К м симонов стихи о войне

Тематические разделы

=== Скачать файл ===

Switch to English sign up. Стихи о Великой Отечественной Войне. Жди меня, и я вернусь Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет. Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души И с ними заодно Выпить не спеши. Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой,- Просто ты умела ждать, Как никто другой. Like 1 Show likes. Майор привез мальчишку на лафете Майор привез мальчишку на лафете. Сын не простился с ней. За десять лет на том и этом свете Ему зачтутся эти десять дней. Его везли из крепости, из Бреста. Был исцарапан пулями лафет. Отцу казалось, что надежней места Отныне в мире для ребенка нет. Отец был ранен, и разбита пушка. Привязанный к щиту, чтоб не упал, Прижав к груди заснувшую игрушку, Седой мальчишка на лафете спал. Мы шли ему навстречу из России. Проснувшись, он махал войскам рукой Ты говоришь, что есть еще другие, Что я там был и мне пора домой Ты это горе знаешь понаслышке, А нам оно оборвало сердца. Кто раз увидел этого мальчишку, Домой прийти не сможет до конца. Я должен видеть теми же глазами, Которыми я плакал там, в пыли, Как тот мальчишка возвратится с нами И поцелует горсть своей земли. За все, чем мы с тобою дорожили, Призвал нас к бою воинский закон. Теперь мой дом не там, где прежде жили, А там, где отнят у мальчишки он. Like 2 Show likes. Из дневника 'Да, война не такая, какой мы писали ее Шинель с непривычки длинна. Мать застыла в дверях. Нет, она не заплачет. Что же делать — война! Синий свет на платформах. И ответа уже не услышать. Из объятий, из слез, из недоговоренных слов Сразу в пекло, на землю. В заиканье пулеметных стволов. Только пыль на зубах. И с убитого каска: И его же винтовка: И бомбежка — весь день, И всю ночь, до рассвета. Неподвижные, круглые, желтые, как фонари, Над твоей головою — ракеты Да, война не такая, какой мы писали ее, — Это горькая штука На час запомнив имена На час запомнив имена,— Здесь память долгой не бывает,— Мужчины говорят: Спасибо той, что так легко, Не требуя, чтоб звали милой, Другую, ту, что далеко, Им торопливо заменила. Она возлюбленных чужих Здесь пожалела, как умела, В недобрый час согрела их Теплом неласкового тела. А им, которым в бой пора И до любви дожить едва ли, Все легче помнить, что вчера Хоть чьи-то руки обнимали. Я не сужу их, так и знай. На час, позволенный войною, Необходим нехитрый рай Для тех, кто послабей душою. Пусть будет все не так, не то, Но вспомнить в час последней муки Пускай чужие, но зато Вчерашние глаза и руки. В другое время, может быть, И я бы прожил час с чужою, Но в эти дни не изменить Тебе ни телом, ни душою. Как раз от горя, от того, Что вряд ли вновь тебя увижу, В разлуке сердца своего Я слабодушьем не унижу. Случайной лаской не согрет, До смерти не простясь с тобою, Я милых губ печальный след Навек оставлю за собою. От Москвы до Бреста Нет такого места, Где бы не скитались мы в пыли. С лейкой и с блокнотом, А то и с пулеметом Сквозь огонь и стужу мы прошли. Без глотка, товарищ, Песню не заваришь, Так давай по маленькой нальем. Выпьем за писавших, Выпьем за снимавших, Выпьем за шагавших под огнем! Есть, чтоб выпить, повод — За военный провод, За У-2, за эмку, за успех. Как пешком шагали, Как плечом толкали, Как мы поспевали раньше всех. От ветров и водки Хрипли наши глотки, Но мы скажем тем, кто упрекнет: На пикапе драном И с одним наганом Первыми въезжали в города. Так выпьем за победу, За нашу газету. А не доживем, мой дорогой, Кто-нибудь услышит, Снимет и напишет, Кто-нибудь помянет нас с тобой!. Касаясь трех великих океанов, Она лежит, раскинув города, Покрыта сеткою меридианов, Непобедима, широка, горда. Но в час, когда последняя граната Уже занесена в твоей руке И в краткий миг припомнить разом надо Все, что у нас осталось вдалеке, Ты вспоминаешь не страну большую, Какую ты изъездил и узнал, Ты вспоминаешь родину - такую, Какой ее ты в детстве увидал. Клочок земли, припавший к трем березам, Далекую дорогу за леском, Речонку со скрипучим перевозом, Песчаный берег с низким ивняком. Вот где нам посчастливилось родиться, Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли Ту горсть земли, которая годится, Чтоб видеть в ней приметы всей земли. Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы, Да, можно голодать и холодать, Идти на смерть Но эти три березы При жизни никому нельзя отдать. Словно смотришь в бинокль перевернутый Словно смотришь в бинокль перевернутый - Все, что сзади осталось, уменьшено, На вокзале, метелью подернутом, Где-то плачет далекая женщина. Снежный ком, обращенный в горошину,- Ее горе отсюда невидимо; Как и всем нам, войною непрошено Мне жестокое зрение выдано. Что-то очень большое и страшное, На штыках принесенное временем, Не дает нам увидеть вчерашнего Нашим гневным сегодняшним зрением. Мы, пройдя через кровь и страдания, Снова к прошлому взглядом приблизимся, Но на этом далеком свидании До былой слепоты не унизимся. Слишком много друзей не докличется Повидавшее смерть поколение, И обратно не все увеличится В нашем горем испытанном зрении. Опять мы отходим, товарищ, Опять проиграли мы бой, Кровавое солнце позора Заходит у нас за спиной. Мы мертвым глаза не закрыли, Придется нам вдовам сказать, Что мы не успели, забыли Последнюю почесть отдать. Не в честных солдатских могилах — Лежат они прямо в пыли. Но, мертвых отдав поруганью, Зато мы — живыми пришли! Не правда ль, мы так и расскажем Их вдовам и их матерям: Мы бросили их на дороге, Зарыть было некогда нам. Ты, кажется, слушать не можешь? Ты руку занес надо мной За слов моих страшную горечь Прости мне, товарищ родной, Прости мне мои оскорбленья, Я с горя тебе их сказал, Я знаю, ты рядом со мною Сто раз свою грудь подставлял. Я знаю, ты пуль не боялся, И жизнь, что дала тебе мать, Берег ты с мужскою надеждой Ее подороже продать. Ты, верно, в сорочке родился, Что все еще жив до сих пор, И смерть тебе меньшею мукой Казалась, чем этот позор. Ты можешь ответить, что мертвых Завидуешь сам ты судьбе, Что мертвые сраму не имут,— Нет, имут, скажу я тебе. Глухими ночами, Когда мы отходим назад, Восставши из праха, за нами Покойники наши следят. Солдаты далеких походов, Умершие грудью вперед, Со срамом и яростью слышат Полночные скрипы подвод. И, вынести срама не в силах, Мне чудится в страшной ночи - Встают мертвецы всей России, Поют мертвецам трубачи. Беззвучно играют их трубы, Незримы от ног их следы, Словами беззвучной команды Их ротные строят в ряды. Они не хотят оставаться В забытых могилах своих, Чтоб вражеских пушек колеса К востоку ползли через них. В бело-зеленых мундирах, Павшие при Петре, Мертвые преображенцы Строятся молча в каре. Плачут седые капралы, Протяжно играет рожок, Впервые с Полтавского боя Уходят они на восток. Из-под твердынь Измаила, Не знавший досель ретирад, Понуро уходит последний Суворовский мертвый солдат. Гремят барабаны в Карпатах, И трубы над Бугом поют, Сибирские мертвые роты У стен Перемышля встают. И на истлевших постромках Вспять через Неман и Прут Артиллерийские кони Разбитые пушки везут. Ты слышишь, товарищ, ты слышишь, Как мертвые следом идут, Ты слышишь: Клянемся ж с тобою, товарищ, Что больше ни шагу назад! Чтоб больше не шли вслед за нами Безмолвные тени солдат. Чтоб там, где мы стали сегодня,— Пригорки да мелкий лесок, Куриный ручей в пол-аршина, Прибрежный отлогий песок,— Чтоб этот досель неизвестный Кусок нас родившей земли Стал местом последним, докуда Последние немцы дошли. Пусть то безыменное поле, Где нынче пришлось нам стоять, Вдруг станет той самой твердыней, Которую немцам не взять. Ведь только в Можайском уезде Слыхали названье села, Которое позже Россия Бородином назвала. Если дорог тебе твой дом Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где ты, в люльке качаясь, плыл; Если дороги в доме том Тебе стены, печь и углы, Дедом, прадедом и отцом В нем исхоженные полы; Если мил тебе бедный сад С майским цветом, с жужжаньем пчел И под липой сто лет назад В землю вкопанный дедом стол; Если ты не хочешь, чтоб пол В твоем доме фашист топтал, Чтоб он сел за дедовский стол И деревья в саду сломал Если мать тебе дорога — Тебя выкормившая грудь, Где давно уже нет молока, Только можно щекой прильнуть; Если вынести нету сил, Чтоб фашист, к ней постоем став, По щекам морщинистым бил, Косы на руку намотав; Чтобы те же руки ее, Что несли тебя в колыбель, Мыли гаду его белье И стелили ему постель Если ты отца не забыл, Что качал тебя на руках, Что хорошим солдатом был И пропал в карпатских снегах, Что погиб за Волгу, за Дон, За отчизны твоей судьбу; Если ты не хочешь, чтоб он Перевертывался в гробу, Чтоб солдатский портрет в крестах Взял фашист и на пол сорвал И у матери на глазах На лицо ему наступал Если ты не хочешь отдать Ту, с которой вдвоем ходил, Ту, что долго поцеловать Ты не смел,— так ее любил,— Чтоб фашисты ее живьем Взяли силой, зажав в углу, И распяли ее втроем, Обнаженную, на полу; Чтоб досталось трем этим псам В стонах, в ненависти, в крови Все, что свято берег ты сам Всею силой мужской любви Если ты фашисту с ружьем Не желаешь навек отдать Дом, где жил ты, жену и мать, Все, что родиной мы зовем,— Знай: И пока его не убил, Ты молчи о своей любви, Край, где рос ты, и дом, где жил, Своей родиной не зови. Пусть фашиста убил твой брат, Пусть фашиста убил сосед,— Это брат и сосед твой мстят, А тебе оправданья нет. За чужой спиной не сидят, Из чужой винтовки не мстят. Раз фашиста убил твой брат,— Это он, а не ты солдат. Так убей фашиста, чтоб он, А не ты на земле лежал, Не в твоем дому чтобы стон, А в его по мертвым стоял. Так хотел он, его вина,— Пусть горит его дом, а не твой, И пускай не твоя жена, А его пусть будет вдовой. Пусть исплачется не твоя, А его родившая мать, Не твоя, а его семья Понапрасну пусть будет ждать. Так убей же хоть одного! Так убей же его скорей! Сколько раз увидишь его, Столько раз его и убей! За пять минут уж снегом талым Шинель запорошилась вся. Он на земле лежит, усталым Движеньем руку занеся. Его никто не знает. Но мы еще на полпути, И слава мертвых окрыляет Тех, кто вперед решил идти. В нас есть суровая свобода: На слезы обрекая мать, Бессмертье своего народа Своею смертью покупать. Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины Суркову Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди, Как слезы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали: Слезами измеренный чаще, чем верстами, Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась, Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в бога не верящих внуков своих. Ты знаешь, наверное, все-таки Родина - Не дом городской, где я празднично жил, А эти проселки, что дедами пройдены, С простыми крестами их русских могил. Не знаю, как ты, а меня с деревенскою Дорожной тоской от села до села, Со вдовьей слезою и с песнею женскою Впервые война на проселках свела. Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Но, горе поняв своим бабьим чутьем, Ты помнишь, старуха сказала: Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется, Что следом за мной их идут голоса. По русским обычаям, только пожарища На русской земле раскидав позади, На наших глазах умирали товарищи, По-русски рубаху рванув на груди. Нас пули с тобою пока еще милуют. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я все-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился, За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла. ХОЗЯЙКА ДОМА Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой, К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча, Как в дни войны, придут слуга покорный твой И все его друзья, кто будет жив к той ночи. Хочу, чтоб ты и в эту ночь была Опять той женщиной, вокруг которой Мы изредка сходились у стола Перед окном с бумажной синей шторой. Басы зениток за окном слышны, А радиола старый вальс играет, И все в тебя немножко влюблены, И половина завтра уезжает. Уже шинель в руках, уж третий час, И вдруг опять стихи тебе читают, И одного из бывших в прошлый раз С мужской ворчливой скорбью вспоминают. Нет, я не ревновал в те вечера, Лишь ты могла разгладить их морщины. Так краток вечер, и - пора! С тобой наш молчаливый уговор - Я выходил, как равный, в непогоду, Пересекал со всеми зимний двор И возвращался после их ухода. И даже пусть догадливы друзья - Так было лучше, это б нам мешало. Ты в эти вечера была ничья. Как ты права - что прав меня лишала! Не мне судить, плоха ли, хороша, Но в эти дни лишений и разлуки В тебе жила та женская душа, Тот нежный голос, те девичьи руки, Которых так недоставало им, Когда они под утро уезжали Под Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым. Им девушки платками не махали, И трубы им не пели, и жена Далеко где-то ничего не знала. А утром неотступная война Их вновь в свои объятья принимала. В последний час перед отъездом ты Для них вдруг становилась всем на свете, Ты и не знала страшной высоты, Куда взлетала ты в минуты эти. Быть может, не любимая совсем, Лишь для меня красавица и чудо, Перед отъездом ты была им тем, За что мужчины примут смерть повсюду,- Сияньем женским, девочкой, женой, Невестой - всем, что уступить не в силах, Мы умираем, заслонив собой Вас, женщин, вас, беспомощных и милых. Знакомый с детства простенький мотив, Улыбка женщины - как много и как мало Как ты была права, что, проводив, При всех мне только руку пожимала. Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой, К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча, Как в дни войны, придут слуга покорный твой И все его друзья, кто будет жив к той ночи. Они придут еще в шинелях и ремнях И долго будут их снимать в передней - Еще вчера война, еще всего на днях Был ими похоронен тот, последний, О ком ты спросишь,- что ж он не пришел? А ты, с тоской перехватив их взгляд, За лишние приборы в оправданье, Шепнешь: Ну что же, сядем. Стулья ближе сдвинем, За тех, кто опоздал на торжество, С хозяйкой дома первый тост поднимем. Но если опоздать случится мне И ты, меня коря за опозданье, Услышишь вдруг, как кто-то в тишине Шепнет, что бесполезно ожиданье,- Не отменяй с друзьями торжество. Что из того, что я тебе всех ближе, Что из того, что я любил, что из того, Что глаз твоих я больше не увижу? Мы собирались здесь, как равные, потом Вдвоем -- ты только мне была дана судьбою, Но здесь, за этим дружеским столом, Мы были все равны перед тобою. Потом ты можешь помнить обо мне, Потом ты можешь плакать, если надо, И, встав к окну в холодной простыне, Просить у одиночества пощады. Но здесь не смей слезами и тоской По мне по одному лишать последней чести Всех тех, кто вместе уезжал со мной И кто со мною не вернулся вместе. Поставь же нам стаканы заодно Со всеми! Мы еще придем нежданно. Пусть кто-нибудь живой нальет вино Нам в наши молчаливые стаканы. Не пришла пора Нам приходить, но мы уже в дороге, Уж била полночь Пейте ж до утра! Мы будем ждать рассвета на пороге, Кто лгал, что я на праздник не пришел? Когда все будут пьяны, Бесшумно к вам подсядем мы за стол И сдвинем за живых бесшумные стаканы. Когда ты по свистку, по знаку, Встав на растоптанном снегу, Готовясь броситься в атаку, Винтовку вскинул на бегу, Какой уютной показалась Тебе холодная земля, Как все на ней запоминалось: Примерзший стебель ковыля, Едва заметные пригорки, Разрывов дымные следы, Щепоть рассыпанной махорки И льдинки пролитой воды. Казалось, чтобы оторваться, Рук мало — надо два крыла. Казалось, если лечь, остаться — Земля бы крепостью была. Пусть снег метет, пусть ветер гонит, Пускай лежать здесь много дней. На ней никто не тронет. Лишь крепче прижимайся к ней. Ты этим мыслям жадно верил Секунду с четвертью, пока Ты сам длину им не отмерил Длиною ротного свистка. Когда осекся звук короткий, Ты в тот неуловимый миг Уже тяжелою походкой Бежал по снегу напрямик. Осталась только сила ветра, И грузный шаг по целине, И те последних тридцать метров, Где жизнь со смертью наравне! Тот самый длинный день в году Тот самый длинный день в году С его безоблачной погодой Нам выдал общую беду - На всех. На все четыре года. Она такой вдавила след, И стольких наземь положила, Что двадцать лет, и тридцать лет Живым не верится, что живы. И к мертвым, выправив билет, Все едет кто-нибудь из близких. И время добавляет в списки Еще кого-то, кого-то нет. И ставит, ставит обелиски.

Сколько стоит матрица на телевизор samsung

График координаты равноускоренного движения

Исковое заявление об уплате алиментов образец

К м симонов стихи о войне

Тематические разделы

=== Скачать файл ===

Стихотворения Константина Симонова

Константин Симонов — Стихи о войне для детей, взрослых

Стихи Симонова

Report Page