Как живали сатанисты в старину

Российская интеллектуальная конспирология еврейско-масонской направленности – абсолютно инородное тело в русской культуре. Это вставная челюсть. Вся ее образность, все сюжеты и персонажи являются переносом на российскую литературную почву католической агитационной литературы XVIII-XIX веков. Логично, что и у этого явления есть фамилия и имя. Точнее, несколько имен: Тадеуш-Фаддей Булгарин, Иосиф Пржецлавский, Юзеф Сенковский (барон Брамбеус), ну и Пшибышевский. Уже потом, по мере развития – Елизавета Шабельская, польско-немецкая альковная романистка, и Николай Вагнер, немецкий российский зоолог, народно-русский детский сказочник. Мало кто, кроме самих поляков, сравнивает их народ с Израилем, но ведь и вправду более трех веков разделенный границами завоевателей, рассеянный по миру и гонимый всеми польский народ выполнял функцию евреев, не получив за это компенсации в последующие века. Именно эти вечные странники Европы, циркулировавшие по австрийским, немецким, русским, французским землям, и принесли католические тренды в русскую культуру, распространяя их, в первую очередь за счет неутомимой печатной империи Булгарина, слуги троих императоров, шпиона и контр-шпиона всех держав, стукача по вдохновению и самозабвенного графомана.

Станислав Пшибышевский (1868-1927) же не был издательским магнатом, он был просто космополитом-прозаиком. Родившись между двумя очередными польскими восстаниями, Станислав окончил немецкую гимназию в Торуни и, сразу определившись со своим будущим, ринулся покорять Берлин. Со всем пылом юности он погрузился, как и многие, в Ницше, публиковался в местной оккультной прессе как открытый и гордый сатанист, взялся за перевод «Храма Сатаны» Станисласа де Гуайты на немецкий, но не закончил. Естественно, редактировал местную польскую газету социал-революционной направленности и бывал в собраниях социал-демократов и анархистов. Но не увлекался ими чрезмерно. 

В основном, потому что с 1892 года его основным занятием были посиделки в кабачке «У черного поросенка» с компанией скандинавской богемы, к которой он примкнул вечно чужеродным и вечно вездесущим элементом. В компании бесспорно лидировал Август Стриндберг. Но лидерство бывает духовное и телесное. И в области телесного у Пшибышевского не было конкурентов. Сколь ни привлекали своими талантом и харизмой сумрачные норвежские гении присутствовавших там дам, все они предварительно проходили через постель обаятельного поляка, оставлявшего в их сердцах незаживающую рану. Самая большая рана разъедала сердце его невенчанной супруги Марфы Фердер, беззаветно преданной ему абсолютно простой женщины, матери троих его детей, в частности, директора Московской консерватории Болеслава Пшибышевского (родившегося в том же 1892 году, а датой смерти имеющего сакраментальный для СССР 1937 год).

Когда к компании в марте 1893 года присоединился подающий большие надежды художник Эдвард Мунк с юной и прекрасной рыжеволосой спутницей пианисткой Дагни Юль, будущее было уже фактически предопределено, и в августе того же года Дагни стала Пшибышевской и матерью очередного Пшибышевского. Это произошло мгновенно и довольно неожиданно для Марфы Фердер, которая, напомним, была женщиной простой и преданной Станиславу. Настолько преданной, что вскоре после рождения первого ребенка у Дагни третий ребенок от Пшибышевского рождается и у Марфы. На фоне этого торжества плодородия Пшибышевский решает немного развеяться и навестить родителей в Польше. Родители начинают задавать неудобные вопросы в связи со слухами о семействе сына, но он успокаивает их: он свеж и холост, никаких свадеб ни с кем не имел, пусть родители не беспокоятся, он еще молод, хотя и подумывает остепениться. Например, он с радостью рассмотрит кандидатуру Богумилы Лукомской, которую ему родители приготовили в невесты. Проведя с Богумилой предварительные встречи и оговорив приданое, Станислав, впрочем, внезапно возвратился в Берлин. Оставив озадаченную невесту с обычным для него даром – даром новозарожденной жизни.

По возвращении в Берлин Пшибышевский полностью погружается в издательскую и писательскую деятельность, а также в революционное движение, он с упоением пишет роман «Из глубин», где впервые предпринимает попытки собственного осмысления добра и зла в свете сатанизма, который понимает как анти-божественность. Жизнь, по Пшибышевскому, устроена по более-менее зороастрийскому принципу, но новость в том, что хороший и белый здесь – Ариман, он же Пан, а Ахура-Мазда – неправедный диктатор, создавший людей разных гендеров, велевший им плодиться, но запрещающий совокупляться с радостью, а радостное совокупление – это самая главная и важная радость, она же повод к сотворению всего сущего. Бог (т.е. Ахура-Мазда) сотворил смерть для того, чтобы контролировать совокупляющиеся популяции народонаселения, и это плохо. Тогда же в структуру мироздания постепенно, всё учащаясь, Пшибышевским вводятся евреи как главные проводники человеконенавистнических ограничений. Женщина и мужчина же, сливаясь в экстазе, - если им не мешают евреи, а также все еврействующие (порабощенные ими) элементы, как то христиане и масоны, - уподобляются Творцу и замещают его, свергая с престола. Собственно, эту свою центральную идею Пшибышевский развивает всю последующую жизнь в книгах и в жизни.

И всё бы хорошо, но в 1896 году Марфу Фердер находят у себя дома мертвой, и Пшибышевского сажают в тюрьму. Ему удается доказать, что она отравилась газом сама, без его помощи. Моральное осуждение окружающих ему было, в принципе, скорее в радость, но супруга настаивает на отъезде, пока все уляжется, и Станислав с Дагни переезжают к ее родителям в норвежский Конгсвингер, оттуда – в польский Краков, оттуда – в австрийский Львов-Лемберг, где началось плодотворное сотрудничество Пшибышевского с драматургом и издателем Яном Каспровичем.

Именно Каспрович способствовал изданию давно уже написанных и таскаемых всюду в чемодане романов Пшибышевского «Синагога Сатаны» и «Дети Сатаны». Помимо ранее со всех сторон обсосанных автором тем дуальности зримого и незримого миров, помимо обычных историй сексуального самовыражения человека как способа борьбы с Богом и устоявшимися обветшалыми общественными нормами, Пшибышевский вводит в свой нарратив также навязчивую тему завовевания мира горсткой харизматичных носителей новой ницшеанской антиморали. В «Детях Сатаны» это боевая группа анархистов, тщательно планирующая горизонтальные сети сопротивления и захватывающая власть в городке постепенно, неуклонно и безжалостно. Всё это густо замешано на сексуальной свободе, описанной в модной бодлеровской эстетике, жалкие огарки которой мы видим в поздних «Тропиках» Генри Миллера.

Пшибышевский между тем не забывает об основной своей миссии в этом мире, уводит у очередного благодетеля Каспровича его вторую жену Ядвигу Гансловскую и живет привычным и комфортным двоеженством. Но с женщинами вообще сложно, и Пшибышевский все чаще отдыхает от нервотрепки за бутылкой. В 1899 году Ядвига увозит его в Варшаву, заставляет официально развестись с Дагни и лечь на реабилитацию. Надо сказать, жизнь мало чему научила Дагни Юль, потому что она возвратилась в Берлин, на время воссоединилась с Мунком (о женское коварство к трепетным запасным аэродромам!), но страсть и неупокоенность души не оставили ее после жизни с Пшибышевским, и она, наскоро сойдясь с поэтом Винцентием Кораб-Бжозовским, использует его как транспорт для переезда в Варшаву – поближе к Станиславу. Все вместе они планируют поездку в Тифлис – к общему знакомому поэту Владиславу Эмерику, но Пшибышевский в последний момент отказывается, обещая приехать позже. Но сразу по приезде в Тифлис Дагни заявляется к Эмерику, а он вместо здрасьте убивает ее из револьвера и стреляется сам. За этим тоже, конечно, стояла некая история. И не оригинальнее всех прочих историй, изложенных здесь. Слегка ошарашенный Бжозовский возвращается в Берлин, чтобы попробовать забыть то, что видел. А Мунку всё произошедшее забыть не удалось, и он переехал жить в психушку, откуда так толком больше и не выбрался.

А Станислав в Варшаве подлечился, хотя и не до конца, судился за развод Ядвиги, завел себе вторую семью с известной художницей Анелей Пайонкувной и снова обрел душевное равновесие. Он написал манифест антиреалистического литературного движения «Confiteor» и мечтал о всемирной славе. Совершил турне с русской труппой по городам Российской империи: ставили его пьесы с его участием на вторых ролях. На Ядвиге ему наконец удалось жениться в 1905 году. Они удачно продали пару его пьес и поездили по чешским, польским и немецким городам, жили то в Торуни, то в Варшаве, то в Гданьске, потом Первая мировая война, работа Пшибышевского в немецкой и австрийской печати, журналистская поденщина. Которая закрыла для него все более-менее солидные и приличные двери в новой послевоенной свободной Польше. Он буквально побирался по разным печатным изданиям, учил немецкому, работал переводчиком, безуспешно пытался устроиться начлитом то в один театр, то в другой.

В 1920 году он, пытаясь вернуть былые времена, возглавил в Познани кружок художников и писателей – символистов. Для укрепления своих позиций в нем он чуть ли не силой вытащил туда свою дочь от Анели Пайонкувны – начинающего драматурга 19-летнюю Станиславу Пшибышевскую, девушку, как водится, сложной и интересной судьбы, писавшую пьесы о Французской революции. Она училась во Франции и Германии, наполнилась там революционными идеями и симпатизировала коммунистам. Папаша ее, надо сказать, растлил и жил с ней вполне открыто, бравируя своим седеющим нигилизмом перед компанией соратников. Станислава некоторое время прожила там в оторопи, а потом ухватилась за первого встречного актера Яна Паньевского, пришедшего как-то раз послушать художественное чтение, и упросила увезти ее в Варшаву. Там они поженились и спустя много лет даже подружились. Работая в коммунистическом книжном магазине с типографией, Станислава во время нападения СССР на Польшу в 1922 году села в тюрьму, но муж сумел ее оттуда вытащить, и всю оставшуюся жизнь они прожили тихо и незаметно в Гданьске, насколько это было возможно для актера и драматурга – редко выходя за пределы своего дома и своего театра.

А нестарый еще 59-летний отец Станиславы заволновался и засвербел душой. Оставив жену Ядвигу в Познани, он помчался в Гданьск, но встретил там явно тот прием, которого не ждал и в который не сразу поверил. Поэтому два года проработал в этом городе конторщиком на железной дороге, думая еще получать от жены часть доходов от познаньского книжного магазина, но тот был убыточным. Уже мало на что надеясь, Пшибышевский поехал уже в который раз лечиться от алкоголизма подальше, в деревню в Куявии, чтобы там на природе дописывать свои воспоминания. Но умер.

Полтора десятка романов, полдесятка пьес, шестеро ненавидевших его детей, десяток ненавидевших его спутниц жизни, отрезок истории Европы в одной причудливой и вместе с тем банальной биографии. Две даты на могильном камне богемного сатаниста.