Как жили и во что верили первые христиане. Игумен Иннокентий Павлов

Книга игумена Иннокентия Павлова поражает своим смелым взглядом на историю христианства и библейский канон. Такой работы ждешь от светских западных ученых-религиоведов вроде Барта Эрмана или Элейн Пейджелс, но никак не от русского православного монаха.

Основная цель книги Павлова представляется весьма спорной - автор анализирует историю создания новозаветных текстов и приходит к выводу, что текст "Дидахе" - памятника иудео-христианского направления в ранней церкви - стоит отнести непосредственно к периоду миссионерской деятельности апостола Павла. Признаюсь, мне не так уж интересно знать, действительно ли это так, да и ничего это в сущности не меняет - и без того очевидно, что и проповедь Павла и текст "Дидахе" относятся к одному и тому же течению в раннем христианстве (или же, возможно, к двум чрезвычайно близким течениям). В этом отношении мне куда интереснее альтернативные павловой интерпретации версии христианства, которых мы в "Дидахе", разумеется, не найдем.

Но книга поражает не этим. На мой взгляд ее главной ценностью можно считать кристаллизацию такого определения как "охранительная позиция" в библейской и церковной истории. Автор не только блестяще выделил это явление, но и привел бесчисленное количество примеров из истории современной науки. Если несколько упростить мысль игумена Иннокентия, то можно сказать, что суть "охранительной позиции" заключается в том, что ряд ученых, претендующих на научную беспристрастность, объективность и критический подход к истории раннего христианства и формирования новозаветного канона, на самом деле сами того не замечая (а может быть и замечая), не критично принимают по умолчанию ряд предпосылок, навязанных христианской церковью и исходят из того, что эти предпосылки не требуют доказательств и являются само собой разумеющимися фактами. Что, конечно же, далеко не так. В "охранительной позиции" автор уличает не только церковных историков и богословов, но и вполне себе светских ученых, как тот же самый Эрман.

Сам Павлов строит свои рассуждения весьма смело. Он ничуть не боится критически взглянуть на те или иные моменты новозаветного дискурса, рассмотреть некоторые вероучительные истины как элементы мифологизации, хорошо знаком с предпосылками этой самой мифологизации (например, критический анализ непорочного зачатия ему хорошо известен, и он вовсе не утруждает себя тем, чтобы расписать читателю его аргументацию, предполагая, что последний или уже и без того хорошо знаком с материалам, или же потратит время на его самостоятельное изучение). Для светской науки в этом нет ничего особенного, но для церковного деятеля подобные мысли, даже если они не выражаются вслух, граничат со святотатством. И тем не менее автор не только позволяет себе подобные размышления, но и делится ими со своими читателями.

Однако, как мне кажется, у Павлова есть одна серьезная проблема: несмотря на смелую деконструкцию традиционного подхода к анализу истории раннего христианства, сам он оказался в той же ловушке предвзятости, что и многие ученые до него. Только если их "охранительная позиция" выражалась в неосознанной поддержке канонической церковной парадигмы, то сам Павлов занимает "охранительную позицию" по отношению к собственной теории о периоде происхождения "Дидахе". Кроме того, стоит выйти за пределы научных интересов автора, и мы увидим, что он придерживается "охранительной позиции" во многих других областях новозаветной и церковной истории. Увы.

Всё же ценность исследования Иннокентия Павлова не подвергается никакому сомнению. Просто при знакомстве с его книгой следует помнить, что ни один человек, ни один ученый не может быть полностью объективным и беспристрастным. Павлов дает хорошую установку для анализа тех или иных теорий на предмет "охранительных позиций", а сама предвзятость автора напоминает нам о том, что такому анализу стоит подвергать и свои собственные изыскания, и, пожалуй даже, их-то как раз в первую очередь.