Кассеты Лялечки (1)

Назад к оглавлению

Предыдущий раздел

Ведьма. Мультфильм

Серое небо затянуто густыми тучами.

Но не колышется трава у дороги, не шелестит на деревьях листва. Только пыль на тропинке то и дело невысоко поднимается от неспешных, ровных шагов.

В той же пыли отпечатываются крохотные следы лап. С кружочками-подушечками, и точками, от когтей.

Следы уверенные, хорошо различимые. Различимые так же, как длинные, ползущие сразу за ними тени. Тени широкие и размашистые, в которых чётко вырисовываются и округлые контуры тел — и горизонтальные овалы голов. Конечно же, с нет-нет, а поджимающимися маленькими треугольниками, час от часу теряющимися в общих тёмных рисунках.

Даже под ветвистой аркой, эти тени не теряют своих очертаний, явственно проступают под штрихами от листьев.

Так же видно: два образа, хоть и время от времени сливаются в один-общий. Шатающийся, качающийся, эта чёрная раздвоенная фигура спокойно тянется по земле.

Пусть всё небо затянуто кудрявыми облаками, те вовсе не мешают яркому полуденному солнцу светить. Просто чуть выше и дальше, уже перейдя зенит — и лучи стелятся вниз, под наклоном к востоку. И на тот же свет солнца тянутся вверх дном обе тени. К тому же свету вытягиваются и существа, от которых они отброшены.

Два кота: один маленький, а второй — невысокий. Невысокая, если точнее. Белая кошка, если уж рассмотреть в деталях. Именно она останавливается под сенью очередного дерева, выпрямляет спину, смахивает тыльной стороной передней лапы пот со лба. Растирает собранной испариной нос. Грузно падает на услужливо выступающий из почвы корень, как на скамейку.

Её спутник опускается рядом просто на обочине пыльной тропинки.

Кадр такой, что можно рассмотреть их одежды.

Невысокая кошка одета в тёмную футболку, свободную юбку. А маленький кот — просто в белом.

Именно он смотрит на тянущуюся вдаль тропинку, водит когтём по пыли. Вырисовывает в ней черты рыбки.

Рыбка получается аккуратная и фигурная. Треугольная голова, овальное тело. К тельцу крепятся плавники: один сверху и пара — снизу. Обязательный перьевой хвост.

Его спутница разводит передними лапами перед собой — и между подушечек проявляется небольшой коричневый чемодан. Конечно же, с кучей наклеек из разных стран.

Чемоданчик белая кошка ставит перед собой. После недолгой возни с замками открывает его, достаёт несколько тюбиков красок.

Подряд: тёмно-синий, металлический акрил. Стеклянный-полупрозрачный, с разливами стали. Густой жёлтый и чёрный.

Дальше она кряхтит, тяжело поднимается с корня-скамейки, подсаживается к белому младшему спутнику, опускается к нарисованной рыбе.

Смазывает лапку в красках, подряд по тюбикам.

К пыльному рисунку добавляется общий, фоновый, грунтовый цвет. Поверх — накладываются следы прожилок, объёма, блестящей на жарком солнце переливающейся чешуи.

И, конечно же, отделённая густая линия для головы рыбины. И для большого, застывшего, жёлто-чёрного глаза.

Котик с кошечкой улыбаются. Отступают от рисунка поближе к дереву.

Лучи солнца ложатся к земле, подползают к картине. Наложенные на пыль краски заходятся дымкой, шипением. Над ними поднимается пар.

Мгновение — и пар рассеивается, и теперь в пыли перед ними о землю бьётся настоящая живая щука.

Оба котика скалятся и очень довольно потирают передние лапки.

Широко-открытые их глаза не моргают. Пристально смотрят за трепыхающейся, машущей хвостом рыбкой.

Тёмная тень капюшонами сползает с фигурных кошачьих голов — а идущие — вновь на тропинке.

Идут вровень друг дружке. Облизывают лапы, выступающие блестящие коготки.

Их собственные тени покорно за ними тянутся — и морок скрывает одинокий белый скелет. Щука под деревом не трепыхается, а её череп — отдыхает у края обочины. Сквозь дыру глазницы угадываются песчинки, то и дело прыгающие на совсем лёгком, всколыхнувшем листву ветру.

Невысокая кошка в чёрном платье едва поспевает за маленьким котом в белом. Её спутник — преспокойно топает по дорожке. Так спокойно, что почти в развалку.

Что вокруг них, по обе стороны дороги — этого кадр не цепляет. Общий вид подаётся из-за спин путешественников. Видно то, как оба они то и дело покачиваются — но шаг их ровен. Без запинок.

Не спотыкаются.

Камера поднимается выше — и теперь заметно: дальше — высокий, покатый спуск.

А ещё благодаря поднятой камере чётко виден контраст: котики топали по пустыне, где встреченное деревце — это просто огромнейшая везучесть. И как долго они по ней шли — неведомо, не уточняется.

А вот с низины уже тянутся тёмные, рублёные штрихи ветра. Того самого ветра, от которого пыль вдоль дороги невысоко вздымается, закручивается в спирали — и стрелочками уходит в небо.

Того самого ветра, от которого шерсть на хохолках котиков шебуршится, заходится волнами. Вызывает их общую улыбку. Широкую — и одну на двоих. Так плотно они друг к дружке, что их мордочки в этом кадре склеились вместе, в одной цельной фигуре в четыре глаза и одну широкую, белую, с чёрными границами, с загнутыми вверх краями дугу.

Ветер радует путников — и они ускоряют шаг. Так ускоряют, что их нижние лапки рисуются быстро вращающимися колёсиками, а их тени от них отлепляются, едва поспевают ползти за ними, ведомые оставленными на тропинке штрихами-полосками, уходящими вслед зверькам.

Маленькие колёсики заходят на крутой вираж по асфальтированной дороге, ложатся почти плашмя — и вместе с протяжным визгом от тормозов в воздух поднимаются густые пары тумана.

Когда белое облако рассеивается, видно сидящих на трассе, хекающих, встряхивающих головами котиков. Они сидят на сером фоне и часто дышат. Глядят сейчас друг на дружку, то и дело тыкают в друг дружку передними лапками. Как в обратном проигрывании, слышится не то мурчание, не то хихикающий, вязкий смех. Их треугольные ушки дрожат, то и дело прижимаются к головам.

Миг — и глаза котиков уже больше котиков, а в их растянутых тёмных овалах отражаются ёлки, дубы, осины и ивы. Изогнутые и вытянутые, деревья своими кронами восходят под самое небо. Застилают его густой зеленью, а всё, что за ними — там темень, размытая штрихами пурпурного и лазури. И много рваных, грубых штрихов, стирающих отдельные листья, опять-таки, отдельно торчащих, как будто специально выставленных к потоку ветра ветвей.

Маленький кот поднимается первым на лапки. Тыкает в плечо всё ещё сидящую спутницу.

Ткнул один раз, указал в направлении леса.

Та посмотрела на лес. Поджала нос к уже вернувшимся к нормальному размеру глазам. Повела им — и резко дёрнула головой. Дёрнула так, что обернулась к попутчику затылком и тыльной стороной ух. Затылком без морды сейчас на него «смотрела». И лапы передние сложила скрещенными у груди.

Тот склонил мордочку так, что весь овал его лица поднялся по ней вертикально. Задумчиво поднялся: голова накланённая, а лицом смотрел.

Опять потыкал подругу. Опять показал на лес.

… Помимо обёрнутой головы, теперь наблюдал и повёрнутую спину к нему спину спутницы. Ещё и хвостом взмахнула, очень однозначно и показательно.

Плечи маленького кота поднялись выше кончиков его заострённых ушек — и грузно опустились, продолжаясь в лапках, двумя протянутыми простынями к дороге. И так он весь изогнулся, так раздулось его мохнатое пузико, что сам он сделался небольшим, округлым воздушным шариком.

Задержал дыхание, так, что шарик из беленького стал синеньким — и, прежде чем-таки раскрыть дрожащие, сомкнутые неровные волны-линии слишком уж тонкого, то и дело дрожащего рта, схватился коротенькими кружочками-лапами за торчащий трубой хвост подруги.

… Та всё-таки дёрнула ушком.

Синий шарик издал довольное: «Мяу».

С визгом и воем, густыми и шумными чёрно-белыми листами-волнами всё уменьшающийся, всё светлеющий шарик и очень удивлённая кошечка в чёрном платьице проносились меж зелёных, сизых, пурпурных, то и дело сменяющимися отдельными кадрами то деревьев, то разных веток — и весь пейзаж слился в череду ровных мелькающих зелёным, сизым, пурпурным стен.

Сколько они так летели?

На экране не было таймера. Только спидометр, и стрелка на нём зашкаливала за ярко-красным.

Дальше шум.

И новое густое фигурное облако на земле. Облако всё в штрихах, спиральках и рваных линиях. Ещё иногда — выскальзывающими оттуда передними белыми лапками. Виновато-поджатыми ушками. Подолом чёрной юбки. То один, то другой хвост трубой.

Облачко расходится слоёными деталями тортика: верхний овал вправо. Центральный прямоугольник — влево. Нижний полукруг — оттягивается вперёд.

Светлое, с тёмной штриховкой, оно растягивается и медленно растворяется.

Оба котика сидят, обнимаются на подмятых, изломленных стеблях травы.

Быстро вспрыгивают — и видно в профиль, как они прижались друг к дружке. У маленького — глаза-звёздочки. У невысокой — зрачки-бублики.

Камера поднимается снизу вверх. Сначала — торчащие из земли неровные, фигурные, в спиралях и дугах, искривлённые, впивающиеся когтями в землю корни.

От корней тянется весь в рваных линиях, по дуге то в одну, то в другую сторону, такой же неровный, волнистый, как и его основание, ствол. Ствол тот неодномерный. Центральная его часть — это колонна-арка мощной, выпирающей в кадр, чуть приоткрытой тяжёлой входной двери.

Сразу над дверью тянутся овалы окон. Их рамы похожи на баранки старых автомобилей, а стёлка — в яркой жёлтой заливке. Без занавескок и без теней.

Что выше этих окон — то и вовсе не разобрать. Просто уходящая в тёмную высь, всё сгущающася болотная зелень дерева-хижины. А её ветви уходят лианами-лапами в кроны соседних деревьев.

Невысокая кошечка расправляет футболку, юбку — и вся одежда становится вполне аккуратным платьицем. Кошечка пятится на высунутых когтях задних лап.

Улыбка маленького кота растягивается за контуры его мордашки, а сам зверь подходит вот к двери хижины. Аккуратно стучит.

Темнота на переднем плане.

За спинами путников — угловатые, изломленные черты леса, редкий солнечный свет.

Перед путниками — две тени, сливающиеся в одну.

Кадр приближается, камера — на обе фигуры явившихся. Особенно на вставшую дыбом шёрсткой на хохолке кошечки.

Оба зверька отступили от порога хижины.

Из неё к ним высунулась длинная дуга, похожая на рыбиный торс.

Следом за «торсом» прорисовался маленький круг головы и высокой плоской вытянутой треугольной шляпы.

Не торс, а нос. Кончик носа ткнулся в маленького кота. И аккуратно, ненавязчиво его отодвинул.

Белая кошка вся вздыбилась. Обнажила когти, клыки.

Встала на все четыре лапы, вскинула хвост трубой. Опасно зашипела на опускающийся к ней длинный, размашистый крюк.

Крюк этот оказался ладонью с растопыренными шпилями-пальцами. А запястье — тонкая нитка, между ним и линией проступающей, тянущейся к кошке руки.

Белый маленький кот терпеливо стоит в сторонке.

Наблюдает за горбатой, холмообразной черепаховидной ведьмой, а эта ведьма — очевидно, хозяйка хижины, аккуратно цепляет его спутницу за шкирку. Поднимает высоко над землёй, на уровень собственных, маленьких птичьих глаз. Пристально осматривает кошку в чёрном платьице. Аккуратно хлестнула ладонью по подолу юбки — и зверёк вскрутился маленьким чёрным смерчем, с белыми штрихами.

И также резко остановился благодаря новой хватке, за всё то же платье.

Ведьма кивнула маленькому коту. Тот кивнул ей.

Держа в обеих ладонях невысокую кошку, хозяйка хижины попятилась спиной к двери.

Носом, похожим на рыбий торс, захлопнула за собой дверь.

Свет приглушённый. Цепляет разные покосившиеся полочки, а на них — всякие банки-склянки.

Но это фон.

Первый план — вытянутый оранжевый, штрихованный овал деревянного стола. За столом, сложив лапки на его край, сидит кошечка в чёрном платье. Не дрожит. Только шорстка на хохолке дыбится.

И глаза у неё уже не бублики, а крохотные чёрные пуговицы. Рот приоткрыт в небольшой, оттянутой вниз на всё отведенное ему пространство на фигурной мордашке дуге.

На стене — отчётливая тень высокой, с перегородками, табуретки. И профиля кошки, с чуть приподнятой головой.

Над тенью кошки — две вытянутых ветви с раскинутыми шипами-шпилями. И острые когтистые контуры тянутся к чёрному, вздрагивающему полукругу.

Шум ветра. Жёлто-красные мазки, как если б задулась свеча.

Белый кот лежит на подмятой траве. Одна задняя лапа закинута на вторую, согнутую в колене. Ею болтает, виляет пухнастым хвостом. Головой то и дело мотает, смотрит на плывущие над кронами кудрявые, пышные облака.

Из треугольной пасти кота вылупляются ноты, прыгают, тянутся, растворяются пылью вокруг беззаботно мотающего головой, то и дело поджимающего ушки зверька.

Громкий хлопок. Кадр на столб пыли и вязкий туман.

Когда всё рассеивается, из тёмной арки вырисовывается сброшенная на землю кошачья шкура. Следом за ней — шипение.

Маленький кот тут же вскакивает на лапы — и глаза его опять расширяются. Да так сильно, что и вовсе замещают всего его.

В широких, размашистых дисках — двойственное отражение ползущей к нему, извивающейся змеи. Высокая, вытянутая кобра с раскидистым воротником, а на нём — вращающиеся спирали в рублёных, гранёных квадратах.

Только вместо звериной, у существа бледный, блеклый овал человеческой головы. Раскидистые комья-мочалки чёрных густых волос. Такие же густые тени под узкими, сощуренными глазами.

Кобра подползает к отброшенной на траву шкуре, складывается на ней пирамидкой в три неровных, неспокойных кольца.

Следом за коброй из тьмы хижины выкатывается даже на вид тяжёлое, плотное, размером с маленького кота яйцо. Очевидно, яйцо вот этой самой змеи. Только на птичье похоже. Ну, обычное, и по форме, и по прочему виду.

И только потом слышны шаркающие неспешные шаги.

Первый кадр — на удивлённое лицо кота.

Следующий — на театральную маску, и именно сквозь треугольные вырезы глаз, оттянутой вниз дуги рта и видна мордашка всё более, более ошеломлённого, поджавшего и уши, и хвост зверька.

Дверь хижины с шумом захлопывается.

Кобра с головой женщины обнимает хвостом кота в маске — и тот садится на расставленный воротник.

Следом зверица аккуратно оплетает яйцо — и вверяет его в протянутые передние лапы наездника.

Кот верхом на змее.

Та — чуть вскинула свою человечью голову — и лица её вовсе не разобрать.

Последний кадр — объёмная, прорисованная, ловящая золотистые блики заката, обклеенная тенями листвы, сияющая скорлупа.