Как сделать ширку
Как сделать ширкуКак сделать ширку
Рады представить вашему вниманию магазин, который уже удивил своим качеством!
И продолжаем радовать всех!)
Мы - это надежное качество клада, это товар высшей пробы, это дружелюбный оператор!
Такого как у нас не найдете нигде!
Наш оператор всегда на связи, заходите к нам и убедитесь в этом сами!
Наши контакты:
Telegram:
ВНИМАНИЕ!!! В Телеграмм переходить только по ссылке, в поиске много фейков!
Все началось еще в школе. Меня заставляли писать правой рукой, били линейкой. Я хотел бросить вызов тем, кто был несправедлив ко мне, протестовал, скандалил, позволял себе разные выходки. К тому же, мне хотелось как-то выделиться, чтобы на меня обратили внимание. И я вел себя соответственно. Родителей и учителей я считал не то чтобы врагами, но людьми, которые меня не понимают. Они навязывали мне то, чего я не хотел делать. Я не считал нужным, например, изучать пение. Но это было обязательно, и никто не интересовался моим мнением. Это вызывало чувство протеста, который я не умел выразить, и мне просто хотелось сделать что-нибудь назло. До сих пор мне тяжело общаться с вышестоящими: Меня принимали только некоторые друзья, учившиеся, как и я, спустя рукава. Мы вместе гуляли, хулиганили, пили водку, чтобы выглядеть старше. Курили 'план', потом пробовали таблетки. Это было похоже на алкогольное опьянение, только куда меньше неприятностей: Таблетки давали ощущение спокойствия, расслабленности, непринужденности. Особых интересов и увлечений у меня не было. На кружки и секции не ходил. Я искал другое - что даст мне ощущение веселья и собственной значимости. Водка приносила много удовольствия - застолья, дискотеки, приподнятое настроение. Но образ алкоголика - небритого зашмыганого типа с пивной кружкой в руке - был далек от моего 'идеала'. Зато наркоманы выглядели куда более респектабельными. Если они пили - тоже нажирались, но при этом выглядели 'чистенькими'. Им было не занимать неуязвимости, раскрепощенности и уверенности в себе, в их компаниях был какой-то особый микроклимат. И интерес к наркотикам, которые все это дают, со временем возрастал. После школы я поступил в ПТУ. Начало учебного года надо было как-то отметить, а денег на водку тогда не оказалось. С приятелями я пошел по квартирам искать снотворное, вместо него подвернулся стакан мака. Попробовав опиум, я сразу понял: Его воздействие казалось волшебством: А главное - я чувствовал себя на голову выше всех окружающих, к людям, не знавшим, что такое опиум, относился едва ли не с презрением: Я раскрепощенно общался с кем угодно и ощущал себя суперменом. Думаю, Президент Соединенных Штатов, окажись он поблизости, показался бы мне просто мелкой сошкой. И чего я совершенно не мог понять - отчего за наркотики сажают в тюрьму. Моя бы воля - я засеял бы все поля опийным маком и ввел его всенародное употребление. Я не сомневался, что тогда украинцы стали бы супернацией. У меня не было сомнений, что наркоманами были все великие люди, включая Ленина: И потом - Владимир Ильич так здорово умел убеждать массы, раздавать обещания о светлом будущем. Он пользовался людьми, как заправский наркоман. И при этом казался больным, его любили и жалели. Только Гитлер, очистивший Германию от наркоманов одним махом, пообещав им бесплатный морфий, не вписывался в мою схему. Но какое правило - без исключений? Пока супернация наркоманов оставалась мечтой, и до выращивания мака в государственных масштабах дело не дошло, я решил делать свое счастье своими руками. Засеял маком клочок земли и стал ждать урожая. Однажды ко мне прибежал друг - в состоянии сильного возбуждения. Он попробовал 'химию' или 'ширку' и явился сообщить мне, что это что-то особенное. Я бросился искать того же. Жидкость получилась мутной, и меня охватил страх перед этим веществом: Уже тогда я стоял перед выбором: Я знал, что наркоманы умирают от передозировок. Но, поразмыслив, я решил, что это вряд ли может случиться со мной. Уколовшись, я как будто оказался в невесомости. А наутро, протрезвев, ощутил невыносимую скуку и тревогу. Мне было неинтересно слушать обычные разговоры приятелей, привычные резко ценности потеряли в весе. Это случилось уже после первого укола. И я отправился искать 'ширку'. Каждый день я находил ее, кололся и 'тащился' до вечера. Я делал это с радостью, видел в наркотике только хорошие стороны. Даже тюрьма, в которую, как я знал, частенько попадали наркоманы, казалась местом, исключительно романтическим - этакая 'школа жизни'. Я обрастал новыми знакомствами, узнавал, где добывать мак в больших количествах, регулярно ездил за ним и считал свою жизнь весьма интересной. Отец тогда уехал в длительную командировку. Мама замечала, что со мной не все в порядке, но я чувствовал, что она боится в это верить. Чтобы успокоить ее, я говорил то, что она хотела от меня слышать: Она считала происходящее со мной шалостью, и это вполне меня устраивало. Так я прокололся полтора года. Потом попробовал 'ширку' с димедролом. Успел почувствовать 'кумар', когда с 'ширкой' возникли перебои. У меня начали возникать сложности. Но опиум по-прежнему делал из 'просто Коли' 'большого человека', и я не собирался от него отказываться. Я гордился тем, что я - наркоман. У меня была бурная жизнь со своими делами, заботами и проблемами. По сути все сводилось к тому, как достать 'ширку', и где ее сварить. Но в 'решении' этой 'проблемы' была своя эйфория. Несмотря на все запреты, я шел искать наркотики. Это было так романтично: К тому времени я уже работал на электростанции, но работа была лишь прикрытием наркомании. Я работал, чтобы поддерживать видимость хорошего сына, внука, брата. Я старательно создавал образ занятого делового человека, всегда находил правдоподобную причину, чтобы пропустить какое-нибудь семейное торжество: На работу я ходил в основном из-за наркотиков. Такого огромного притона, как на нашей электростанции я не видел ни до, ни после. Наркоманов там было очень много. Собирались в заброшенном цехе, варили 'ширку' не электроплитах. Частенько набиралось так много жаждущих 'раскумариться', что плит не хватало на всех, приходилось долго ждать своей очереди. Из-за длительных отлучек на работе возникали неприятности, но я долго отделывался обещаниями сколько себя помню, от меня только и требовали - пообещать, что завтра не опоздаю и приду трезвым. Потом я устал даже обещать, и меня уволили. Помню, я был не в состоянии написать заявление об уходе - только поставил подпись под текстом. Наркотики отнимали так много сил, что их не осталось даже на то, чтобы прятаться и скрывать. Меня уже не трогали никакие человеческие чувства. Вся жизнь вертелась вокруг поездок за маком, варок, уколов. Уважение окружающих я потерял, но это мало волновало меня. Я создавал себе 'репутацию' в мире наркоманов. Там меня встречали с распростертыми объятиями, ведь им нужны были мои наркотики. Я не понимал этого, принимал их радость при виде меня целиком на свой счет. Я рисовал образ 'отчаянного наркомана', который не остановится ни перед чем, чтобы добыть наркотик. По сути, я уже стал таким, и не заметить происшедшие во мне перемены было невозможно. Мама все поняла и написала отцу. Я объяснил ему, что, действительно, 'был грешок', но теперь, когда он приехал домой - а я так по нему скучал! Первое время он верил мне, несмотря на рассказы матери о том, как я ее обманывал. Потом увидел, как я прихожу в невменяемом состоянии и вру прямо ему в глаза, что все 'нормально'. Я уже понял, что наркомания - это болезнь. Мама пыталась лечить меня в хозрасчетном отделении наркодиспансера, но снотворные, которые там давали, вполне заменяли наркотики, и мое состояние практически не менялось. Летом перед армией я почувствовал, что подхожу к какой-то страшной черте, за которой - ужасная неизвестность. Контакт с родителями отсутствовал напрочь. Иногда я сутками не выходил из 'варочных' квартир. Жизнь заключалась в том, чтобы колоться для поддержания мало-мальски сносного состояния. Во мне поселилось чувство страха: Тридцать кубов в день, плюс димедрол, плюс снотворные. Меня 'кумарило' через пять часов после укола. Я страшно похудел, руки и ноги распухли. Появился страх перед физическими ощущениями. На 'кумаре' я просто переставал соображать, что делаю, что происходит вокруг меня. Мамин знакомый врач предложил полечиться в психиатрической больнице, сделать гемосорбцию. Но надо было подождать дня три дома, посидеть на реланиуме. Пусть и через три дня - но мне помогут снять состояние, когда 'ширка' нужна, как воздух. Два дня я ел снотворное банками но не спал и почти не чувствовал облегчения. Родители решили, что я взялся за голову, и отлучились. Я сразу сорвался с места - искать растворитель. На беду это происходило в воскресенье, и магазин кстати, расположенный рядом с отделением милиции был закрыт. Недолго думая, я разбил стекло камнем и пролез внутрь. Я быстро схватил четыре бутылки и выскочил наружу. Вокруг магазина собралась толпа. Я побежал и сразу услышал: Но не мысль о тюрьме испугала меня в ту минуту - я запаниковал, что не успею 'раскумариться'. Я бросил в милиционера бутылку, потом - вторую. Но меня все равно поймали. Только оказавшись в руках 'стражей порядка', я понял, что натворил. До меня вдруг дошло, что тюрьма - это совсем не так романтично, как мне раньше казалось. Я схватился руками за голову и закричал. В милиции у меня в кармане нашли мак. На меня набросились с вопросами и предложениями. Добивались, чтобы я назвал какие-то адреса, какие-то фамилии, признался в участии в каких-то преступлениях. Обещали дать за это мак. Я с трудом понимал, чего от меня хотят. Зато здесь я вспомнил, что у меня есть родители, и только они смогут мне помочь. Из милиции меня забрали под расписку. Следователь разрешил до суда полечиться, и я лег в психиатрическую больницу. Колоться мне не хотелось: Боязнь потерять свободу, а с ней - все: Я задумался о том, что я делал, и увидел, что результат наркомании плачевен. Как далека была нынешняя реальность от моих прежних размышлений о преимуществах, которые дает человеку опиум. Наркотики уже привели меня к воротам тюрьмы. А друзья, которые, казалось бы, должны броситься мне на выручку, - не могли, да и не хотели помочь. Иллюзия, что я нужен товарищам-наркоманам, разбилась. Только родители любили меня и хотели помочь. Я пролежал в психбольнице четыре месяца. Мне делали сорбции и различные процедуры. Думаю, врачи искренне хотели мне помочь. Но мои мысли были в таком беспорядке! Я понимал, что наркотики - это крах, и тут же начинал завидовать шизофренику, не один раз отсидевшему за наркотики, а теперь прописавшемуся в 'психушке', куда брат доставлял ему 'ширку'. Что ни говори, а он здорово устроился: Подумать только, я завидовал шизофренику! Мог ли я предполагать такое, когда размышлял о роли мака в формировании супернации! Мне дали условный срок, и врачи настоятельно посоветовали идти в армию: Тем не менее, вскоре отправился на квартиру к старым 'друзьям'. На следующий день, проснувшись, испугался: Я понял, что мне надо прятаться от наркотика. Армия представлялась для этого идеальным местом. Там все знали, что я - наркоман, но это только возвышало меня в собственных глазах: Моя хитрость, изворотливость, способность манипулировать людьми, умение раздобыть водку и коноплю делали мне авторитет среди сослуживцев. Ко мне обращались с просьбами помочь, и у меня снова возникла иллюзия, что я нужен людям. Я утешал себя тем, что не колюсь каждый день, а к конопле нет привыкания. Я считал это нормальным: Если же конопли не оказывалось, я чувствовал сильный дискомфорт: Однажды, напившись, я подрался и ранил ножом своего противника. Протрезвев, снова схватился за голову. Под арестом было много времени вспомнить все и подумать о том, что я делал в жизни. Когда приехали родители, я наобещал маме золотые горы: Но меня все-таки осудили. До последнего момента я не верил, что меня посадят. Даже когда везли в дисбат, думал - пугают. Они должны были понять меня и простить! Ведь я уже все осознал и раскаялся. Но они не простили. И я не мог никого в этом винить: В дисбате наркотиков не было, и я не думал о них. Мозги работали в одном направлении: Я старался зарекомендовать себя не тряпкой, а человеком. Не задумываясь, прибегал для этого к обману. Самое интересное, что, начав делать какие-то наброски по вечерам, я сумел развить в себе эту способность и вскоре даже перерисовывал иконы. Особенно зимой в казарме, где было минус пять. Мы спали одетыми, в шапках. Вши, дизентерия, желтуха - все это было обыденностью. Настоящая зона мало напоминала ту романтическую 'школу жизни', какой она представлялась мне раньше. К тому же здесь не было наркотиков, за которые можно прятаться. Человек в зоне - как голый: Родителям я писал жалобные письма, пытаясь подвигнуть их на какие-нибудь действия, чтобы сократить срок заключения. Вскоре я попал в госпиталь и комиссовался по болезни. Там встретил двух наркоманов. Вместе мы обманом выудили деньги у одного солдатика, к которому приехали родители. Но как обменять их на наркотики? Выйти из госпиталя мы не могли, единственный вариант - попросить кого-нибудь из прохожих, практически первого встречного. Но ведь он запросто может уйти с нашими деньгами и не вернуться. Мы присовокупили к деньгам записку, написанную по всем правилам психологии. Жаль, что этот уникальный 'документ' не сохранился: Уколовшись, я не испытывал душевного дискомфорта: Вот выйду - тогда не буду. Мои приятели сидели с мечтой об уколе. Я рисовал себе другое: Иллюзий насчет 'интересной блатной жизни' у меня уже не было. И нарушать закон больше не хотелось - нахлебался я этой блатной романтики. Мне хотелось простых человеческих вещей. В дисбате нас посещали 'свидетели Иеговы', говорили: Освободившись, я пошел в храм, поставил свечку. Я хотел начать жизнь сначала. За три года моей службы и заключения мир изменился, и это было интересно. Я ходил и наблюдал весь этот 'рынок' и 'изобилие'. Но хотелось чего-то другого, и, если честно, просто более легкой жизни. Из цеха постоянно тянуло на пляж или в кафе, повсюду были соблазны. Я обнаружил, что многие мои сверстники уже ездят на 'мерседесах'. Встретил и старых друзей. Увидев, до какого состояния докололись они за время моего отсутствия, я подумал, что дисбат был для меня скорее благом. Они совершали подлости даже по отношению друг к другу, что было несовместимо с моими представлениями о 'чести и достоинстве наркомана'. Чем больше я интересовался 'новым миром', тем больше разочаровывался в нем. Выпив, я воображал себя таким, каким хотел. К наркотикам возвращаться не хотелось. Даже не хотелось иметь ничего общего с наркоманами. Но тут я почему-то решил уколоться в последний раз: Этот укол снова перевернул мозги. Года два после него я чередовал водку с наркотиками, убеждая родителей, что я - не наркоман: Потом я снова плотно 'присел'. Зарплату отдавал маме, но каждый день выпрашивал деньги под разными предлогами: Вскоре понял, что возвращаюсь к прежнему, и испугался. Я знал, что наркотики оборачиваются тюрьмой. Мама предлагала мне лечиться в экспериментальном лечебно-реабилитационном центре, но я не верил в успех: В последнее я приезжал на так называемый дневной стационар. Утром кололся в ванной, потом ехал за законной порцией реланиума и снотворных. В аптеке их не продавали, а чистая 'ширка' меня уже не 'тащила'. Вот я и 'лечился' - с большим удовольствием. Если так было в 'хозрасчетном' отделении, почему в 'экспериментальном' должно быть иначе? Между тем петля вокруг моей шеи затягивалась все туже. Я уже не мог ничего делать без наркотика. Прогуливал работу, влезал в долги. В конце концов я согласился поехать попытать счастья в экспериментальный центр. Первое, что я там увидел, была группа пациентов, которые шли играть в футбол: Будто я попал на спортивную базу. Спорт и групповая психотерапия - этого мне еще не доводилось видеть в больницах. Вскоре я сам ходил отжиматься в спортзал и бегал кроссы с другими пациентами. Меня радовала мысль, что никому из встречных и в голову бы не пришло, что это бегут пациенты наркодиспансера. Наступил момент, когда я почувствовал себя 'здоровым'. Это, конечно, было сильным преувеличением. Просто я в то время увидел, что есть противовес 'ширке'. Но еще не различал, когда во мне проявляется человеческое, а когда - наркоманское. Я завысил свои достижения, решив, что наркотики теперь для меня неопасны, поскольку я веду исключительно здоровый образ жизни. Но в моих мозгах еще не укладывалось, что ни разу в жизни я больше не уколюсь. Я стал ездить на работу из Центра. Мой энтузиазм быстро улетучивался под давлением жизненных трудностей. У меня была работа и дом, но где же радость? Колоться нельзя, иначе - тюрьма и смерть. Но и без 'ширки' не было 'радости' в жизни. Я еще не приобрел других ценностей. Во мне еще мало было человека, больше - наркомана. И я позволял ему брать верх. Я не знал, что делать со своим 'хочется'. Рисовал в своем будущем цветущие сады, но ничего не делал, чтобы они выросли, и желания оставались желаниями. Я стал допускать мысли о наркотике и порой забывал, какие последствия имеет наркомания. В памяти всплывали красочные переживания, мучила ностальгия по уколу. Сергей Викторович заметил это и сказал: Но мысли о наркотиках захватили меня, и однажды я наелся снотворных. Дома я пришел в себя и понял, что упустил шанс, который мне дали. Мне было жаль того, что я потерял: Я называл себя ничтожестовм, ругал за неблагодарность, не спал ночами. Это была какая-то моральная абстиненция. Я не кололся, сидел дома, и все равно мне было плохо - я не мог понять, отчего. И тогда я решил уколоться - чтобы хотя бы понимать, почему мне плохо. Раз я не нахожу для себя ничего в 'трезвом' мире, пойду в наркоманию - там я все знаю и чувствую себя, как рыба в воде. Неделю я просто убивал себя. Я уже не искал себе оправданий - иллюзий меня лишили в Центре - кололся просто так. Стыдно было смотреть людям в глаза - я ведь был 'наркоманом', а значит - 'ничтожеством'. А раз так - терять нечего. Я готовил себе такие дозы, что наркоманы, с которыми я кололся, просили меня уйти в подъезд - боялись, что я умру прямо у них в квартире. Наркотик стал для меня средством ухода от собственного сознания. Я уже не мог не видеть всей гнилости наркоманской среды, где все обманывают и предают друг друга ради нескольких кубов 'ширки'. Сколько суеты было вокруг нее! А скольких она уже свела в могилу! Чтобы не думать об этом, я снова кололся - и проваливался куда-то. А когда приходил в сознание - вокруг меня медленно, как на фотобумаге проступали детали ужасной картины: Здесь мне вспоминалась другая жизнь, которую я видел в Центре. Я кололся, но вспоминал пережитые там события и чувства, которые начинали во мне зарождаться. Ведь я прекрасно вижу, что стоит за 'кайфом': Для наркомана нет черты, которую он не мог бы переступить в поисках наркотика. Даже пойти на убийство из-за наркотика - это лишь вопрос времени. По-видимому, это понимали и мои родители. Однажды, когда я пришел домой 'раскумаренным', они сказали: А наркоман нам не нужен. Если ты хочешь умереть - делай это не у нас на глазах. Не мешай нам жить. А наркоману помогать не собираюсь. Я пошел к брату, но он не впустил меня, сказал: Своим 'друзьям' я тоже не больно нужен был без наркотиков. Передо мной стоял выбор: Но туда меня отказывались принимать, говорили: Я отправился к приятелю, с которым вместе работал, попросил меня приютить. Он согласился, но поставил условие: Мы жили у него на даче. Там я 'спрыгнул' и помогал ему делать ремонт. Места, где были наркотики, старался обходить стороной. Мы нашли работу на автостоянке и еще подрабатывали на ремонтных работах. Родители увидели, что работаю и не колюсь - пустили домой. Я радовался, что у меня что-то получается. Но как-то раз шел с работы уставший, деньги были в кармане, и я снова подумал: И снова этот 'последний раз' оказался первым в очередном загуле. Из дома пришлось уйти. Вернуться к другу я тоже не мог: Не оставалось ничего иного, как жить на улице, воровать яблоки в чужих садах и продавать их на рынке. Но и это вскоре закончилось. Наступил октябрь - месяц, в котором я родился. В свой день рожденья я проснулся в каком-то подъезде. Надо мной стоял незнакомый мужик, на лице его была недвусмысленная ухмылка: На 'кумаре' пришел я домой - даже колоться уже не хотелось. Попросил родителей помочь, чувствовал, что умираю: Туда по-прежнему не принимали. Я приехал снова и пришел к Леониду Александровичу: На этот раз я начинал уже не с нуля. Я видел себя в истинном свете, осознавал, что я - наркоман, такой же, как и все. Я понимал, что для этого надо: Нужно было учиться все доводить до конца, чтобы научиться уважать себя самого. Я стал хвататься за любую работу, чтобы заслужить доверие. Я уже не ждал, что мне принесут его на тарелочке. Я приобретал новые ценности, а путь к уколам для себя закрыл: Сначала мне помогали научиться ограничивать себя в своих непомерных желаниях и требованиях к жизни. Потом я стал различать, что я могу себе позволить, а что - нет. Какое-то время я даже боялся выходить в магазин. Потом свобода перестала пугать, поскольку я стал овладевать своими желаниями. Наркомания - болезнь хроническая. А самое трудное для наркомана - отказать себе в чем-нибудь. Когда я научился отказывать себе - меня стали больше уважать. Я сравнивал свое положение в центре с тем, что оставил в прошлом, и радовался, что ко мне снова стали относиться, как к человеку. Разумеется, все это происходило не само по себе, каждый день на группах психотерапии я пытался разобраться в себе, понять что-то новое. Как-то на группе Сергей Викторович сказал: Он принимается искать выход. Это можно смоделировать так: Наркоман же всегда пользуется одним ключом - от двери, за которой - наркотик. Поэтому он никогда не выйдет на свободу. Когда вы перестанете пользоваться этим ключом, вы сможете отпереть нужную дверь. Я знаю, что за этой дверью: Поэтому я всегда пытаюсь найти нужный ключ от нужной двери. Иногда какой-нибудь вопрос мучает меня неделями. Но я ищу выход, и рано или поздно нахожу его. В жизни много разных ситуаций, но именно это и делает ее интересной. Может быть, смысл жизни в том и состоит, чтобы решать разные задачи, которые она перед тобой ставит. И мелкие, и глобальные. И сам процесс решения этих задач теперь доставляет мне огромное удовольствие. Сейчас я работаю в Центре кочегаром. Если использовать военную терминологию, это - твердая позиция, которую мне удалось занять. Я знаю, что должен готовить себя к продвижению вперед. Но эта позиция будет моим тылом. Мне хорошо в Центре, но рано или поздно я уйду из него в мир, и мне надо к этому подготовиться. Я понимаю, что сделал только первые шаги, и дальше, наверное, задачи будут сложнее. Но в жизни, как в шахматах - чем сильнее соперник, тем интереснее играть. Наркомания Общие вопросы о наркомании. Героин, опий, метадон Все только о героине, опие, метадоне. Стимуляторы ЦНС Экстази, амфетамины, винт, джеф и т. Близкие наркоманов Для созависимых: Центры лечения и реабилитации Все о лечении наркомании. ВИЧ, гепатит, и т. Анонимные наркоманы АН, 12 Шагов, центры, личный опыт. Наркополитика Политика РФ в области наркомании. Что нужно знать об онлайн-казино для ведения успешной игры Немаловажно, что можно в казино вулкан удачи. В условиях постоянной работы пройти. Стоит ли играть в онлайн казино? Советы по поиску надежного виртуального казино Это очень важно, ведь игра в клубе slotozal на. Решение проблем эректильной дисфункции с помощью фармакологических препаратов Эректильная дисфункция - довольно. Fire and Steel — увлекательный слот от Betsoft Gaming Эта игра, выполненная в тематике средневековья,. Лечение наркомании Наркотическая зависимость является разрушительной. Анализ на наркотические вещества В последние годы употребление наркотических. Выбираем женскую обувь В современном мире все больше людей предпочитают. Истории из жизни 'Наркотики это тюрьма и смерть' - история Коли. Наши форумы о наркомании Наркомания Общие вопросы о наркомании.
Купить белый порошок Зеленокумск
Мак обыкновенный. Купить легко, изготовить наркотик просто, последствия необратимые
ВАРКА МАКА (соломы) ФАК
“Наркоманы брали по 50 литров в день этого растворителя”
Готовим новогодний стол по плану
Исповедь наркомана: 'винт' варят из спичек и чистящих средств, колются даже глазными каплями
Истории из жизни
Купить закладки спайс в Мураше
Закладки спайс россыпь в Новоалтайске
Вопрос по варке мака?
Исповедь наркомана: 'винт' варят из спичек и чистящих средств, колются даже глазными каплями
Закладки спайс россыпь в Пестове