Йырмаа

Йырмаа

Nick-Luhminskii

https://mrakopedia.net/wiki/Йырмаа

Европейцы веками придумывали способы подсматривать за нечистью собственными глазами с безопасного расстояния. Так, один монах месяц носил за щекой сыр, благодаря чему получил возможность видеть невидимый мир со всеми его недобрыми духами, так что сам дьявол только и мог ходить за ним и канючить «отдай мой сыр». Если ночью посмотреть на кобылу в кузнице под нужным углом, можно бесплатно и безопасно увидеть, что подковываешь собственную мертвую дочь, и т.д. Японцы тоже любят вызывать народ с другой стороны, но вызов не считается удачным, если приглашающий не поплатился жизнью или здоровьем. Что же касается мордвы – тот у них, изъясняясь ненаучным языком, ситуация серединка на половинку.

В Заволжье есть деревня Моховая Маза. Сейчас там уже нет ни почты, ни школы, ни жителей, разве что остановится переночевать в пустом доме заезжий ваххабит (не бросайте меня в терновый куст за разжигание, товарищ полковник, я шучу). А прежде были времена, когда деревня жила, и туда охотно приезжали фольклористы записывать местные предания. У деревни было два конца: мордвинский и русацкий. Слова их жители использовали разные, а рассказывали об одном и том же: маленьких недобрых людях, которые днем живут внутри холма, а ночью – повсюду. Мордва (судя по всему, мокша) называла их «йырмаа»: на их языке слово не значило ничего, а по-кыпчацки – «двадцать». Русаки тех же маленьких недобрых людей звали «сорока»: как сорока, которая на хвосте принесла, как «сорок сороков», или как сорок лет, которые не принято праздновать. Известно, что «магическими» становятся числа, которые на определенном этапе развития примитивной первобытной арифметики обозначали понятие «много», «N и более». Таким образом, сороки — те, кого «не счесть». Сейчас ни мордвы, ни русских в Моховой Мазе нет, поэтому я приехал не записывать фольклор, а посмотреть на «йырмаа». Они-то должны были остаться.

Во время учебы я знал о Моховой Мазе одно: оттуда советские этнографы привезли и оставили в запаснике картинной галереи города Х. живого деревянного идола, исполненного в XIX веке. Вы лучше всего представите себе его обличье, если вспомните мунковский «Крик».

В Моховую Мазу я приехал в сумерках и не успел осмотреть деревню — со всех сторон ко мне молча вышли собаки. Я молча вернулся в машину. Сразу за околицей начинались бесполезные холмы — неровный берег реки, во всех направлениях разрезанный оврагами. Их не коснулись застройка и распашка: невозможно вести созидательную деятельность там, где то и дело осыпаются края. В лучах восходящей луны овраги выглядят дырами в черную преисподнюю; неудивительно, что жители посчитали, будто оттуда ночью вылезают маленькие злые люди.

Стемнело. Собаки забыли считать мой автомобиль чем-то чуждым, забыли обо мне внутри и спокойно копошились вокруг. Даже вспрыгивали на капот. Я кое-как пристроился у бокового окна со стороны водительского сидения и смотрел на улицу, во всю ширь освещенную луной. Рассказы о йырмаа делятся на несколько сюжетов: увидеть йырмаа и испугаться, увидеть йырмаа и заболеть, увидеть йырмаа и смертельно заболеть, уйти в область владений йырмаа и быть съеденным ими. Об их внешности говорится, что они взрослому мужчине до колена и полностью черны. Некоторые рассказчики добавляют, что у них нет ни переда, ни зада, есть только правый или левый бок. Мифология не дружит с логикой и евклидовой геометрией, но современный человек из описания поймет, что йырмаа попросту двухмерны. Если ты не видишь йырмаа — возможно, он, вытянувшись в полоску тоньше волоса, смотрит прямо на тебя.

Я рассвирепел и бибикнул: лежать у меня на лобовом стекле и чесаться — это уже чересчур. Собаки веером отскочили от моих колес, многие выгнули спины и оскалились. Рычание я из-за стекла не услышал бы, но, думаю, они зарычали.

Выйти и размяться из-за них я не мог и страшно устал от сидения на одном месте. Приходилось то вытягивать ноги на пассажирское сидение, то класть их на бардачок. Я чувствовал, как позвоночник превращается в коромысло с двумя ведрами боли и изнывал от невозможности перевернуться на живот.

Самая физиологически неприятная быличка о йырмаа-сороках связана с коленями. Ее записали в начале 70-х. (Советские фольклористы не помечали, в мордовском или русацком конце Моховой Мазы услышана быличка, но по некоторым признакам можно понять, что мордвин обычно рассказывал, как от йырмаа пострадал другой мордвин, русский — как от «сорок» претерпел другой русский. На конференции я защищал доклад, в котором доказывал, что в образе малого нечистого народца каждый представлял своих инаких соседей — и, верите ли, мне ставили высокие оценки). Итак, страшная история о коленях начинается с того, что одна пожилая женщина ушла искать козу на овраги и не успела засветло. В первую ночь житель последней деревенской хаты слышал, как она поет, а через три дня собаки принесли на главную улицу (видимо, то место, где я припарковался) сначала один коленный сустав, потом другой. Длинные кости были «мелко объедены» (перекушены мелкими зубами?) посередине. Сельчане посмотрели на находку и поступили странно: отнесли колени обратно к оврагам. Конец истории.

Часы показывали полночь. Я переменил положение: подтянул колени к подбородку. В такой позе неожиданно стало гораздо удобнее — сиди не хочу. Собаки на улице снова успели забыть обо мне. Они ходили, общались, ругали друг друга, мирились. Они были милыми. Моховую Мазу окончательно упразднили шесть лет назад, когда жителям предложили бараки в Сазанлее и отрезали газ. После этого местный сталкер ездил описывать умершую деревню и говорил: ММ — это закрытые межкомнатными фанерными дверями окна и высохшие трупы собак возле будок; мазинцы никогда не отпускали собак с привязи. «Кто же тогда приносил колени из оврага?» - недоумевал я. Вполне живые собаки, худые и похожие на волков, землистого цвета, с выпирающими ребрами, играли перед моей машиной, стараясь схватить друг друга за горло.

Луна освещала улицу вдоль, ее лучи освещали стену клуба. В темноте она выглядела белой. Это единственное крупное светлое пятно постоянно притягивало мой взгляд, и в один момент я увидел, как прямо перед ней пробежала собака. У нее на спине, держась руками за шерсть, сидел кто-то крупноголовый, ростом как шарнирная кукла. Я метнулся к бардачку за фотоаппаратом. Внутри меня уже стало холодно, но рассуждал и действовал я еще пока как человек, который не боится. В этот момент я услышал (и краем глаза — увидел), как хлопнула правая передняя дверь моей машины, будто некий пассажир вышел наружу и захлопнул ее за собой. То есть, пока я сидел, прижав ноги к пузу, и смотрел в окно слева, справа от меня кто-то находился, а теперь вышел. Вышел, но до этого сидел рядом! Вот теперь я думать забыл о фотоаппарате и чем-либо другом. Я повернул ключи в замке и чуть не лишился пульса, пока дождался ответного звука мотора. Отчего-то я стал уверен, что услышу тишину и останусь здесь один. Но нет, машинка завелась. Я включил дальний свет фар, и собаки опять рассыпались кто куда, будто я их чем-то облил, только оскаленные сухие морды замелькали в темноте. Я развернулся и вдавил газ в пол.

Зеркало заднего вида почему-то оказалось прижатым к кузову. Ни за что я бы не согласился сейчас опустить стекло, чтобы вернуть его в нормальное положение, поэтому через деревню я несся, не зная, что позади. Только на выезде обернулся и чуть не умер, увидев, что на багажнике распласталась и смотрит мордой в салон здоровая собака, а в глазах у нее отражается дорога впереди меня. Рискуя, я вывернул руль вправо и тут же — влево, чтобы стряхнуть суку. У меня получилось, и, оглянувшись вновь, я увидел, что позади таких же немало. Они бежали, не отставая, а ехал я 45. Вряд ли на грунтовой дороге я бы рискнул сделать больше при иных обстоятельствах, но решился рискнуть вновь и сделал 60, но не оторвался ни на метр. «Ничего, сейчас начнется бетонка, поеду 80», - успокаивал я себя. На такой скорости я уже побоялся оглядываться. Когда я оглядываюсь, руль всегда немного ведет в сторону, а на 80 это уже очень опасно. Как всякий водитель, я хорошо себе представляю смерть в ДТП и как будто не очень ее боюсь, но меня всерьез напугала мысль погибнуть в месте, которое обнаружат очень нескоро. Кроме того, собаки смогут легко попасть внутрь разбитого автомобиля. По тряской бетонке я ехал, не оглядываясь, и почти успокоился, когда мимо моего окна что-то промелькнуло, и тут же на дорогу в свет фар выпрыгнула собака: лапы-ребра-череп. Я не свернул, хотя автомобилисты знают: сбить собаку — плохая примета. Насчет людей приметы автомобилистов молчат. Видя, что я не сверну, собака прыгнула в сторону, но не успела и хрустнула под моим левым колесом. Несмотря ни на что, я был уже почти спокоен, только чуть-чуть хотелось плакать. Еще около пятнадцати километров, и я должен был выехать на федеральную трассу. Там, во-первых, можно вогнать 120, а, во-вторых, там фонари, фуры, гаишники, автозаправки и придорожные кафе с дурацкими названиями, рядом с ними все будет иначе. Спустя полчаса я несся по федеральной трассе, чувствуя, как опасность увеличивается. Я боялся не только оглядываться, но и смотреть по сторонам. Если я увижу что-то страшное и у меня дрогнет рука, никто не узнает, что на самом деле со мной случилось.

Я все еще был в пути, когда в пять утра небо стало светлеть, а в половине шестого из-за горизонта показалось солнце. Я заехал на обочину. Рядом не было ни кафе, ни заправок. Мимо очень редко проносились грузовики. После бессонной ночи все вокруг казалось более четким. Я был один, если не считать совсем маленьких букашек на лугу у меня за спиной. Солнце все расставило по местам. Я поклонился ему со словами «защити меня, Чипаз» и четырежды повернулся, подняв руки, чтобы солнечные лучи осветили все складки одежды и нигде не сумел укрыться ни один йырмаа. Затем я открыл двери в автомобиле, чтобы салон тоже прокварцевался, а сам тем временем закурил и присел на капот. И лобовуха, и заднее стекло оказались густо заляпаны землей, но я не слишком из-за этого переживал.

Конечно же, никаких йырмаа не существует. Однако страх, который они заставили меня испытать, вполне реален. Именно поэтому, пока человек не превратится окончательно в ночного хищника, прокладывающего себе дорогу во тьме слабым светом мобилы, мы обречены искать защиты у тех богов света и солнца, которым еще верим.


Автор: Nick-Luhminskii

Источник: paranoied.diary.ru




Report Page