Как я работал в наркологии…

🔥Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 5 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ (ЖМИ СЮДА)<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

_______________

ВНИМАНИЕ! ВАЖНО!🔥🔥🔥

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

_______________

Наркологи Москвы

Как я работал в наркологии…

Купить Кекс Абакан

Телефон или email. Чужой компьютер. Страшилки на ночь. Страшилки на ночь запись закреплена 7 мар Трудился я там в конце девяностых — начале нулевых. Попадали к нам наркоманы от 12! Иногда целыми семейными подрядами. Цыганские семьи не удивляли вообще никого. Первом делом за поступившего берется приемный покой. Пациента опрашивают если он может говорить , замеряют вес, рост, температуру, давление, проверяют на педикулез вши и отправляют в жуткого вида помещения — ванную. Там моют как вонючих бомжей, так и школьниц, которых родители поймали на «травке» и притащили «лечиться». Если пациент в силах ходить, за ним приходит кто-нибудь из персонала того отделения, в которое он был распределен. С этого момента антураж убогой больнички начинает меняться на тюремный. Длинные коридоры, множество дверей, решеток, решетчатых калиток, недобрые окрики персонала По прибытию в отделение происходит процедура обыска, ощупывание швов, и конечно же, заглядывание в задницу. У женщин заглядывают еще кое-куда. Заставляем голым задом поприседать в коридоре, где пациент открыт взглядам всего отделения. И с этого момента вновь прибывший не только не сможет выйти на улицу по собственному желанию, но даже покурить не пойдёт, или в туалет. Вы возмутились? А вот успокойтесь. Если поступившего тщательно не осмотреть, эти фокусники могут пронести невообразимое количество наркотиков в естественных складках своего тела. А на нашей совести будет несколько смертей от передозировки. Как и в тюрьме, у нас есть множество «рецедивистов», которые проходят курс лечения далеко не по первому разу. Вы думаете, что если наркоман идет в наркологичку по собственному желанию, то он «мощь-пацан» и вообще охренительный борец со своим недугом? А вот нет! Наркоманы приходят сами в это заточение только для того, чтобы переломаться. Когда ломки закончатся, наркомана снова будет «торкать» маленькая доза, за сравнительно небольшие деньги. Когда он снова нагонит слоновью дозу — он снова придет к нам, если до этого не помрет. Итак, ведем новенького не в обычную палату, а в волшебную. Палата интенсивной терапии. Эдакая недореанимация. Там свой пост. Находиться там надо круглосуточно в составе двух человек минимум. Клиента раздеваем догола, кладем на обшитый клеенкой матрац, даем две простыни. Подушки запрещены. В туалет — только в сопровождении. Курить нельзя. Прием пищи — прямо в койках. Лежачих и привязанных кормим сами, иногда насильно. Вязки — главнейшая вещь в этом помещении. Стоит только клиенту «поплыть», как они становятся его лучшими друзьями на ближайшую неделю. Почему такая строгость и постоянный контроль? Когда алкоголик перестает пить после длительного запоя, через несколько дней к нему приходит «белочка». Не всегда, но как правило. И мы сидим, ждем. И всегда дожидаемся. Палата большая, на 20 коек, и всегда полная. И с каждой койки — свой концерт. У этого цыгане и собаки пришли, второй по батарее тихонько стучит, чертиков выгоняет. Третий залез на оконные решетки и с криком «тут летают души умерших детей» сверзился вниз. Не дай бог прозевать приход «белочки», потом будешь получать по полной за то, что у тебя пациенты травмированы. Тихих дурачков мало, почти все орут. К вечеру от бреда, ора, запаха испражнений начинает накрывать и тебя. Но это вроде воробей. С попытками отшутиться начинаешь разговаривать с ними на равных. Ночь — самое тяжелое время. Активизируются все психозы, без исключения. Кто во что горазд. Слипаются глаза у дежурного, и под эту какофонию он отрубается. А в это время бывший уже пять дней в адекватном состоянии парень срывается с кровати и отвязывает самого буйного. Вот так, без причины, по наитию. И тощий, трясущийся, безумный наркоман вновь лезет по решеткам, просачивается через небольшой зазор и летит с четвертого этажа. В яблоневом саду, разбившись под окнами наркологии, лежит труп. На нем нет царапин, нет переломов, целая голова. Вот только внутри на куски разлетелись остатки печени, как потом скажут на вскрытии. По коридорам проходных отделений, где покачают вслед головой, а потом забудут, да и примутся за старое местные обитатели. Слишком жарко, опасно оставлять в тепле тело человека, который начал гнить уже при жизни. Его оставляют на одном из лестничных пролетов, где до утра он будет смотреть незакрытыми глазами в осыпающуюся побелку потолка, пугая своим видом мимо проходящих медсестричек. В женском отделении ждет еще один труп, но пока еще живой. Она уже не первый месяц лежит в «кунсткамере». Совершенно безумная, истощенная. От длительного лежания у нее образовываются дичайшие пролежни, переходящие в сквозные гнойные дыры. Копчик, колени-локти, места выпирания тазовых костей, затылок — все это смердящие ямы. Через пару часов она составит компанию неудавшемуся беглецу. Утром на главном крыльце рыдает мужчина, бьется в истерике женщина — родители. У женщины, видимо, не оказалось близких. Мы садимся в «буханку», куда уже погрузили тело наркомана. Едем в морг. Скидываем с носилок труп на бетонную полку, под потолком раздается звук упавшей доски. Не доезжая до диспансера, слышим мат дежурного врача. Поступила мерзкая на вид алкашка, на руке грязный гипс. Года два, наверное. Врач снимает гипс, оттуда падают белые опарыши. Выписали неделю назад из женского. Ей не было и пятнадцати лет Снова поднимаемся к себе в отделение. Через мужское отделение идет на обед колонна женщин. Это опять кто-то пытается заговорить, а то и забежать в палату к мужикам. Чаще всего попытки побега происходят на пути в столовую. В трусах и в сорочке, зимой, им всё равно. Сносят конвой в белых халатах и бегут. А ловить надо. Прохожие не помогают никогда. И дай бог, если они не сопротивляются при поимке. Тут все как в тюрьме, вполне можешь получить в бок заточку из ложки. Раньше позволяли свидания, теперь запретили. Слишком много возможностей для контрабанды. Девушка, поцеловав своего парня, передала изо рта в рот «чуток» героина. И это далеко не единичный случай. Теперь берем только «передачи», тщательно проверяем, читаем записки, строго наказываем за неожиданные находки и неправильные тексты. Иногда из «кунсткамеры» попадаются целые алмазы. Все отделения ходили смотреть на барышню неполных 30 килограмм, которая проснулась после запоя с бомжами в подвале, а никого нет, и дверь заперта. Криков никто не слышал, сидела она там почти два месяца. Кстати, оголенными костями и смердящими язвами не удивить никого. Бьют ли пациентов? Но просто так — никогда, слишком страшно им уподобиться. Чаще из самообороны. Страшно подумать, что было бы с моей головой, если бы я растерялся, когда очередной «белочник» схватил бутылку физраствора и пытался ею меня прибить. Как-то раз меня чуть не настигла смерть от удушья, когда килограмм живого веса швырнуло меня на панцирную сетку кровати и увалилось сверху. Через пару дней я еле вынул его из петли в туалете. Ржавый бачок времен Наполеона умудрился это выдержать. Верить нельзя никому. Нельзя за чистую монету принимать слезливые истории о бедной маме, которая не видела сыночка много лет. Скорее всего эта «мама» пришла, чтобы по-свойски «подбодрить» своего «сыночка». Самое распространенное наказание — перевод с общего режима обратно в интенсивную терапию. Ну и все прилагающееся: нужные лекарства, вязки, отсутствие передач, записок, табака и т. Порядки на общем режиме — очередной частью, если хотите. Пока полноценно все не получается написать, времени не хватает. Его несут обратно туда, откуда он так хотел вырваться, по тем же бетонным пролетам, где каждая щель заварена решетками. Она уже не первый месяц лежит в кунсткамере. Копчик, колени-локти, места выпирания тазовых костей, затылок - все это смердящие ямы. Утром на главном крыльце рыдает мужчина, бьется в истерике женщина - родители. Мы садимся в 'буханку', куда уже погрузили тело наркомана. Ей не было и ти лет. В трусах и в сорочке, зимой, им пофиг. Тут все как на хорошей тюрячке, вполне можешь получить в бочину заточку из ложки. Девушка, поцеловав своего парня, передала изо рта в рот 'чуток' героина. Теперь берем только 'передачи', тщательно проверяем, читаем записки, вваливаем пизды за неожиданные находки и неправильные тексты. Иногда из кунсткамеры попадаются целые алмазы. Все отделения ходили смотреть на барышню неполных ти кг, которая проснулась после запоя с бомжами в подвале, а никого нет, а дверь заперта. Кстати, оголенными костями и смердящими язвами не удивить ни кого. Но просто так - никогда, слишком страшно им уподобиться. Страшно подумать, что было бы с моей головой, когда очередной белочник схватил бутылку физраствора и пытался её меня прибить. Как-то раз меня чуть не настигла сметь от удушья, когда кг живого веса швырнуло меня на панцирную сетку кровати и увалилось сверху. Скорее всего эта 'мама' пришла чтобы по-свойски 'подбодрить' своего 'сыночка'. Самое распространенное наказание - перевод с общего режима обратно в интенсивную терапию. Ну, и все прилагающееся: нужные лекарства, вязки, отсутствие передач, записок, курева и т. Порядки на общем режиме - очередной частью, если хотите. Пока полноценно все не получается написать, спешу. Палаты, как и в большинстве психбольниц - без дверей. Свет не выключается никогда. Все попытки занавесить лампу газеткой - жестоко караются. Но пациентам там намного привольнее. Можно разжиться кипятком, можно своими ножками сходить на обед, что уже целое событие после недель постоянного лежания в одном помещении. Можно получать передачи, самостоятельно ходить в туалет, курить и носить одежду. Женщинам краситься не разрешается, но у же сам факт, что они пытаются следить за собой радует. Как и в рассказах про СИЗО, здесь бытуют похожие нравы. Да и многие наши постояльцы уже прошли через тюрьмы. Пакет на веревке называется 'конем'. Их тоже выдворяем. Так же дороги прокладываются во время походов на обед. После ухода колонны обитатели проходного отделения бегут с секретному месту и извлекают письма и прочие ништяки. Валюта - та же самая, что и в тюрьме. Чай, сигареты, сахар-конфеты. Этим расплачиваются за все услуги. Откупиться от очереди помывки полов свои палаты пациенты должны мыть сами , кому-то что-то постирать, ну и так далее. Один предприимчивый гражданин из отделения на втором этаже замутил нехилый бизнес первый этаж вообще ахтунг. Он убедил одного полного дурачка ходить с ним по ночам в туалет, где через оконные решетки заставил Не палился он достаточно долго. Делал вид, что водит ущербного в туалет, ибо мочился и срал он под себя, типа доброе дело делал, ага. Не задерживался там надолго и все процедуры проводил в исключительной тишине. Когда просекли, сбивали этих педиков кирпичами, весело было, когда они с криком съхуяривались со второго этажа со спущенными штанами. Когда слежка за всем была достаточно надежной, и веществ затянуть было неоткуда, то пили ребятки, естественно, чефир. Из забродившего варенья или сахара пытались сделать что-то алкогольное. Частенько на батареях мы находили эту бурду. Без стукачей дело тоже не обходилось, за кусок масла сдадут все нычки, дороги, припрятанный самогон, самопальные розетки, схроны и т. А иногда и бесплатно, так, ради искусства. Но мы тоже иногда проявляли лояльность, если более-менее адекватный человек просил передать корешу из другого отделения коробочек заварки или сигарет, то обычно не отказывали. Хотя чай тоже был запрещен. Кроме стукачей и отрицал были и такие, которые после интенсивки и вязок перестают быть таковыми , существовали и что-то вроде 'мужиков'. Вели себя прилично, помогали персоналу в уборке, в укладке буйных, ну и прочих работах, следили за собой. Таких, собственно, и быстрее выписали. Конечно же были и 'чушпаны'. Деградирующие личности, воняющие мочой, говном, потом. Со вшами, венерическими заболевания и прочей гадостью. Женщин видеть в таком состоянии еще ужаснее. Дефилирует себе такая по отделению в сорочке, а сзади засохшие такие пятнища от менструации. Трехмесячной давности. Приволокли, помню, бабищу в кг, в запое была год. И ни разу за это время не мы. By taping «Accept», you consent to our use of cookies. You can read our Cookie Policy here.