Как Иван Грозный строил новую столицу России и что из этого получилось
Андрей Громов
В 1567 году Иван Грозный затеял в Вологде грандиозное строительство каменных укреплений. И это был не просто детинец (укрепленная центральная часть русского города), а огромный Кремль. Архиерейский двор, который сейчас называют в Вологде Кремлем — это хорошо, если десятая часть того кремля, который строил и даже почти построил грозный царь.
Ну, а когда в 1568 году внутри этой грандиозной стройки заложили новый каменный Успенский собор, — сомнений не осталось: государь строит новую резиденцию для себя и столицу для своего царства.
Почему Москва главный город? Потому что здесь резиденция великих князей, потому что это грандиозная крепость — Кремль, а еще потому что тут в московском Кремле стоит прекрасный Успенский собор, построенный Аристотелем Фиораванти. И вот Иван Грозный строит тут в Вологде крепость еще больше, чем в Москве, и Успенский собор столь же прекрасный и грандиозный.
Окно в Европу Ивана Грозного
10 мая 1553 года из Лондона вышла флотилия из трех кораблей, снаряженная «Обществом купцов-искателей для открытия стран, земель, островов, государств и владений неизвестных и доселе не посещаемых морским путем». Они надеялись найти новый путь в Китай — через северные моря. Экспедиция вышла вполне трагическая.
Вот так ее описал Карамзин: «…послала три корабля в океан Северный. Начальниками их были Гуг Виллоби и капитан Ченселер. Разлученные бурею, сии корабли уже не могли соединиться: два из них погибли у берегов Российской Лапландии в пристани Арцине, где Гуг Виллоби замерз со всеми людьми своими: зимою в 1554 году рыбаки Лапландские нашли его мертвого, сидящего в шалаше за своим журналом». Вообще-то, смерть Виллоби и экипажей двух кораблей в Англии почиталась и почитается до сих пор загадочной и таинственной — что-то вроде нашего «перевала Дятлова», но нас сейчас интересует третий корабль, который под руководством капитана Ченслера благополучно достиг Белого моря, вошел в Двинский залив и 24 августа 1553 года причалил к берегу в бухте св. Николая (сейчас здесь город Северодвинск). Через месяц Ченслер был уже в Москве, где получил от царя Ивана Васильевича разрешение на торговлю в России для английских купцов. По его возвращении в Англию «Общество купцов-искателей» было переименовано в «Московскую компанию», которая получила патент от королевы на эксклюзивное право торговать с Московским царством. В Белое море вереницей пошли английские торговые корабли, а русский царь даровал англичанам право построить свои дворы, которые не облагались податями, в Холмогорах и Вологде, а также подарил двор в Москве прямо рядом с Кремлем у церкви св. Максима (здание возле парка Зарядье сохранилось; после закрытия Английского двора там была тюрьма, а теперь музей).
Вологда и до того была важным городом, связывающим Новгород с Москвой и Север-Восточной Россией. Теперь же, когда началась бурная торговля с англичанами через Белое море, она стала еще и основным перевалочным пунктом, куда свозили свой товар русские и английские купцы для совершения сделок. Царь Иван к началу своего вологодского строительства уже приступил к радикальному переустройству российской жизни. Он ввел опричнину и уже начал террор. В торговле с Англией он видел основу своей новой неограниченной власти и защиту на случай проблем с ее реализацией. В частности, через английского посла он заручился обещанием от английской королевы Елизаветы предоставить ему убежище на случай проблем с местным населением. Вологда же была идеальным опорным пунктом как для отстраивания новой России, так и для бегства в Англию, если что-то пойдет не так.
Однако из Вологды новой столицы не получилось. В 1570 году царь Иван практически не отлучался из города и лично следил за отделочными работами в Успенском соборе. И тут ему на голову упал кусок штукатурки. А дальше сработала то ли все та же паранойя русского государя, то ли его богомольность, то ли все вместе взятое. Но царь покинул Вологду и более сюда не возвращался. А собор так и остался стоять неотделанным и неосвященным. Только после смерти Грозного в 1587 году собор все таки решились достроить. А освящен он был и вовсе только в 1612 году, но уже как Софийский.
Русский север
После Смуты, разграбления «польскими и литовскими людьми и черкасами и казаками и русскими ворами» собор окончательно отремонтировали на деньги местных купцов и горожан. И освящение в честь Софии-премудрости Божией было скорее знаком самостоятельности и самодеятельности русских людей. Не Успенский собор, как в царственной Москве, а Софийский, как в Новгороде, Киеве, Полоцке.
В XVII веке брошенный царем город бурно развивался как торговый узел, через который шли английские и голландские товары. Стены, частично разрушенные после смуты, никому были особенно не нужны, а вот собор стал центром новой городской жизни и ее культурно-религиозной доминантой. Настолько важной, что другие каменные храмы, которых за XVII век довольно много появилось в Вологде, просто не расписывали — так как София была не расписана.
Собственно, роспись Софийского собора и сделалась окончательным завершением истории про город, который не стал столицей по воле царя, но стал процветающим центром по воле его горожан. Денег жители Вологды не пожалели. Для росписи была приглашена артель ярославских мастеров во главе с Дмитрием Григорьевым Плехановым. Только за работу ему заплатили 1500 рублей — по расценкам того времени это едва ли не рекорд.
Дмитрий Григорьев — мастеровитый живописец, который участвовал в росписях в Москве, Ярославле, Троице-Серигиевой Лавре, в Ростове. Из сохранившихся росписей мы можем видеть его работы в церкви Спаса на Сенях в Ростовском Кремле и в церкви Дмитрия Солунского в Ярославле. Это очень хороший мастер, но не выдающийся. Не лишенный таланта эпигон артели Гурия Никитина, но без полета и прорыва, как у Никитина и его команды. Но тут, столкнувшись с грандиозным пространством храма, построенного в соперничестве с творением Фиорованти, Григорьев буквально преображается. Он делает то, чего не делал ни в Ростове, ни в Ярославле.
Вместо прописывания горизонтальных картин он выстраивает живописное пространство храма жестко вертикально. Тут почти нигде нет никаких горизонтальных линий, только диагонали и вертикали (единственное исключение — стык храмового пространства с алтарным). Вместо типичной для ярославской школы XVII века синей цветовой доминанты, тут в нижних ярусах цветовые пятна зеленые, а синий появляется только в верхних ярусах, и чем выше, тем его больше. Григорьев играет фоном, переходя от розово-красно-желтого к голубому и серому и обратно в красно-желтые тона. Вместо ставки на предметы и утварь он насыщает пространство фигурами людей, через которые и создает ритм росписи.
Григорьев и его мастера подстраивают свою живопись под пространство храма, вдохновляются им и создают уникальную роспись. Находясь здесь, в храме, ты как бы оказываешься в центре мира, а вокруг тебя вся полнота мироздания. Не уходящая вверх, а скорее окружающая тебя.