Капром прикончил Медведев.

Мы часто спорим о годах завершения эпохи капромантизма, но компромиссным выбрали 2008-ой: начало финансового кризиса. Тем не менее вопрос "почему и куда вдруг делись игривые рюшечки на фасадах?" терзает сознание тысяч ценителей архитектуры. Сегодня я хочу поставить в этом вопросе точку. Эпоха капрома закончилась тогда, когда к власти пришел Дмитрий Анатольевич Медведев.

Капромантизм — когда государству была не нужна архитектура.

Архитектура всегда служила эффективным инструментом государственной политики: она утверждала господствующую идеологию и/или выводила эстетические вкусы правителя в ранг общепринятой нормы. В модерной России был единственный период, когда государство не вмешивалось в архитектуру. И это — капромантизм.

Поиск причин “разгосударствления” архитектуры капрома — отличное поле для спекуляций. Если ельцинские годы можно объяснить ослабленной властью, то первая путинская восьмилетка, сопровождающаяся постоянным укреплением государственной вертикали — время наиболее яркого расцвета стиля. Парадокс. Почему ни Ельцину, ни Путину нулевых не было дело до архитектуры? С одной стороны, новая конституция вводила запрет на государственную идеологию, а значит, закреплять что-бы то ни было в камне, вроде бы, не имело смысла. С другой стороны, для существовавшей в реальности неолиберальной идеологии главной ценностью был свободный рынок. Невмешательство в торговлю означало невмешательство в архитектуру: обогащайтесь и дайте обогащаться нам — этот договор власть предложила обществу. Граждане одной из самых быстрорастущих экономик мира, чьи глаза застилала тогда романтизация капитализма, охотно подписали пакт. Право быть частью рынка подменило все остальные гражданские права. 

Свобода строить как хочу и покупать что хочу — вот была главная характеристика эпохи. Да, в отдельных городах местный феодал заставлял всех плясать под свою дудку, но правило в целом соблюдалось. Именно общество оставалось главным заказчиком и главным строителем. Государство выступало скорее игроком второго плана, расчищая поляну для девелоперов, оставляя после себя яркие, но не выдающиеся постройки Сбербанков, Пенсионных фондов и вокзалов. И, разумеется, набивало карманы сопричастных. Но, главное, в девяностые и нулевые не существовало единого стилистического идеала, не было общепринятой нормы — государству это было не нужно. С задачей отчуждения людей от политики отлично справлялся экономический рост. Так в какой же момент все кончилось?

Президент с айфоном и последняя русская утопия.

Тогда, когда поменялась государственная идеология и появился официальный эстетический ориентир. Разумеется, финансовый кризис подточил веру в неолиберализм, но всё же убило капром событие внутриполитическое — избрание Дмитрия Медведева президентом РФ. Впрочем, это событие произошло все в том же 2008ом, поэтому наши посты подчищать не придётся.

Годы правления Медведева — последний на сегодняшний день период больших утопий в культуре и в архитектуре. На смену идеологической пустоты, за которой скрывался неолиберализм и романтизация капитализма, на четыре года пришла вера в IT, модернизацию, новые технологии и Роснано. Эстетика современного технологичного предпринимательства резко контрастировала с капромантичными стандартами красоты: демонстративная роскошь перестала котироваться, вместо неё теперь в моде архитектура лаконичная и практичная, как водолазка Стива Джобса.

Не стоит преувеличивать субъектность Медведева. Да, домик для уточки, да, тандем, но все же, именно он определил вектор развития архитектуры на ближайшие десятилетия. Разумеется, рационалистические стилевые течения существовали и в годы капрома, но именно Медведев возвел их в ранг идеала. Наиболее заметным детищем третьего президента стал объект архитектурный и градостроительный — Сколково. Оно и стало выразителем нового архитектурного мейнстрима. 

Инновационный центр, мечта о российской "кремниевой долине" — главная стройка начала десятых. Звездные архитекторы со всего мира съехались в Подмосковье, как когда-то на берега Невы, чтобы снова научить общество, что значит быть современным. Неомодернизм и утилитаризм, лишенный капромовских фантазий был официально назначен эстетической нормой. В регионы новые ценности транслировались через здания "Инновационных культурных центров", а также мегапроекты: именно на годы правления Медведева пришелся основной этап подготовки к саммиту АТЭС во Владивостоке, Универсиаде в Казани, Олимпиаде в Сочи. 

Парадокс “Русской весны”

Тем не менее, истинно медведовской архитектуры в России крайне мало. После возвращения Путина разговоры об инновациях быстро сошли на нет, а большинство проектов нано-романтизма были свернуты. Построенные Инновационные Культурные центры перепрофилировали в патриотические (во Владивостоке он так и остался стоять недостроенной руиной). Однако стилевого языка этот консервативный поворот не коснулся. Утилитаризм и неомодернизм, изящные, но скучноватые эстетические начала окончательно закрепились в качестве доминирующих в российском зодчестве, где правят и по сей день. Очередной парадокс. Казалось бы, вместе с Крымом и “русской весной” в страну должен был прийти новый виток русского стиля или победоносного ампира. Но несмотря даже на теперь уже совсем открытую конфронтацию с Западом, в России по-прежнему возводятся абсолютно западного духа постройки. Первым лицом российской архитектуры по прежнему остается немецкий рационалист Сергей Чобан. Может быть, дело всё-таки в том, что Путин не интересуется архитектурой и не имеет выраженных вкусов?

Отнюдь. Вскрывшийся дворец на мысе Идокопас вызвал такую волну иронии именно потому, что разительно отличался от принятой обществом и государством эстетической нормы. Так почему же все-таки Чобан, а не Ланфранко Чирилло, почему путинское барочное личное не стало универсальным? Потому что запущенный Медведевым нео-модернистский эстетический тренд оказался чрезвычайно эффективным инструментом укрепления власти.

Как неомеодернизм усмиряет толпы, или просто подсади оппонентов на госсаказ.

У российских утопий схожая судьба: начиная модернизацию, власть сводит в итоге реформы к эстетическим, создавая желаемый образ, но не запуская в полной мере соответствующие ему процессы. Окно в Европу на голландский манер, но без республиканских прав и свобод. От вольтеровского просвещения — только классицизм и регулярная сетка улиц. Вместо коммунистического самоуправления — коммуналки в конструктивистских жилмассивах. Опасаясь политических изменений, руководство страны выступает упорным последователем карго-культа. Впрочем, на протяжении веков внутри оболочек-симулякров в итоге всегда зарождалась жизнь, справедливо недовольная несоответствием формы и функции. Медведевская инноватизация — не исключение. Невозможно построить устойчивую постиндустриальную экономику без ротации власти и функционирующих институтов, но Медведев решил попытаться. Следствием был 2011 год и Болотная площадь, когда те, кто поверил в декларируемую стекляшками Сколково прозрачность и открытость государства осознали, что ничего на самом деле не поменялось.

Говорят, именно протесты окончательно убедили Путина вернуться — а так, был бы у Медведева второй срок. Мол, вот что бывает, если не закручивать гайки и слишком много говорить о переменах. Реакцией власти было закрытие модернизационного проекта. Главным актором стали силовики, инновации сменились традиционными ценностями. Утопия ушла, но её образ — остался. В отношении молодых образованных горожан (креативного класса), эстетические взгляды которых выражал Медведев и которые составили ядро протестов, новой властью была реализована политика кооптации. Вы хотите власти? Берите её, только в специально отведенной для вас сфере. Этой сферой оказалась архитектура и градостроительство, названные в те годы по модному “урбанистикой”.

Медведевская модернизация никуда не ушла, она просто окончательно сжалась до масштабов визуальной среды. Под управлением Собянина, ставленника третьего президента, хорошеет Москва. Созданный в медведевские годы институт Стрелка благоустраивает российские города в духе той самой интернациональной эстетической нормы, впервые явленной нам в Сколково. Министерство строительства превратилось в модную IT-корпорацию ДОМ.РФ и стремительно монополизирует рынок девелопмента, заодно уже напрямую диктуя застройщикам все тот же неомодернистский эстетический стандарт. Тысячи молодых архитекторов по всей стране чертят стильные фасады и мастерпланы для миллионов молодых россиян, чтобы те жили не хуже, чем в Лондоне или Нью-Йорке, и даже не думали о необходимости политических перемен. Впрочем, из истории мы хорошо знаем, что это “не хуже”, редуцированное до дизайна зданий и площадей, может лишь временно удовлетворять общественный запрос.

Эстетика как способ отчуждения граждан от реальной политики — такую реальность создал Дмитрий Медведев. В годы капрома с этой задачей справлялся экономический рост, но новый метод оказался чрезвычайно эффективным в условиях, когда доходы населения перестали увеличиваться. Какую же следующую уловку придумает власть, когда симпатичные общественные пространства и стильный фасадный клинкер наскучат и перестанут давать нужные политические очки?