Как роботы (не) сделают нас бесполезными: часть 2

В этой части мы будем в значительной мере опираться на уже упомянутую работу Капелюшникова - пожалуй, лучшего в России специалиста по рынку труда. В то же время львиная часть эмпирики, на которую мы будем ссылаться, касается рынка труда США. Удивляться не стоит: ещё раз напомним, что Соединённые Штаты - главный оплот научно-технического прогресса в нашем мире.

Ещё один важный источник нашего рассказа - доклад Маккинси www.mckinsey.com/business-functions/digital-mckinsey/our-insights/where-machines-could-replace-humans-and-where-they-cant-yet

7. Для начала разберёмся, как внедрение новых технологий на занятость в отдельно взятых отраслях. Как и следовало ожидать, здесь результаты исследований неоднозначные: связь между инновациями и занятостью в разных случаях разная. В самых общих чертах можно сказать, что в высокотехнологичных отраслях инновации повышают занятость, в низкотехнологичных - наоборот. 

(Для примера - "The Impact of Innovation on Employment in Services: Evidence from Italy" (Evangelista, Savona, 2002); "Technological Change and Employment: Were Ricardo and Marx Right?" (Piva, Vivarelli, 2017)). 

(Сделаем пояснение. Во всех работах, которые мы будем упоминать, используются довольно сложные эконометрические расчёты. Занятость, зарплата, производительность труда в отрасли может меняться не только благодаря роботам или компьют, но и благодаря бесконечному количеству других факторов. Как можно отделить влияние роботизации или компьютеризация от всех других условий? Для этого и создана наука эконометрика. Не стоит думать, что экономисты занимаются арифметикой и не понимают огромную сложность отделения "мух от котлет"; почти во всех работах, о которых идёт речь, читатель найдёт не самые простые расчёты. Разобраться в них можно, только имея определённую подготовку). 

Самое реалистичное объяснение такой связи между занятостью, инновациями и типом отрасли даёт Джеймс Бессен в книге "How Computer Automation Affects Occupations" (Bessen, 2016). (Автор известен как соавтор и соратник нобелевского лауреата Эрика Маскина в борьбе за освобождение индустрии программного обеспечения от пут "патентного рабства"). 

На ранних этапах развития новой отрасли рост производительности труда ведёт к росту занятости, поскольку эластичность спроса по цене высока. (Если эластичность высокая, то небольшое изменение цен ведёт в заметному сдвигу спроса; напротив, при низкой эластичности изменение цены слабо влияет на спрос. К примеру, хлеб или поездки на метро - товары с низкой эластичностью по цене: вряд ли потребление вырастет в разы, если цена упадёт вдвое. Напротив, электронные гаджеты - товары с эластичностью высокой). Иными словами, поначалу цена товара высока, и позволить его могут лишь немногие богачи; рост производительности снижает спрос на работников, но дополнительный спрос перекрывает это снижение и повышает общее число занятых в отрасли. 

Постепенно эластичность снижается, резервы спроса истощаются, приближается точка насыщения. Если у вашей семьи уже есть два автомобиля, то вряд ли вы купите третий, даже если цена на автомобили немного упадёт. 

В хлопчатобумажной промышленности США в 1820 году работало 20 тысяч человек, в 1930 - 450 тысяч, а в наши дни занятость снова упала до уровня 1820 года. В сталелитейной промышленности работало 10 тысяч человек в 1870 году, 550 тысяч в 1960 году и всего 100 тысяч - сегодня. Максимум занятости в автомобилестроении был достигнут в 1970 году - 800 тысяч; за последующие полвека число занятых здесь упало на четверть. 

Выводы Бессена были полностью подтверждены в недавней работе "Technological Progress and (Un)employment Development" (Blien, Ludewig, 2016). Авторы разделили бывшую Западную Германию на 400 зон - 400 рынков труда. В тех зонах, где отмечалась высокая концентрация отраслей с высокой эластичностью спроса на товары по цене, рост производительности вёл к росту занятости; там, где эластичность была низкой, рост производительности вёл к снижению числа работников. 

Может ли случиться так, что в какой-то отдельные отрасли (например, в автомобилестроении) новые технологии (например, роботы) вытеснят если не всех, то большинство рабочих? Перефразируя Марка Твена, нет ничего проще: такое случалось сотни раз. Александр Зотин из Академии внешней торговли пишет в ультра-алармистской статье "робовладельческий строй" в Коммерсанте: "Австрийская сталелитейная компания Voestalpine AG недавно инвестировала €100 млн в строительство завода в Донавице по выпуску стальной проволоки с объемом производства в 500 тыс. тонн в год. На прежнем производстве компании с таким же объемом выпуска, построенном в 1960-е, было занято около 1000 рабочих, сейчас же здесь 14 работников... Инвестиции в современное производство, видимо, все в меньшей степени будут идти параллельно с созданием рабочих мест".

Можем ли мы согласиться с Зотиным? Нет, сам факт "автоматизации" той или иной отрасли не позволяет нам делать таких далеко идущих выводов.

8. Отдельно остановимся на вопросе промышленных роботов. Почему именно на них? В отличие от других видов инноваций, промышленные роботы призваны выполнять только одну функцию - физически замещать живых людей на производстве. Кислородный конвертер позволяет увеличить выпуск стали в расчёте на одного рабочего, но он не делает ненужным самого этого рабочий. А вот промышленный робот, собирающий детали на конвейере - делает. 

Неудивительно, что Билл Гейтс призывает правительство США ввести налог на роботов, чтобы фирмам было невыгодно замещать живых людей машинами. Вообще, мало какая инновация порождает столько страхов и разговоров, как роботы. А что думают о них экономисты? 

В недавней работе "Analysis of the Impact of Robotic Systems on Employment in The European Union" (Jager, Moll, Som, Zanker, 2015) авторы не находят связи между роботизацией и занятостью на уровне фирмы - ни положительной, ни отрицательной. 

В ещё одной статье "Robots at Work" (Graetz, Michaels, 2015) авторы анализируют положение в 14 отраслях 17 развитых стран. Их внимание привлекают не инновации как таковые, а только использование роботов. Выводы такие: использование роботов повышает зарплаты и производительность труда, но не влияет на число отработанных часов в отрасли. 

Какие-то заколдованные роботы получаются: они не влияют на занятость ни на уровне фирмы, ни на уровне отрасли! Возможно, всё дело в том, что эту связь плохо ищут? Сами Граетц и Михаэльс признаются: "несмотря на широкую дискуссию о потенциальном влиянии роботов, почти не существует эмпирических оценок их влияния на экономику". 

На этом фоне неудивительно, что недавняя работа двух американцев - самого модного экономиста современности Дэрона Аджемоглу и его напарника Паскуаля Растрепо "Robots and Jobs" (Acemoglu, Rastrepo, 2017) - наделала столько шума. Авторы рассматривали американскую экономику на региональном уровне и пришли к совершенно противоположным (в сравнении с предшественниками) выводам: установка одного промышленного робота вытестняет не из конкретной отрасли, а из обрабатывающей промышенности в целом от 3 до 6 рабочих! Таким образом, 120 тысяч роботов, установленных с 1990 по 2007 гг., вытеснили из американской промышленности примерно пол-миллиона живых людей. 

Итак, выводы разных исследователей противоречат друг другу. Но что если прав Аджемоглу? Что будет, если число роботов будет исчисляться десятками миллионов? Пока до этого ещё далеко, но это пока. В США заводы и фабрики, на которых объём инвестиций в расчёте на одного (живого) работника составляет миллионы долларов, уже перестали быть невидалью. Куда пойдут потерявшие своё место у станков рабочие? Пока паниковать не стоит. Доля занятых в промышленности в американской экономике за последние 70 лет упала почти вдвое - с 39 до 21 %. Люди теряли работу в промышленности и раньше, безо всяких роботов, но это не значит, что они становились навеки безработными. Впрочем, это не значит, что проблем не существует.

9. В 1992 году Лоуренц Катц из Гарварда и Кевин Мёрфи из Чикагского университета опубликовали свою ставшую знаменитой статью "Changes in Relative Wages" (Katz, Murphy, 1992). В ней они впервые сформулировали гипотезу SBTC (skill-biased technological change): новые технологии будут вытеснять низкоквалифицированных работников и, напротив, повышать спрос на высокую квалификацию. Действительно, как показали авторы, в 1970-е - 1980-е гг. численность высококвалифицированных работников в США росла на 3 % в год, в то время как доля и заработная плата низкоквалифицированных падала.

Эти результаты были подтверждены для других развитых стран - стран ОЭСР (Организации экономического сотрудничества и развития); основная разница заключалась в том, что в не-англосаксонских странах (странах континентальной Европы в первую очередь) доходы низкоквалифицированных работников не падали, а хоть и медленно, но росли (что, видимо, объясняется различиями в институтах рынка труда).

(Смотри "Technology and Changes in Skill Structure: Evidence from Seven OECD Countries", Machin, Van Reenen, 1998; "Changes in the Relative Demand for Skills in the U. K. Labour Market", Machin, 1996; "Computing Inequality: Have Computers changed the Labor Market?", Autor, Katz, Krueger, 1998).

Если концепция SBTC верна, она неизбежно влечёт за собой серьёзные социальные последствия. И последствия наблюдается.

Четыре американских исследователя в статье "Leisure and Luxuries and the Labor Supply of Young Men" (Auguiar, Bills, Charles, Hurst, 2016) отмечают, что в 2000-2015 гг. уровень занятости среди молодых мужчин, не ходивших в колледж, уменьшился с 82 % до 72 %. При этом с 10 % до 22% - в два с лишним раза - выросла доля молодых мужчин, не работавших за год ни одного часа. Единственное, что выросло - число часов, проводимых за компьютерными играми (на 5 часов в неделю). Действительно, не очень хочется работать, если твой заработок выглядит жалкими грошами в сравнении с заработками высококлассных специалистов.

Одним из главных подтверждений концепции SBTC её сторонники считают резко усилившееся материальное расслоение в американском обществе в последние пятьдесят лет. Действительно, даже в 2005 году, когда темпы роста TFP ещё не успели резко замедлиться, средний реальный доход американского мужчины, работавшего на полный рабочий день, был ниже, чем в 1973 году. Для возрастной когорты 35-44 лет падение составило 10 %. В это же время доходы 0,1 % самых богатых выросли в пять, а 0,01 % - в семь раз. В 1992-2007 гг. 52 % прироста всех доходов пришлись на 1 % самых богатых американцев (Gordon, 2012). Если в целом доходы американцев росли на 1,3 % в год, то для 99 % населения (за вычетом самых богатых) темпы составляли 0,75 % в год; всё остальное приходилось на богатых. Доходы промышленных рабочих упали почти на одну пятую к середине девяностых годов, но затем понемногу начали возвращаться к предыдущему пику начала 1970-х гг.

И всё это - на фоне солидного прироста ВВП; с 1973 года он вырос, в расчёте на душу и с учётом инфляции, на 83 %!

(Впрочем, не всё так плохо: медианный доход домохозяйства вырос с $59.400 в год в 1979 году до $75.200 в 2011 в реальных ценах, при этом ещё и снизились налоги. С другой стороны, отчасти такое увеличение доходов объяснялось ростом занятости среди женщин).

Вот что говорил в 2006 году председатель Комитета экономических советников при президенте США Эдвард Лазир: "По большей части неравенство отражает повышение прибыльности "вложений в квалификацию" - то есть в работника, который дольше учился, получил лучшую профессиональную подготовку и обрёл новые навыки... Чем оъяснить такое расхождение заработков квалифицированных и неквалифицированных работников? Большинство экономистов полагает, что основная причина кроется в технологических изменениях, которые произошли за последние два-три десятка лет. В нашем технологически развитом обществе квалификация персонала имеет большее значение, чем в менее продвинутом. С учётом роста значения компьютеров, те навыки, которые прививаются в школе и в ходе профессионального обучения на рабочем месте, особенно важны для того, чтобы работник мог трудиться продуктивно. Обычная работа, которой заняты ныне люди, требует куда более высокого уровня технической подготовленности, чем те виды труда, какими работники занимались в 1900 или 1970 году".

Споры о том, чем на самом деле вызвано расслоение по доходам, продолжаются уже много лет. Помимо технического прогресса, повысившего спрос на квалификацию и позволившего хорошо образованным работникам "оторваться" от остальных, есть и другие предполагамые виновники - международная торговля, иммиграция, изменившиеся институты рынка труда и так далее. Мы не будем касаться этих споров; о связи между уровнем доходов и квалификацией мы поговорим в другой раз. А сейчас вернёмся к SBTC.

Не существует никакого непреложного правила, которое бы гласило, что новые технологии должны вытеснять исключительно низкоквалифицированных работников. В ещё одной своей знаменитой "Technical Change, Inequality and Labor market" (Acemoglu, 2002) Дэйрон Аджемоглу отмечает, что если в XX веке технический прогресс замещает труд низкоквалифицированных работников, то в веке XIX он замещал как раз труд высококвалифицированных ремесленников и рабочих трудом примитивным, рутинным, не требующим особых навыков; разделение труда, обеспечиваемое машинами, позволяло свести обязанности рабочего к элементарному минимуму - минимуму, который могли выполнять подростки и даже дети (неудивительно, что именно на начало XIX века в стране-лидере технического прогресса - Великобритании - начинается широкое использование детского труда). Английские города и английские фабрики в это время наводняют миллионы вчерашних крестьян, не имевших никаких особых навыков и способных выполнять только самую простую работу. Замещение высококвалифицированных работников низкоквалифицированными служило для Маркса доказательством скорого краха капитализма. Как писал один английский историк начала XIX века: "Главная задача и главная тенденция каждого улучшения в машинах - вытеснить человеческий труд или снизить его стоимость, заменяя мужчин женщинами и детьми, а умелых мастеров - обычными рабочими" (цитата из Habbakuk, 1962).

Что если в XXI веке технологии будут вытеснять не низкоквалифицированных работников, а кого-то ещё?

10. Действительно, сегодня концепция SBTC почти полностью вытеснена другой. Имя этой другой - routine-biased technological change (RBTC). Технологии вытесняют не низкоквалифицированных работников, а работников, выполняющих рутинные операции.

Впервые подтверждение этой гипотезы на статистических данных было предложено в работе "The Skill Content of Recent Technological Change" (Autor, Levy, Murnane, 2003). Формулировка авторов была следующей: не только в экономике в целом, но и "внутри отдельных отраслей, сфер занятости и образовательных групп компьютеризация была связана со снижением роли рутинного физического и умственного труда и ростом значимости нерутинного умственного труда".

Оказывается, что рутинный труд в первую очередь характерен для работников на среднем уровне квалификационной лестницы (к примеру, для бухгалтеров). В то же время многие профессии, не требующие высокой квалификации, практически не поддаются авто- или роботизации. Самый простой пример - работа сиделки: любому больному хочется ухода не от машины, а от живого человека, способного к эмпатии. Но сиделками дело не ограничивается. Обычный рабочий, делающий ремонт в вашей квартире, вряд ли будет заменён роботом в ближайшие десятилетия - ведь он сталкивается с таким количеством нюансов в своей деятельности, должен выполнить столько с трудом поддающихся программированию операций, каждую секунду анализирует такой объём графической информации, что ни один робот не сможет с ним сравниться. Ну а в наименьшей степени, по оценкам, роботизации подвержена работа... косметолога.

(Сделаем небольшое отступление в сторону. Ни один суперкомпьютер на свете не способен анализировать изображения с той скоростью, с какой это может делать наш мозг. Эволюция подарила нам десятки миллиардов нейронов и десятки триллионов синапсов не для того, чтобы мы могли решать арифметические задачки - здесь ни один человек на свете не сможет сравниться с калькулятором - а чтобы мы могли быстро обрабатывать графическую информацию (хотя одним этим функции мозга, конечно, не ограничены!). Для доисторического охотника эта способность была равноценна способности выживать в мире африканской саванны, где мозг был единственным преимуществом человека перед множеством крупных и опасных хищников. Поэтому, например, профессия пожарника останется востребованной ещё очень-очень долго: никакой компьютер не сможет за доли секунды заметить выбивающийся из-под упавшей балки шнурок детского ботинка, понять, что это именно шнурок и что под балкой может быть ещё живой ребёнок, и сообразить, как можно сдвинуть балку, чтобы крыша здания не рухнула окончательно).

По оценкам американского Бюро трудовой статистики, к 2024 году в США прибавится 800 тысяч сиделок, 700 тысяч медсестёр и их ассистенток, 350 тысяч официантов, 150 тысяч строительных рабочих; никакие другие профессии не могут сравниться с вышеперечисленными по размерам прироста. И всех их объединяют невысокие (кроме разве сертифицированных медсестёр) требования к квалификации и принципиальная невозможность автоматизации.

Если концепция RBTC верна, то её следствием будет поляризация занятости. Рынок будет требовать только два типа работников: низкоквалифицированных и высококвалифицированных, без "прослойки" между ними. И это действительно происходит. В работе "Job Polarization in Europe" (Goos, Manning, Salomons, 2009) авторы приходят к выводу, что в 1993-2006 гг. в странах Западной Европы доля работников со средней квалификацией снизилась на 8 процентных пунктов. Схожие результаты были получены для американского ("Measuring and Interpreting Trends in Economic Inequality - The Polarization of the U.S. Labor Market", Autor, Katz, Kearney, 2006) и японского ("Long-term Trends in the Polarization of the Japanese Labor Market", Ikenaga, Kambayashi, 2010) рынков труда.

Вообще, эмпирические подтверждения RBTC весьма обширны. В статье "Has ICT Polarized Skill Demand?"(Michaels, Natraj, Van Reenen, 2014) авторы проанализировали рынок труда в США и ещё девяти развитых странах в 1980-2004: они обнаружили, что в отраслях, в большей степени подверженных внедрению информационных технологий, быстрее происходила поляризация занятости. Работники со средней квалификацией вытеснялись работниками с квалификацией высокой. В общем, всё сходится.

Впрочем, рутина встречается в работе не только работников с низкой и средней, но и с высокой квалификацией. К примеру, в докладе компании МакКинси отмечается, что "с использованием уже существующих технологий можно автоматизировать до 20 % трудовой активности топ-менеджеров". Но и эксперты МакКинси согласны, что в наибольшей степени грядущая автоматизация будет касаться людей с не самым высоким уровнем навыков и способности.

Конечно, концепция RBTC сталкивается с критикой. (Например, в работе "Revisiting the German Wage Structure" (Dustman, Ludsteck, Schonberg, 2008) авторы стремятся показать, что технологии стали причиной изменений в распределении доходов только среди богатых немцев, в то время как за увеличение неравенства среди бедных и среднего класса ответственны другие факторы). Возможно, существующие работы слишком сконцентрированы на информационных технологиях, развитие которых ведёт в первую очередь к отмиранию рутинной интеллектуальной работы, в то время как промышленные роботы замещают работников, выполняющих работу физическую (необязательно только рутинную). Быть может, роботизация, в отличие от компьютеризации, будет лучше описываться концепцией SBTC, чем RBTC?

По крайней мере, так считает директор по исследования International Data Corporation, базирующейся в Сингапуре, один из лучших в мире специалистов по робототехнике доктор Джин Бин Джанг: "К сожалению, автоматизация и роботизация в первую очередь окажут влияние на низкоквалифицированных работников. Я думаю, единственный путь адаптации к изменениям для них - не надеяться на то, что правительство защитит их рабочие места, а искать способы, которые позволят им переучиться. Никто больше не должен ожидать, что он будет заниматься одним и тем же всю свою жизнь. Так просто больше не будет".

Как бы то ни было, не стоит думать, что новые технологии угрожают только какому-то одному классу. Может оказаться, что одна из первых профессий, которая падёт под натискам роботов и нейросетей - это профессия врача, одна из самых высокооплачиваемых в развитых странах. В конце-концов, доктор ведь не должен проявлять креативность и экспериментировать над больными - напротив, он должен строго следовать правилам и выполнять чётко определённые инструкции, не позволяя себе самодеятельности; в таком случае, почему бы не заменить по крайней мере часть медиков машинами? Почему мы должны быть уверены, что робот сможет вырезать аппендицит, обнаружить опухоль на снимке и даже провести сложную операцию на головном мозге хуже, чем живой человек?

Давайте же теперь поговорим о том, сколько профессий смогут заменить машины.

11. В 2013 году два оксфордских исследователя - Карл Фрей и Майкл Осборн - провели оригинальное исследование под названием "The Future of Employment" (Frey, Osborn, 2013). Они попросили экспертов инженерного департамента (факультета) Оксфордского университета дать оценку, какое количество рабочих мест будет автоматизировано в ближайшие десять-двадцать лет в Соединённых Штатах Америки. Оценка оказалась шокирующей: 47 % американских работников могут потерять свои места благодаря автоматизации. Методология Фрея и Осборна была использована в других странах. Для Германии доля "рискованных" рабочих мест составила 59 % ("Die Roboter kommen. Folgen der Automatisierung für den deutschen Arbeitsmarkt", Brzeski, Burk, 2015), для Финляндии - 35 % ("Computerization Threatens One Third of Finnish Employment", Pajarinen, Rouvinen, 2014). Всемирный банк считает, что в ближайшие два десятилетия 57 % рабочих мест в мире могут быть автоматизированы (World Bank, 2016). Особенный интерес представляет прогноз Банка о том, что в Эфиопии могут быть автоматизированы 85 % рабочих мест (не стоит слишком плохо думать об экспертах ВБ - они говорят всего лишь о потенциальной возможности). Прайсвотерхаускуперс обещает исчезновение профессий, охватывающих 38 % рабочих мест. МакКинси считает, что в обрабатывающей промышленности США потенциально могут быть автоматизированы 59 % рабочих мест, а в общественном питании (речь идёт только о готовке еды) - целых 73 %.

Позволю себе процитировать Капелюшникова. "Как полагают Фрей и Осборн, современный мир вступил в полосу беспрецедентно высокой технологической безработицы. Под влиянием технологических изменений знания и навыки, имеющиеся у работников, будут устаревать с такой скоростью, что ни их переквалификации, ни повышение уровня их образования не смогут исправить ситуацию. Все дело в том, что автоматизация начнет активно вытеснять людей не только из рутинных, но также и из нерутинных видов деятельности, будь то вождение автомобилей или услуги, предоставляемые вспомогательным юридическим персоналом (paralegals). Технологическая безработица не грозит только тем профессиям, где автоматизация наталкивается на инженерные «узкие места», поскольку задачи, выполняемые в рамках таких профессий, пока не поддаются переводу на язык кодифицированных правил".

Так что же, пора бить в набат, паниковать, уходить в тайгу и принимать буддизм? Или, напротив, веселиться, радоваться неумолимой поступи технического прогресса и воздавать хвалу богу Вулкану? Вполне возможно, что приведённые выше оценки сильно завышены.

Во-первых, инженеры имеют привычку слишком оптимистично смотреть на будущее технического прогресса. Если собрать вместе все предсказания о скором и неизбежном появлении летающего автомобиля, появлявшиеся в последние семь десятков лет, получится неплохая библиотека; однако до сих пор подобным автомобилем не смогли обзавестись даже Бэтмен и Джеймс Бонд. К примеру, оксфордские мудрецы пообещали в ближайшее время роботизацию профессии мастера по ремонту велосипедов. При всём уважении к древней цитадели знаний, такого рода прогнозы вызывают сомнения - приходилось ли высоколобым инженерам хотя бы раз в жизни заменять спицу в велосипедном колесе?

Во-вторых, избавление от рутинных функций не означает отмирание профессий. Профессор Университета Гумбольдта в Берлине Александра Спитц-Ойнер в работе 2006 года "Technical Change, Job Tasks, and Rising Educational Demands" (Spitz-Oener, 2006) показала, что на 99 % избавление от рутинных задач происходило в рамках уже существующих профессий, и только на 1 % приводило к исчезновению профессий как таковых. Как подсчитал Бессен, из 300 самых распространённых профессий, существовавших в США в 1950 году, к 2010 отмерла (да и то не полностью) только профессия оператора лифта (хотя в некоторых гостиницах двери в лифтах до сих пор закрываются не автоматом, а живым человеком). Из 37 профессий, смерть которым сулили Фрей и Осборн - например, ряд профессий в финансовой сфере, таких как аудиторы, профессии курьеров и других - не автоматизирована (и вряд ли будет автоматизирована в ближайшее время) ни одна.

Развитие систем электронных платежей, появление банкоматов, интернет-банкинг должны были уничтожить профессию банковского кассира. На практике их число в США выросло с 400 тысяч в 1990 году до 450 тысяч в 2016. Численность вспомогательного юридического персонала, судьбу которого Фрей и Обсорн также сочли предрешённой, за те же годы выросла с 85 до 280 тысяч.

Пересмотру результатов Фрея и Осборна посвятили свою работу "The Risk of Automation for Jobs in OECD Countries" (Arntz, Gregory, Zierahn, 2016) исследователи из Центра европейских экономических исследований (Мангейм). Они пришли к более скромным выводам: в развитых странах в ближайшие годы может быть автоматизировано в среднем 9 % рабочих мест. Но возможность автоматизации не означает неизбежность: в некоторых случаях роботы будут слишком дорогими и не выдержат конкуренции с низкооплачиваемыми рабочими (помните про автоматизацию 85 % рабочих мест в Эфиопии?), в других - внедрение автоматов будет сталкиваться с непреодолимыми правовыми препятствиями и общественными протестами. Так что, уверены исследователи, разговоры о скором и неминуемом исчезновении 80 % рабочих мест - не более чем страшилки на ночь.

12. Инновации могут влиять на рабочие места совершенно неожиданно.

После того, как в 1997 компьютер IBM "Deep Blue" смог победить Гарри Каспарова в шахматном матче, реальные доходы лучших в мире шахматных игроков снизились. Пародоксально, но одновременно с этим само по себе умение хорошо играть в шахматы превратилось в доходную профессию. Родители, стремясь отвлечь своих чад от компьютерных игр, готовы платить большие деньги шахматным тренерам. Часовая зарплата международного гроссмейстера легко может превышать тысячу долларов в час - богатые родители готовы тратить деньги, лишь бы их дети с детства приучались к логическому мышлению, способности быстро оценивать обстановку и умению запоминать сложные комбинации.

В своей статье от 5 февраля 2018 года профессор Гарвардского университета Кеннет Рогофф пишет об одной из отраслей американской экономики, которая больше других нуждается в инновациях - о высшем образовании. "Какой смысл каждому из колледжей в США предлагать студентам свои собственные лекции по таким ключевым предметам, как базовая математика, базовая экономика, история США, какой смысл каждый раз заново читать эти лекции в аудиториях, где иногда может присутствовать больше 500 студентов?... По крайней мере когда речь касается вводных курсов, почему бы студентам не смотреть хорошо сделанные записи лекций лучших в мире профессоров - ведь мы же смотрим записи музыкальных выступлений и спортивных мероприятий?... может появиться конкурентный рынок, который уже существует на рынке учебников, рынок, в каждом из секторов которого будет с дюжину игроков... Профессора могут разбавлять записи живыми выступлениями на любимые темы, чтобы образование не становилось слишком скучным".

Если Рогофф прав, означает ли это, что нас ждёт отмирание профессии университетского профессора? Наоборот! Избавившись от рутины чтения лекций, вузовские преподаватели смогут уделять максимум времени индивидуальной работе со студентами, раскрытию их сильных сторон, направлению по индивидуальному треку обучения. А ведь в будущем, возможно, именно обладание уникальными навыками, умениями, знаниями будет давать человеку шанс обогнать машины в неравной гонке.

По оценкам уже упоминавшейся МакКинси, только 4 процента трудовой деятельности в США - заметим ещё раз, в стране-оплоте технического прогресса - требуют креативности на медианном человеческом уровне (require creativity at a median human level of performance). "Хотя само по себе это открытие свидетельствует о печальном положении с нашими нынешними рабочими местами, оно в то же время говорит и о возможности быстрого роста объёмов содержательной работы. Возможно, автоматизация вытеснит рутину и позволит работникам сфокусироваться на задачах, требующих креативности и эмоциональности".

Если скорое исчезновение большинства существующих рабочих мест на поверку оказывается малореально, это не значит, что оно не может произойти в отдалённом будущем - возможно, не через одно, а через три, четыре, пять или все двадцать десятилетий. А вот способность создавать принципиально новые идеи и, да простит меня читатель за избитую формулировку, новые смыслы - эта способность ещё нескоро, если вообще когда-нибудь, станет присуща машинам.

̶1̶3̶ Заключение. Какие выводы из всего вышесказанного можно сделать? Простые ответы бывают только на простые вопросы. Мы не будем пытаться делать выводы вместо читателя; предложим ему поразмышлять самостоятельно.

Заметим только одно: никакие новые технологии ещё долго не смогут (или даже не смогут никогда) заменить нам друзей и родных.

Наверное, иногда стоит об этом вспоминать.