Каждый парень мечтает упасть лицом в большие сиськи и тискать их

⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Каждый парень мечтает упасть лицом в большие сиськи и тискать их

Все совпадения имён и поступков персонажей книги с именами и поступками реальных людей случайны. Все события, изложенные в книге, вымышлены. Все образы и модели персонажей книги – плод воображения автора, и их действительный возраст – 18 лет и старше. При написании книги не пострадало ни одно млекопитающее.



РАЗ

По дороге, пересекающей поле, быстро бежала молодая женщина, с опаской поглядывая на темнеющее небо. Ветер раздувал её темные густые волосы, бешено рвал платье, задирая подол до талии, и швырял вслед солому с поля. Надвигалась гроза. Быстро несущиеся по небосклону тяжёлые тучи выглядели весьма зловеще, и женщина знала, что вымокнет обязательно; но не дождь пугал её, а всё приближающиеся раскаты грома. В поле, на открытой местности, где нет ни одного дерева и негде укрыться – женщина это знала – молния выбирает наиболее высокие предметы. Сейчас самым высоким «предметом» здесь была она сама.

Конечно, чистое безумие – без подготовки, без предупреждения двинуться в эту глушь, пусть даже и для того, чтобы встретиться с родственниками... и уж конечно, не было никакого резона ехать до деревни с поддатым трактористом, видимо, только и думавшим, как бы залезть ей под юбку... Надо было дождаться автобуса, идущего из районного центра. Но рейсовый «вольво», на котором она выехала из города, задержался из-за аварии на трассе. Утлый «пазик» для пересадки в райцентре ускользнул из-под носа, а ждать следующего пришлось бы ещё часа четыре... Сомнений насчёт водителя трактора не оставалось, даже если не принимать во внимание сальные взгляды, гуляющие по её телу. Прикосновение грубой лапы, пару раз промахнувшейся мимо рычага и упавшей ей на бедро, было более чем понятным. Тракторист, получив ребром ладони по руке и заметно расстроившись, высадил женщину на полевом стане, а сам уехал в обратном направлении. Потому пришлось топать до деревни пешком... И женщина спокойно двинулась через поле, тем более что идти было – как она с уверенностью полагала – всего ничего: каких-то два километра.

Действительно, не прошло и получаса, как на горизонте появились знакомые ещё с детства домики выселка, расположенные чуть в стороне от деревни, несколько лет как брошенные и частично уже разрушенные.

В этот момент где-то невдалеке басовито грохнуло. Она не сразу сообразила, что происходит, но когда оглянулась, ёкнуло сердце: такой мрачной тучи, надвигавшейся с огромной скоростью, женщина в жизни не видела. Попасть под сильный дождь, особенно если погода уже не летняя, удовольствие определённо ниже среднего, а если ещё учесть, что надвигался не просто ливень, а сильнейшая гроза, ничего удивительного не было в том, что женщина ощутила настоящий страх.

Грохнуло снова, раскатисто, совсем близко. Молнию она пока не видела, но дело было даже не в самих вспышках – вероятно, в каждом из нас заложен первобытный страх перед голосом стихии.

Женщина ускорила шаг. До ближайших домов вдруг показалось очень далеко. Она оглянулась, и в этот момент по глазам ударило ярким всполохом. Гигантский огненный зигзаг вычертил на потемневшем небе фигуру, почему-то напомнившую генеалогическое древо физики, висевшее в одном из классов их школы. Прошло едва ли больше секунды, и раздался такой грохот, что заложило уши. Вот уж действительно – повезло, так повезло...

Холодный порыв ветра ещё раз рванул платье. Поднявшийся вихрь взметнул с поля сухие соломинки, больно хлестнувшие по лицу. Пелена дождя стремительно приближалась, и женщина перешла на бег, остановившись лишь на секунду, чтобы сбросить лёгкие туфли и кинуть их в болтавшуюся на плече сумку – довольно большую, куда можно легко уместить и методические пособия, и дневники учеников. Испытывая необычные ощущения в ступнях, обтянутых нейлоном колготок, она бежала легко и быстро – молодое тело, не обременённое вредными привычками и знакомое с фитнесом, отлично повиновалось своей хозяйке... и страху, гнавшему её по направлению к заброшенному выселку. «Должна успеть», – подумала она.

Но тяжёлые капли дождя, превратившиеся в поток льющейся с неба воды, моментально промочили одежду до нитки; на счастье женщины, ливень оказался вовсе не ледяным; последняя, по всей видимости, гроза в этом году несла тёплый воздушный фронт... Или наоборот – ветер гнал перед собой дождевые тучи. Платье сразу прилипло к телу, тесно обволокло колени, мешая бегу. Стало темно, словно сгустились сумерки, когда она в состоянии, не слишком далёком от паники, подбежала к первому из покосившихся старых домишек. Рядом с остатками забора стоял вкопанный в землю деревянный столб, с которого свисали обрывки проводов на потрескавшихся от времени изоляторах. По несчастью, женщина как раз пробегала рядом с ним, когда яркая вспышка сорвалась с края клубящейся в вышине синевато-чёрной тучи и угодила в вершину столба, затёсанного под грубый конус... Оранжево-голубой всполох ударил молодую женщину по глазам, а жгучий, неимоверной силы импульс, словно девятибалльный толчок землетрясения, поддал снизу, прямо в голую кожу ступней. Женщина резко остановилась как вкопанная, попытавшись закричать от боли во всем теле... Которое немного прогнулось назад... покачнулось... и подобно подрубленному деревцу, упало на мокрую землю, осыпаемую щепками и обломками столба, вдребезги разбитого ударом молнии.

* * *

– Ольга Викторовна, не забудьте внести записи в электронный журнал, и я всё-таки жду от вас подпись под решением по Белоглазову... Он должен быть отчислен.

Ольга Точилова наклонила голову, молча соглашаясь с напоминаниями завуча, и вслух сказала, что она, конечно же, ничего не забудет и предоставит всё, что требуется, в срок и в должном виде.

– Хорошо, идите, – произнесла Валентина Музгалова; эта пожилая рыхлая женщина была завучем школы ещё в те времена, когда Оля сама ходила в первый класс... хотя и другого учебного заведения. Сюда она попала после закрытия специальной школы для одарённых детей, почти случайно, без особого желания, лишь в надежде «пересидеть» с полгодика, но вот... нет ничего более постоянного, нежели временное. Полгода превратились в год, потом – в два, три...

Ольга поднялась и прошествовала к выходу. Валентина Васильевна смотрела ей вслед, и во взгляде этом не было особой теплоты. Даже в простой и скромной одежде – жилетке поверх свободной блузы, застёгнутой почти до горла, длинной юбке, полностью закрывающей колени – высокая, стройная и фигуристая учительница выглядела слишком, пожалуй, вызывающе для стен обычной средней школы. Со спины, на которую ниспадали тяжёлые тёмные волосы (пусть не чрезмерно длинные и собранные в хвост), она вполне могла сойти за ученицу из одиннадцатого «Б» – этот класс педсовет решил доверить ей с начала нового учебного года... Не слишком ли поспешным было это решение? Пять лет стажа (первые два, правда, не на полной ставке, да и в сомнительной школе, недавно закрытой) плюс внешность кинозвезды... Но умение работать с учениками, которые – что греха таить? – педагогов вообще в грош перестали ставить в последнее время; грамотность, какую и у более опытных «русичек» поди поищи; наконец, стрессоустойчивость и невозмутимость... Всё это она показала с самой лучшей стороны в прошлом учебном году, сумев справиться с этим классом, тогда десятым... А что ещё надо от классного руководителя, к которому в числе многочисленных требований по должностной инструкции не вменено в необходимость наличие определённого педагогического стажа?.. Заведующая учебной частью могла бы сказать о том, что по её просьбе (и по знакомству – но кому до этого дело?) местный участковый некоторое время последил за молодой учительницей – нет ли у неё милых привычек вроде развлечений в клубах или приглашений к себе домой разных мужчин? Но и здесь нельзя было к чему-то придраться: лишь в течение пары месяцев за последние полгода преподавательница встречалась с каким-то молодым человеком (как выяснилось, холостым сотрудником завода металлоконструкций), но даже и эта связь сейчас прекратилась. О никотине и алкоголе (не говоря уже о чём-то более серьёзном) можно было и не вспоминать – Музгалова определяла такие вещи «на глаз»... и практически никогда не ошибалась. Как и в случае с Игорем Белоглазовым, находившимся в начале дороги, ведущей в никуда.

Ольга поднималась по лестнице – прямая как античная статуя, с поджатыми губами, тронутыми бесцветной помадой, и холодно мерцающими глазами, тёмно-синими, почти фиолетовыми. Она сухо отвечала на приветствия, внимательно отмечая, с каким настроем, с каким отношением здороваются с ней ученики... Ольга полагала, что пусть и не все, но многие из детей её всё-таки уважают... Хотя бы даже за принципы, где нет места панибратству, не говоря уже о заискивании. Да, ей было страшно в первый год работы, особенно со старшеклассниками, которые несколько раз пытались называть её на «ты» и даже отпускать двусмысленности. Она сумела это пресечь со всей своей холодной твёрдостью, и сейчас одиннадцатый «Б», принятый не без опаски, вёл себя на уроках классного руководителя вполне приемлемо... Да, ей пришлось несколько раз напомнить о своём статусе вслух в первый же день сентября, когда Надя Косинская и Карина Лямина на передней парте начали демонстративно тискаться и издавать томные вздохи, нагло пялясь на учительницу у доски, объясняющую тонкости пунктуационного оформления коммуникативных единиц; да резко ответить на вопрос Жени Гузеева, который в середине урока вздумал вслух поинтересоваться, почему у такой красивой женщины нет постоянного мужчины. Небольшая лекция о приличиях, нравственной чистоте, а также (самое главное!) о том, как важно для успешных людей умение скрывать свою распущенность и нестандартные наклонности (каковые у них, скорее всего, имеют место быть), изложенная чеканным слогом и хорошо поставленным голосом, возымела некоторое действие.

«Не верю, что у неё никого нет, с такой внешностью, да чтоб без мужика...» – однажды случайно услышала она от одной девятиклассницы, уверенной, что Точилова ей не внимает. Поджав губы, Ольга как можно осторожнее ретировалась подальше от компании учеников – ещё не хватало, чтобы они поняли, будто до неё дошла эта реплика. «Иногда действительно лучше не слышать того, что о тебе говорят, когда думают, что ты не рядом, – подумала Ольга. – Но, с другой стороны, не лишним было бы знать о недобрых намерениях... чтобы суметь заранее обезопасить себя от них».

– Здравствуйте, – произнесла Точилова, входя в класс, слушая привычный фон шушуканья, смеха и других проявлений бушующих гормонов. Недружно загремели по полу стулья, зашебаршили подошвы туфель, кроссовок и прочей обуви. Затихали смешки и реплики. Кто-то встал ровно, некоторые, как Алёша Евсеев, нарочито вытянулись, будто в армии, кто-то развязно качался, словно бы принял чего-то крепкого. На лицах – вся гамма выражений: от серьёзного внимания до лёгкой насмешки. Насмешек было немного. И на том спасибо.

– Садитесь, – произнесла Ольга, шествуя широким шагом к столу, покачивая собранными в хвост волосами и стуча подолом длинного платья. Лёгкий грохот был ей ответом, и скоро настала сравнительная тишина, прерываемая шелестом страниц, неизбежными шепотками, покашливаниями и ещё чем-то непонятным – своеобразным шумовым «фоном». Всё шло как надо. Урок начался.

* * *

–...Оля... Оля... Оля... (Глупая курица)... Оля... Оленька... Как ты?.. (Вот идиотка, кто ж тебя звал сюда?)

Глухо звучащие слова и фразы влетали в тёмную мягкость пробуждающегося сознания. «Оля... Это я – Оля... А глупая курица – это, видимо, тоже я».

Просветление наступало постепенно. Мутные пятна медленно обретали очертания, превращаясь в чьи-то смутно знакомые лица. И в незнакомые тоже.

– Дядя Вова, – прошептала Ольга, узнав своего родственника.

– Ну да, это я... Как тебя сюда принесло, да ещё в такую погоду?

(Сиськи вообще супер, она лежит на спине, а они торчат, платье рвут...)

– Что? – спросила Ольга, плохо понимая, почему она слышит голоса, словно откуда-то сверху. Да и кто это сказал? Не дядя Вова же, да он и рта вроде не раскрыл...

– Что случилось? – спросила Ольга.

– Мы нашли тебя на выселке, ты была вся засыпана щепками, – сказал кто-то незнакомым голосом.

– В столб, наверное, попала молния. Ну и тебе досталось по ногам. Больно?

– Вроде нет, – прошептала Ольга. Ноги, впрочем, ныли ниже колен и подрагивали мелкой и неприятной дрожью. Взглянув вниз, вдоль своего тела, Ольга убедилась, что со ступнями ног на вид ничего особенного не произошло.

(Хороша чертовка, вставить бы ей...)

Слуховые галлюцинации... Наверняка вызванные долгим отсутствием секса и неосуществимостью желаний – психотерапевт сказал бы именно так.

– Оленька, давай, сейчас мужики просунут одеяло, мы тебя перенесём из сарая в дом... Ты же мокрая как мышь...

Тётя Вера. Милая добрая женщина, внешне так похожая на маму... Про которую лучше не вспоминать сейчас.

– Да я сама встать могу, – неожиданно даже для самой себя сказала Ольга и попыталась пошевелиться. Тело слушалось плохо. Внезапно появились тошнота и комок в горле, ни с того ни с сего захотелось заплакать. Что тут ещё за «мужики»?

Чужие руки вдруг проникли между мокрой одеждой и кошмой, брошенной на земляной пол старого сарая. Ощущение было такое, что ладони трогали её тело прямо за голую кожу – спины, плеч и бёдер.

(Ничё девка, только, по мне, худая будет...)

(Наверное, подмышки бреет, городские – они все так делают...)

Дощатый потолок, весь в паутине и каких-то белёсых пятнах, тошнотворно закачался. Ольгу на одеяле вынесли наружу, под струи стихающего дождя. Дядя Вова заботливо раскрыл над лицом племянницы зонтик, не давая воде попадать на голову и грудь. Тошнотное ощущение вдруг усилилось, зонт завертелся вокруг своей оси... и Ольга второй раз пришла в себя лишь минут через десять, уже в доме, возле натопленной печи. И это было почти счастье – она только сейчас поняла, насколько продрогла, валяясь без сознания под сентябрьским ливнем.

На плите закипал приличных размеров чайник и грелся большой чан – видимо, с водой.

– Раздевайся, – скомандовала тётя Вера, – одежду твою я постираю и высушу.

– Да стирать-то зачем?.. – деликатно начала капризничать Ольга.

– Ладно тебе, скидай уже, говорю. Володя баню затопил...

Ольга, не споря, сняла жилетку и принялась стягивать липкое платье, которое словно присосалось к коже, не желая сползать с тела. Конечно, и лифчик с трусиками промокли насквозь, пришлось снять и их. У Ольги хватило ума поехать в деревню в простом белом бельишке, недорогом и самом практичном, если уж на то пошло. Тётя Вера тут же бросила племяннице махровое полотенце, которым Ольга принялась растирать покрасневшую кожу, всю в мурашках. Немолодая родственница поглядела на неё, наверняка отметила полное отсутствие волос на теле, татуировку в виде разноцветной бабочки чуть левее и ниже пупка... Но промолчала. И то ладно, подумала Ольга – ещё не хватало новых голосов в голове, обсуждающих её внешность и гадающих на предмет её чувственности. Пугающих голосов, да. Откуда они появились?

Но голоса ушли. Наверное, удар молнии, попавший в столб, находившийся чуть не в метре от неё, всё-таки зацепил её своим импульсом. Хорошо вообще, что после этого она хотя бы что-то слышать может... И не только в своём воображении.

– ... Выпей ещё чаю, Олюшка, – тётя Вера вновь наполнила чашку горячим напитком; не столько чаем, сколько отваром из душистых трав, Ольге неведомых. Точилова, прямо сейчас побывавшая в настоящей деревенской бане, взяла чашку, сделала неспешный глоток, присаживаясь у плиты. Хорошо! Тепло травяного чая, опускаясь в живот, словно бы смешалось с теплом печки, обволакивающим тело снаружи. Полотенце стало ощущаться более грубым, чем оно было на самом деле. Неожиданно начало клонить в сон. Вот незадача! Она же не спать сюда приехала...

– Вопрос у меня к вам, тётя Вера, – сказала Ольга, грея пальцы о фарфор чашки.

– Какой же, Олюшка?

Вопрос был из таких, что по телефону не решаются. Именно поэтому Ольга приехала на переговоры.

– Я хочу уехать отсюда. В смысле, из города. В другой регион. Врачи говорят, что здешний климат для меня очень вреден. Для этого мне нужно реализовать жильё... Тётя Вера, продайте мне вашу долю. Квартира маленькая, однокомнатная... первый этаж... «хрущ»... нам её всё равно не разделить.

Ольга ещё вчера подбирала, как ей казалось, необходимые слова для грядущей беседы относительно квартиры покойной матери, и полагала, что сможет построить разговор в нужном русле и выдержать его в верном тоне: одновременно твёрдо и при этом дипломатически корректно. Но её рот неожиданно выдал совсем другие слова, и тётушка даже несколько секунд молчала, сжав губы в ниточку.

– Понимаешь, Олюшка, – мягко заговорила она. – Я не думаю, что эта идея понравилась бы твоей маме, которая неслучайно отдала часть квартиры мне. Я ведь тоже ей была не чужая, как-никак сестра же... Мы даже думали о том, чтобы дать тебе возможность переехать сюда, поближе к природе... И подальше от городского смога.

Походило на то, что Ольга взяла неверный тон. Она могла бы сейчас сказать насчёт здешней природы и насчёт того, что от неё тут осталось. После многолетней хищнической вырубки лесов по всей территории области большинство озёр высохло, а ураганы, о которых в прежние времена в этих краях слыхом не слыхивали, стали разносить по округе всё то, что годами копилось на дне тех озёр. Промышленные отходы, удобрения с полей... Ещё неизвестно, где теперь экология хуже – в городе или районах.

Но об этом Ольга сочла за лучшее промолчать.

– Когда пять лет назад Маше сказали про её диагноз... Ты ещё училась в то время... Конечно, ей хотелось, чтобы ты по окончании учёбы не мыкалась по съёмным комнатам и всё такое...

Казалось, что тётя Вера тоже произносит не совсем то, что именно она хотела бы сказать. И вдруг в голове Ольги будто что-то вспыхнуло, и словно от макушки внутрь мозга посыпались слова, почти лишённые интонации и голосовой окраски, но их смысл был понятен и ярок в своей жестокой прямоте:

(Ах ты, шалава, чего захотела – хапнуть всю квартиру и свалить отсюда... на кой чёрт мне эти деньги за долю – что я смогу купить на них в городе?.. Толю, Толечку моего нужно срочно отсюда вывозить, а то он тут с этими бандитами связался... не дай бог, натворит чего-нибудь, надо, чтоб он в школу полиции поступил поскорее, а то его тут посадят, я же не переживу этого... Ну ладно, последний учебный год ему остался, а пока Ольга пропишет его в квартире, пусть только попробует упереться, ишь, сучка бесстыжая с бабочкой на брюхе, я найду способ заставить её это сделать... Ничего, ничего, девка податливая, уговорю не мытьём, так катаньем... главное, чтоб с Володькой она не обсуждала, этому алкашу ведь только деньги нужны, пропадёт квартира...)

Чашка с недопитым чаем упала на пол и разбилась. Звонкий рассыпающийся удар будто бы отключил поток сознания. Прекратился и словесный шлейф, пропитанный ядом. Тётушка лишь слегка охнула.

– Тётя Вера, простите, я случайно... – Ольга, пряча глаза и сдерживая дрожь в руках, нагнулась за осколками.

– Не надо, не надо, Олюшка... – заворковала тётя ласковым, заботливым голоском... И до омерзения лживым. – Я соберу позже... Сядь, посиди спокойно.

Точилова выпрямила спину, усаживаясь ровно. Бешеный бег сердца понемногу успокаивался, дыхание выравнивалось. Вот оно что... Вот на что рассчитывает сестра её покойной матери... Нет, на это Ольга пойти не сможет. Совсем ни к чему пускать в уютную, обжитую квартирку своего юного кузена с повадками гопника, но главное в том, что она действительно хочет отсюда уехать... И на самом деле считает, что эта осень – последняя её осень в этих краях и в здешнем ужасном климате, где зима длится восемь месяцев, а лето – один день, да и тот, по закону подлости, не выходной... Ну что ж... Каким образом и кто ей подсказал истинные мысли тётки – на этот вопрос она сейчас ответить не может. Но зато знает, как ей теперь себя вести...


Молодая премиум телочка планирует кончить в конце домашней страстной ебли
Две лесбиянки в масле развлекаются с секс игрушками
Рыжая лисичка мечтает о сексе порно фото