь надеяться, что эта борьба с собой когда-нибудь обретет счастливый конец…

Часть 5. Странные огни и леденящий смех

Вечер за окном, в офисе остались считанные сотрудники. Флюоресцентные лампы мерцают, издавая тошнотворное жужжание, а я сижу перед компьютером, пытаясь сосредоточиться. Но каждая минута — словно резкое прокручивание шурупа в виске. Бровь зудит, шея горит, руки обсыпаны крошечными волдырями. Я автоматически провожу по ним пальцем и тут же морщусь: свежая корочка срывается, и капля крови проступает алым пятнышком.

— Эй, ты уже уходишь? — раздается голос коллеги.

Она стоит в пяти шагах, смотрит с состраданием, прикрытым вежливой улыбкой. Как ответить? «Да, мне срочно надо бежать в свою личную преисподнюю»? Я машинально пожимаю плечами, натягивая на лицо что-то вроде подобия улыбки, и она кивает, усмехнувшись: «Ладно, не забудь хорошо отдохнуть».

Какой, черт возьми, отдых… Я складываю бумаги, выключаю компьютер и медленно иду к лифту. Чувствую в затылке покалывание, будто сотня мелких иголочек пробирается к коже. «Только бы не начать расчесывать это прямо сейчас», — уговариваю себя. Но пальцы все равно предательски тянутся, выгибают шею.

Лифт дергается и открывается, выпуская тусклые огни. Заходя внутрь, я ощущаю слабый запах озона — то ли перегоревшие провода, то ли мое обоняние снова выкидывает фокусы. Двери с лязгом закрываются, и я спускаюсь вниз под аккомпанемент собственного тяжелого дыхания. В какой-то момент свет мигнул, погрузив кабину в полутень. На стенах заскакали странные тени, сложились в контур гигантского силуэта.

На мгновение мне показалось, что это тот же монстр, что ходит за мной в ночных кошмарах, его руки-щупальца тянутся, чтобы сорвать мою жалкую кожу. «Только без паники», — мысленно твержу себе. Лифт щелкает, и мы останавливаемся на первом этаже. Мерцание прекращается, и тень исчезает, как если бы ее сдул сквозняк.

Улицы почти безлюдны. Я бреду домой, стараясь не привлекать внимания прохожих. Где-то в подворотне слышен смех компании подростков. Внезапно меня окатывает дежавю: те же мерзкие насмешки, которые я слышала в школе — когда меня называли «коростой». Они высмеивали мои руки, обклеенные пластырями, как я тогда покрывалась шрамами на видимых участках.

И тут, прямо на перекрестке, мне снова мерещится что-то: над головой фонари начинают обрисовывать жуткие силуэты. В эти мгновения любой фонарь кажется живым. Уличный свет становится цепочкой глаз, следящих за мной. Зуд в руках усиливается, я чувствую противную влагу на шее — выступил пот или кровоточит очередная трещина?

Я в полуобморочном состоянии добираюсь до подъезда. Замок вечно заедает, и я судорожно выуживаю ключи из сумки, пока внутри меня взрывается очередная волна зуда. Поднимаюсь по лестнице и уже не чувствую ног, только ноющее желание впиться ногтями в плечи и скрести-скрести…

Когда я открываю дверь квартиры, меня встречает гулкая тишина. Щелкаю выключателем, и вижу свою прихожую. Уставившиеся на меня старые обои, разрисованные уродливыми цветочками, вдруг кажутся будто бы чешуйчатыми, как моя кожа. Сняв обувь, я ловлю себя на мысли, что не могу дойти до спальни — слабость накрыла целиком.

Вдруг слышится скрежет, как будто неведомое лезвие тащит себя по полу. Черт, да что это со мной? Понимаю, что я одна, но этот звук… Я прислушиваюсь — может, соседи двигают мебель? Но в голове тут же формируется образ: ржавое колесико катится по коридору, собирая кровавые следы, что капают с моих трещин. Удар сердца, второй… Я начинаю различать легкий шорох.

«Все. Успокойся», — говорю себе. Слышу свою же дрожь, словно отдаленное рычание. Делаю два шага к комнате и вдруг понимаю, что не выдержу больше: зуд на шее превратился в дьявольский пожар, из трещины сочится тепло. Хотелось бы позвать на помощь, но ведь никто не придет.

Я рухнула на пол у кровати, не снимая пальто. Несколько секунд, и одеяло уже в моих руках — я судорожно оборачиваюсь в него, спасаясь от сквозняков, от собственного безумия, от жутких воображаемых звуков. Несколько глубоких вдохов — и чую горьковатый привкус на языке. Может, это привкус собственной крови, а может, я схожу с ума.

Закрываю глаза, чтобы спрятаться в темноту, но на веках вспыхивают уродливые цвета и формы. Они напоминают о том, что я не вольна даже в снах — мои монстры найдут меня и там. Как когда-то давно, я снова и снова буду слышать леденящий смех, отчего меня передернет и захлестнет волной очередного приступа.

И все-таки, несмотря на леденящий ужас, я продолжаю дышать: вдох — боль, выдох — страх. Говорят, мы цепляемся за жизнь, даже когда она грозит обернуться кошмаром. Мозг упорно отказывается выключиться, давая еще один шанс дожить до «завтра». А я сижу здесь, дрожа, завернувшись в одеяло, щурясь от слабого светильника в коридоре.

В голове стучит одна мысль: «Когда же придет настоящее облегчение? Или его и нет?»

Так заканчивается мой очередной вечер. Стоит лишь закрыть глаза — и череда теней, уродливых силуэтов, которые зовут меня в коридор зеркал. Кажется, за стеной всё так же шаркают чужие шаги, а в груди глухо пульсирует безысходность.

Часть 6. Шаг в неизвестное

Ещё одна ночь. Ещё один беспокойный сон, в котором я брожу по бесконечным больничным коридорам: там полумрак, мерцание люминесцентных ламп, а за каждой дверью слышится приглушённый шёпот. Будто миллионы голосов твердят: «Бессмысленно, бессмысленно…»

Просыпаюсь на полу — сползла с дивана, свернувшись комком, как человек, который прошёл по лезвию бритвы. Кажется, сил больше нет. Я реально начинаю думать, что в моей истории не будет положительного финала: кожа горит, зуд лютует, одиночество щемит, а все «спасители» не дали эффекта.

Вдруг мелькает смутный образ: письмо от давней знакомой, которая писала о некоем враче — Данииле Зельмановиче. Дескать, он не кормит обещаниями в стиле «травяной отвар и порча пройдёт», а назначает что-то реальное. Прошло много времени, а я всё не решалась. Но в душе загорается последняя искра: «А вдруг?..»

В полупустом коридоре клиники

Я сижу, вцепившись в сумку, пока моё имя зачитывают в регистратуре. Сквозняк обдаёт шею, и я жмурюсь от очередного приступа зуда. Вокруг чужие люди, прохожие пациенты с разными болячками, которые щурятся на мои бинтующие повязки. Стараюсь не обращать внимания, ведь пришла сюда не для сплетен, а для возможного спасения.

Когда захожу в кабинет, меня внезапно перестаёт колотить от страха. Врач смотрит спокойно, без этого «консервного» выражения жалости. Спрашивает, как давно всё началось. Я пытаюсь вкратце, но внезапно изливаю на него горы боли — о душном чувстве безысходности, ночных кошмарах, невыносимом зуде. И всё время жду, что он перебьёт меня фразой: «Нужно почистить шлаки!» — но этого не происходит.

Наконец, он поднимает на меня взгляд: «А давайте составим план». Что?! План? Не волшебные заклинания, не непроверенные схемы «раз и навсегда», а чёткая, логичная стратегия: сначала гасим воспаление, затем плавно переходим к поддержке, чтобы не было резких откатов. Меня даже пробирает дрожь — не от страха, а от крошечной искры надежды.

Выходя из кабинета, я смотрю в окно: вечернее небо подсвечено тусклым закатным светом, и впервые за долгое время вижу в этих красках нечто более тёплое, чем гробовой сумрак, что преследовал меня всю дорогу. Да, впереди неизвестность. Я не знаю, действительно ли поможет схема лечения. Но понимаю: этот человек говорит адекватные вещи и не даёт пустых иллюзий.

«Не переусердствуйте, не мажьте сто слоёв подряд, не отменяйте всё через неделю», — повторил он напоследок. Какие простые правила, а ощущаются, будто ключ к двери, которую я тысячу раз безуспешно дёргала.

В холле клиники уже меньше народа. Я ловлю себя на мысли, что не хочу срочно бежать к выходу. Останавливаюсь у окна, замечаю собственное отражение в стекле: взгляд ещё усталый, кожа в шелушащихся пятнах. Но где-то внутри будто отворилось окошко, через которое проскользнула живая энергия. Может, этот врач сумеет вытащить меня с края бездны?

Несколько секунд смотрю на отражение, вспоминая прежние леденящие ночи. Да, лечение не сделает меня целиком здоровой в один день — я это прекрасно осознаю. Но я ухожу отсюда хотя бы с сознанием, что у меня есть схема, а не в очередной раз «подобие надежды» на травяной настой.

Выхожу в тёмные улицы, и вечерний ветер до сих пор холодит руки. Но теперь я сжимаю в пальцах список рекомендаций и рецепты. В душе шевелится нечто новое: мол, «Я попробую. На этот раз до конца». И монстры ночных кошмаров тихонечко затаились, не издавая своих жутких стонов. Возможно, они почуяли перемены.

Так начинается шаг в неизвестное. Но впервые за долгое время я иду ему навстречу без животного ужаса, а с крошечной искрой веры, что завтра может стать чуть менее болезненным, чем вчера.

Часть 7. Перерождение

Месяц прошёл с тех пор, как я вышла из кабинета доктора Зельмановича, держа в руках непривычно конкретный план лечения. Сначала казалось: «Моя кожа и этот план – несовместимые вещи». Но я решила идти до конца. И как же меняется жизнь, когда кошмары отступают хотя бы на полшага!

Утро в новом свете

Раньше я вставала рано, чтобы успеть на работу, но каждое утро сводилось к одному: «Сможешь ли надеть хоть что-то, не содрав заживающую корку?» Всё так и было — берем самую мягкую футболку, выворачиваем швы наружу, надеваем штаны на два размера больше… Сейчас же я прохожу к шкафу и выбираю одежду не по принципу «что меньше натирает», а потому что хочу. Прямо фантастика: наконец-то я могу чувствовать ткань без ужасающего жжения. Да, осторожность осталась, но страх будто поблек.

Бани и душ: короткий репортаж

Моя главная фобия — купание. Когда вспоминаю, как сердце билось, прежде чем просто зайти в душ… Жуткое жжение, будто кипяток обдавал всё тело, даже если вода была комнатной температуры. Сейчас я впервые осмелилась сделать погорячее, и оказалось – это приятное тепло, а не пытка. И главное, я больше не «выпрыгиваю» из ванны через минуту, а спокойно моюсь, чувствую, как мышцы расслабляются, а кожа не вопит от боли.

Одеяло, под которым больше не страшно

Помню, как прежде пыталась укрыться кучей простыней, чтобы защититься от ночных сквозняков — любое дуновение воздуха усиливало зуд. Теперь я сплю в одном легком пледе. Смешно, но я первую ночь даже не могла поверить, что это не вызовет очередной приступ чёса. Проснулась — и ничего, просто нормальное утро. Без кровавых расчесов и мокрых следов от слёз.

Маленькие радости «новой» кухни

У меня дома была целая полка баночек с кремами и настойками «от всего» — толку, конечно, мало. Я выбросила большую часть этой ерунды: «очищающие» сборы, которые обещали изгнать гипотетических паразитов, кремы с мифическими экстрактами. Остались те несколько баночек, которые прописал доктор. Зато на кухонном столе внезапно появились блюда, которых я раньше избегала: небольшая порция острого карри, пара ломтиков цитрусовых. Я не кидаюсь на всю еду подряд, но больше не живу, как отшельница на безвкусной диете из страха, что вот сейчас «вспыхнет».

Выход в свет

Отдельная эпопея – выйти из дома в платье с короткими рукавами. Да что там, даже летом я умудрялась носить длинные хлопковые кардиганы, чтобы никто не видел красных участков на руках. Впервые за долгое время я позволила себе пойти на прогулку по набережной в футболке. Сначала весь вечер оглядывалась, казалось, что любой взгляд – это осуждение: «Что у неё с кожей?!» Но в тот момент я увидела в зеркальном отражении витрины, что ничего ужасного на мне не видно. Красные пятна почти ушли, остались лишь небольшие уплотнения. И никто не таращился. Людям всё равно, а мне — приятно.

Личная перестройка

Самое удивительное, что благодаря нормальному лечению внезапно освободилось много сил. Раньше каждое утро было подвигом: надо перебороть зуд, боль, моральное выгорание. Теперь я ловлю себя на том, что после завтрака просто идёт в голову мысль: «Хочу погулять, сфотографировать закат, позвонить подруге». Такая «ерунда», о которой раньше и мечтать не приходилось.

Сны без монстров

Да, остатки ужаса иногда дают о себе знать, особенно если день выдался тяжелым. Но в целом ночные кошмары перестали напоминать слэшер Стивена Кинга. Я просто сплю. Без бесконечного желания расчесать тело до крови. Мой сон больше не рулится каким-то псевдосущностями, шорохами и скрипами. Интересно, возможно, в скором времени я вообще перестану вспоминать эти кошмарные сцены.

В кабинете доктора

Когда я пришла на повторную консультацию, заметила, что уже не боюсь снять рубашку. Не боюсь, что врач посмотрит с сожалением или осуждением. Доктор осмотрел руки, плечи: «Супер, процесс идёт! Вы большая молодец.» – улыбнулся. Выписал другие кремы, более мягкие, чтобы продолжить курс. Я с порога призналась: «Раньше не думала, что обычное лечение может так работать». Он ответил просто: «Главное — всё делать системно, а не шарахаться из крайности в крайность». Я поняла, что мне наконец-то кто-то объяснил, как жить с этим заболеванием, а не терпеть.

Первые шаги в новом мире

Кажется, что у меня открылось второе дыхание. Я заново знакомлюсь со собственным телом и понимаю: оно не враг, оно просто просит правильного ухода. Оказывается, можно наслаждаться прикосновением воды и не сжиматься от страха. Можно свободно одеваться, ходить в гости, не боясь, что чья-то кошка или новая сигарета соседа вызовет мгновенную вспышку воспаления.

И самое главное – внутри исчезла каменная тяжелая глыба, которая давила, шептала «ты в ловушке, тебе не выбраться». Да, бывают плохие дни — кожа ещё может «выкинуть фокус». Но я знаю, что делать. Бегу не к очередному шарлатану, а придерживаюсь схемы, доверяю рекомендациям, и вижу результат.

Вот так я заново учусь смотреть на мир. Отучаюсь бояться обычного ветра, чужих взглядов и собственного отражения. И это такое облегчение, что хочется иногда плакать не от боли, а от радости, что ужасающий период остался позади.

Все только начинается. И знаете что? Я этому безумно рада.

…Таков мой путь из постоянного ужаса к свету надежды.

Татьяна, 29 лет.