Избалованная богатая сука всегда получает то, чего душе захочется
⚡ 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Избалованная богатая сука всегда получает то, чего душе захочется
Учетная запись
Войти
Зарегистрироваться
Выпуски
Номера газеты
Выпуски журналов
Рубрики
ПРОЗА
ПОЭЗИЯ
КРИТИКА
ПУБЛИЦИСТИКА
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
ПОЛЕМИКА
ТРИБУНА МОЛОДЫХ
ФОРУМ
ЮБИЛЕЙНОЕ
ДАЛЁКОЕ - БЛИЗКОЕ
СОБЫТИЕ
БЕСЕДА
ПАМЯТЬ
РЕЦЕНЗИЯ
СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ
ОТ РЕДАКЦИИ
ИНФОРМАЦИЯ
МИР ИСКУССТВА
ИЗ ПОЧТЫ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ
ОБЪЯВЛЕНИЕ
ОЧЕРК
ОТ РЕДАКЦИИ
– …Ну как там тортище?! – первым делом (ещё восьми утра не было) – поинтересовалась Варвара Фёдоровна. И в тон ей гнусаво тренькнула капля из бронзового крана, упав в огромный оцинкованный чан промышленной раковины. Варвара Фёдоровна в этом кафельном закулисье считалась главной: заведовала кондитерским цехом при столовой «Былина», принадлежащей разветвлённой в Куве «общепитовской» сети «Имбiрный хлебъ».
– Да в печи уже доходит! – бойко ответила молодая и разбитная «старший пекарь» Валентина. Над верхней губой у неё – маленькая очаровательная родинка, которую она кокетливо звала «кнопочкой улыбки». – Чего ему сделается? Все коржи ещё со вчера стыковали…
– Ты смотри мне! – поучала заведующая. – Этот торт – знаешь, какой торт?
– Ничего ты не знаешь! Это же торт на предсвадебный «мальчишник» Олегу, старшему имбирёвскому…
Раньше такого размера коржи делали только на день рождения хозяйки, лет десять подряд.
– Выхухоли на «днюху»! – весело поясняла старший пекарь Валентинка простым пекарям. – И тридцать свечек! Как обычно!
Теперь вот и другие поводы для тортового гигантизма проступают через обыденность многолетия…
– Сама лично за ним приедет… – объясняет Варвара Фёдоровна, кисло морщась от почтения.
– Ольга Анатольевна? – удивилась Валя. – А во сколько?
– Ну, грозилась в десять… Знаешь этих хозяев: продрыхнет до одиннадцати, а потом будет делать вид, что так и планировала…
Люди, которым повезло в жизни, – не торопятся сюда. Узкие остеклённые дверцы духовых шкафов для выпечки, похожие на секцию спортивной раздевалки, положенную боком, – особенно мрачны по утрам. Здесь неизменный запах корицы и сдобы, пригара и выгоревшего, выдышанного воздуха… Здесь слишком тесно, здесь, как в жгуте, переплелись мучн о е и муч и тельное…
– Кому завидую, – упёрла обожженную противнем, но изящную руку в бедро Валентинка, – так это Ольге Анатольевне! Вот следит за собой баба! Я и подумать не могла бы, что у неё уже сын жених!
– Нашла чему удивляться! – расхохоталась Варвара Фёдоровна. – Если бы ты, Валька, спала бы, как она, жрала бы, как она, – тоже на пенсию бы вышла походкой манекенщицы…
Сотрудницы пекарни и кухонные рабочие «трут» – вставляя от каждого свои «три копейки» в наболевшую тему:
– Да какая пенсия, Варвара Фёдоровна?! Пенсию-то отменяют, не слыхали рази ?!
Это больше заводит пожилых, а те, кто помоложе – о другом:
– Увы, несправедливо, но факт: сладкая жизнь бабе фигуры не портит…
– У неё же, считай, всё время только на себя, все 24 часа в сутках! Приехала, полюбовалась, как мы корячимся с пяти утра, – и на спа! Или спать!
– Или спать, или на спа , как захочется…
– На три вещи можно смотреть бесконечно: огонь, вода и как другие работают. А идеальное сочетание всех трёх – владеть пекарней!
– Выхолил хозяин эту выхухоль! – по-бабьи желчно подвела итог Валентина на правах «старшего пекаря».
– Хозяин у нас ничё, прикольный… Я бы с ним замутила! – Валя вертелась перед начальницей то одним, то другим боком. – А чё, Варвара? Смотри, я какая, ни с одного боку не пригоревшая! И хозяин мне очень нравится – особенно в казачьем мундире! Чё-та давно не одевал, а стоечка воротничка очень ему шла!
– Растолстел, в мундир не влазит! – хмыкнула заведующая. – Мурло разъел на банкетах… Ты, Валька, слов нет, деваха складная, всё при тебе… Только зачем ты хозяину? У него такого добра – только свистни… Говорят, даже иностранки есть…
И не сдержалась, перекинулось на своё, зевотно-производственное:
– Я, Валь, ему давеча говорю: Иван Сергеевич, слоёные конвертики с яблоками убыточные у нас в линейке! А он и усом не повёл, делай, говорит, Варвара, – начальство городское их чинно-перочинно любит! Не, ну нормальный человек, а?! – Варвара Фёдоровна закатила добрые коровьи глаза от потешного рабьего негодования. – Ему говорят: убыточный продукт! А он вместо «мер принять» – про начальство своё… А ты говоришь –прикольный! Да я с ним с ума сошла, только по работе общаясь, а если ещё и в постели с таким… Упаси Бог!
Кондитерский цех «Имбiрнаго хлеба» работал в отдельном помещении при старом, советском ещё здании рабочей столовой. Здесь загорался свет и начинались возня, скобяной звон – уже в пять, а иной раз и в три утра, потому что экспедиторы приезжали за готовой выпечкой к семи. Кондитерши-женщины и девушки работали тут посменно, и все поголовно были влюблены в хозяина… Отчего, как нетрудно догадаться, автоматически ненавидели хозяйку…
Отчасти это было связано и с тем, что хозяйка руководила цехом, раздавала штрафы и нагоняи, а хозяин, представительный мужчина, широкой красной «самоварной» рожей подчёркивавшей своё степенство коренного уральского степняка, – появлялся редко, был ласков и кроме комплиментов, ничего работницам не говорил…
Именно он, узнав, что смена начинается так рано – распорядился сократить рабочий день до четырёх дня. Впрочем, заведующей это не касалось: хвосты она подбивала и после шести, занимаясь с отчётностью. И порой оставаясь в пекарне в полнейшем одиночестве…
Бабья болтовня, то пустая, то ядовитая, змеилась между печей, но никому в раскалённом цеху прохлаждаться не давала: широкой рекой, как в сказке Чуковского, текли по ложу из противней всевозможные пирожки да ватрушки, рулеты и шаньги, кулебяки, беляши, расстегаи, пирожные, торты…
До такого автоматизма набита рука кулинара, что сотрудницы даже зубную пасту на щётку поутру накладывают аккуратными розочками… Они – девушки, от которых пахнет ванилью и шоколадом, и они оставляют за собой шлейф аромата карамели и горького миндаля... Сладкие женщины с горькой судьбой…
Болтать болтай, хоть про самого Хозяина – прослушки в цеху нет… Да не забывай вертеться: топки огромные, с широко раскрытыми пастями, жрали жизнь работниц день за днём, однообразно выдыхая иссушающий сдобный жар нутра…
Душно тут. Слащавое удушье несостоявшихся судеб. Кирпич и штукатурка глубоко пропитались кондитерским «выхлопом», с раннего утра до позднего вечера в цехе всегда висит коромыслом густой и сытный аромат витиеватой на вид-вкус выпечки.
Ворчливо шкворчит в медных полутазах-полусковородках (специфика такая – тазы раструбом на длинной деревянной рукояти) нежное и янтарное яблочное варенье: для любимых начальством «конвертиков» собственноручно варят у Имбирёвых начинку.
Варят не только из яблок, как сегодня, но ещё иной раз и из слив, абрикосов и вишни. Разговоры пустоваты, но к месту привязаны:
– Вот мы из всех фруктов варим… А бывает варенье из овощей?!
– Пирожки, Валя, они как мужчины: бывают «с яйцами», бывают «с капустой»…
Высоким янтарным стеклом из пасечных кег виснет полупрозрачная, клеящая носы цветочными ароматами струя мёда…
В такой сахаристой обстановке – как не помечтать усталым, в однообразии и тоске заскучавшим, «стоптанным» девчонкам в белых кондитерских халатиках – закрутить роман с «Самим»?
Не то, чтобы это какие-то серьёзные планы, а так, игра воображения, что-то вроде сказки на ночь в душном от печного выгара помещении, где давным-давно смешались день и ночь, тёмное и светлое время суток…
Оттого все девки и даже женщины среднего возраста (у которых хватает силы воли не наедаться собственной выпечкой и держать фигуру) – злорадно смотрят сегодня на часы. Олька, светловолосая «выхухоль», окрутившая четверть века назад господина Имбирёва – не едет за своим тортом, давно готовым, хотя уже больше одиннадцати утра…
А помянутый всуе хозяин был совсем рядом, в соседнем крыле кулинарного барака: где пельменный цех. И вертел там в пухлых пальцах визитную карточку особого гостя… А прочитав, задумался совсем не от том, о чём его пекарши и кондитерши…
– Заместитель председателя краевого общества защиты прав потребителей… Тукощанский… Еврей? Да вроде не похож… Из поляков, наверное…
– Я хотел бы видеть владелицу производства – обворожительной, выпуклой, как в рекламе зубных паст, улыбкой скалился Тукощанский. Сверился со своей шпаргалкой и довесил фразу огузком: – Ольгу Анатольевну Имбирёву…
– Я за неё… – не вдаваясь в подробности, сообщил Иван. Тукощанскому это не понравилось: он строил планы на разговор с беззащитной бизнес-вумен, к тому же блондинкой… А вместо неё застал в пельменном цеху мрачного толстого дядьку в сиреневой рубахе под ворсистым пиджаком, пегого от проседи и с нехорошим волчьим взглядом. Воротник сиреневой сорочки не сходился на мощной бычьей шее, и встреча была, что называется, «без галстуков»…
За спиной этого дядьки, сложив руки в позе «пенальти», стояли двое дюжих детин в тёмных костюмах, рыжий и русоволосый, похожие на сотрудников похоронного агентства. Эти были в галстуках. Чёрных…
«Врёшь, не возьмёшь… – решил Тукощанский. – Не те времена вам… не 90-е годы…».
И всё же поинтересовался для вежливости:
– Муж, – пояснил Имбирёв. – Фамилия у нас одна. И дело общее. Внимательно вас слушаю, господин Тукощанский…
– Дело в том, – заторопился Тукощанский, которому всё меньше и меньше нравилось в этом цеху, – что при производстве пельменей сорта «Бюджетные» ваша супруга, извиняюсь… использует для начинки субпродукты мясного вкуса…
Тукощанский протянул препарат: половинку пельменя в пластиковом пакете «для улик». Имбирёв посмотрел на вещдок, как «коза ностра» на новые ворота, взвесил в руке…
– А это не попугай, чтобы с вами разговаривать, это пельмень! – хихикнул Тукощанский. И зачастил, словно на трибуне: – Я вам показываю экспертную закупку, чтобы всё было чисто! На её счёт имеется у меня экспертное заключение нашего Общества защиты прав потребителей! Подлог получается, дорогой Иван Сергеевич… Мы не можем просто так в стороне наблюдать, как наших потребителей…
С достоинством римского сенатора Имбирёв выставил вперёд ладонь:
– Это сорт такой. Утверждено ГОСТом. Вы же знаете – цены разные и рецепты разные! Как у нас шутят: по маминому рецепту килограмма мяса хватит только на пачку пельменей, по ресторанному – на двадцать пачек, а по магазинному – на всю жизнь…
– Хе-хе… – вежливо кашлянул Тукощанский. – Однако мы не на эстраде, а на предприятии пищепрома…
– Вот… – Иван Сергеевич извлёк типовую бирку, которую укладчики, каждый со своим номером, укладывали в пакеты. – Здесь, господин Тукощанский, указано открытым текстом, для всех покупателей: при производстве пельменей «Бюджетные» используют мясную обрезь, мясо с голов, сердце, легкие, рубец, свиной желудок, мясо пищевода и калтыка...
– По этим субпродуктам у нашего Общества потребителей нет никаких претензий! – снова голливудски осклабился собеседник. – Речь идёт о субпродуктах третьей категории. – И зачитал с листа: – Жилованное мясо, гематомы, железы, грубая соединительная ткань, кровеносные сосуды, лимфатические узлы, остатки прирезей шкуры, костная мука ниже допустимой по стандарту, из хрящей и мелких косточек...
К радости Тукощанского Имибрёв потерял спокойствие. Глазки забегали, руки потянулись к экспертному акту:
– С этим нужно разобраться! – волновался Имбирёв, словно зверь, попавший в капкан.
– Вот и я так считаю… – подбодрил его Тукощанский, подмигивая. – Можно, конечно, дать всему этому делу законный ход… Но все мы люди, все человеки… Обычно я стараюсь дать предпринимателям шанс… Убить фирму – дело быстрое, а работать кто будет? Так что если бы мы могли, Иван Сергеевич, с вами на месте договориться… В разумных пределах взаимной заинтересованности… Как нормальный человек с нормальным человеком… Это в Китае за мзду должностному лицу расстреливают, их там два миллиарда, могут себе позволить… А мы страна вымирающая…
– Прежде, чем договариваться, нужно разобраться! – упрямствовал этот неприятный Тукощанскому кабан. – Сейчас пригласим нашего завпроизводством, спросим – как же так могло получиться?
– Да зачем же нам завпроизводством? – недоумевал Тукощанский. И уже немного жалел, что ввязался в это дело. – К чему этот формализм? Мы могли бы договориться по-хорошему, только вы и я…
«В конце концов, – досадливо подумал он, – мы оба крутимся в той среде, в которой фразу «Дай денег, или все будет по закону» злые люди называют вымогательством...».
Тукощанский не имел ни малейшего желания общаться с «королём теста и фарша», который всё равно ничего не решает…
Но один из «гробовщиков» в чёрном галстуке уже вышел за дверь, видимо, пригласить на «тёрку» завпроизводством…
– Отцовский-то сад у меня в Лучарёво был… – ностальгически улыбнулся Иван Сергеевич, скрашивая Тукощанскому ожидание. – А от деда с бабкой остался сад в Мятлово. Зачем семье два сада? Да ещё и в начале 90-х? И решил я сад в Мятлово продать… Договорился с покупателем, сад осмотрели, тут же к председателю садоводческого товарищества, книжку садовода переоформили, расписка, деньги… Ну, а рубли тогда вообще ничего не стоили… И я договорился, чтобы долларами мне заплатили. Сумма не маленькая, особенно в моём тогдашнем положении, и на сделку я уговорил таксиста из соседнего двора, по кличке Либа, со мной съездить… Ну, чтобы по автобусам не таскаться с пакетом, полным долларов… Договорились мы с ним за две бутылки, что он будет играть роль моего телохранителя…
– Зачем вы мне всё это рассказываете? – наконец нашёлся совсем потерянный от нелепых разглагольствований вымогатель.
– А ты послушай, послушай, – мрачно посоветовал рыжий помощник за правым плечом Имбирёвав, и внутри у вымогателя похолодело в первый раз…
– Ну, видимо, когда Либа доллары увидел, – у него в голове где-то коротнуло… А может, гад, с самого начала задумал так, не знаю… Но когда он меня с деньгами назад в город повёз – у него якобы машина сломалась… Вышел он, капот открыл и роется там для виду… Темнеет уже, ночь, глухая осень, первый снег пошёл… Я тоже из салона вылез, думаю, – может, чем помочь ему… А он мне в пузо рашпилем… Доллары забрал, а меня самого в овраг скатил, думал, прижмурился я насовсем… Дилетант был Либа, рукопомойник, дело начал, да не сделал… Не проверил толком – по-моему, он смелости своей больше меня испугался… Сбросил в бочаг и быстрее по газам дал, улизнуть…
А я живой остался. Долго ли, коротко, но вылез я из оврага, весь в кровище и глине, как упырь из могилы, замёрз, как во льду… И на всё, чего меня хватило, – добраться до узкоколейки до Мелькомбината. Она тогда ещё работала… Там дизелёк шёл, и он не должен был останавливаться, у них инструкция такая, запрещено им в любом случае тормозить… Тем более – видит машинист, что я как вурдалак, чёрт его знает что, а не человек… Если бы дядька по инструкции поступил тогда – не беседовали бы мы сейчас с вами… Но он советский был дядька, старорежимный, остановил, в дизель меня поднял на руках, а потом ещё и в больничку сопроводил… И была у этого дядьки фамилия такая редкая, запомнилась: Яхрамов… Прошло несколько лет, «поднялся» я, решил спасителя своего найти, отблагодарить… Ну и выяснилось, что узкоколейку давно закрыли за нерентабельность, сократили его, запил он с горя сильно, предпенсионного возраста был, некуда податься… Ну и с тоски да пьянки удавился… Нашёл я только его осиротевшую семью – жену и сына-школьника… Знаете, где теперь этот мальчик? Вырос, выучился и вот он перед вами…
– Иван Сергеевич мне как отец! – подтвердил суровый Виктор. – Он мне отца заменил, в люди вывел… Мать помог по-человечески похоронить, и отцу памятник справил… Я за него любому горло перегрызу, и глазом не моргну…
И так посмотрел на вымогателя Яхрамов-младший, что снова похолодело внутрях у представителя Общества потребителей, и сильнее прежнего.
– Я так и не понял, для чего вы мне всё это рассказываете? – уже без былой уверенности выдавил он вымученную улыбку…
…Когда большую пельменную цеховую мясорубку включили – Тукощанский удивился, какой у неё неприятный звеняще-скрежещущий звук… А ещё Тукощанский, оглядевшись, убедился, что цех, несмотря на разгар рабочего дня, – совершенно пуст…
И когда явился завпроизводством по фамилии Теляев, прозванный начальством просто Телёнок, – Витёк Яхрамов как-то нехорошо, конвойно, встал у него за спиной, а другой «гробовщик», Зоригин, – перекрыл выход, закрыв спиной двери…
– Значит, ты, Телёнок, решил сэкономить? – начал Имбирёв говорить правильные слова, словно на партсобрании. – Сэкономить на качестве?!
Теляев побледнел. Человек он был простой и мирный, и если бы не ипотека – сроду бы не пустился в аферу с подменой субпродуктов. К тому же представители мясохолдинга очень уж его соблазняли и уговаривали – у них ведь эта дрянь в огромных количествах просто на свалку шла, а тут – обеим сторонам профит…
Глянув на акт, Теляев решил не усугублять свою вину запирательством, и во всём сознался, дополнив чистосердечное признание кляузой на работников мясокомбината, «постоянно рыщущих, как волки поганые, в поисках сбыта своего отходняка»…
– Ты некрасиво поступил, Телёнок… – мрачно покачал головой Иван Сергеевич. Снял свой пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула… Потом медленно стал закатывать рукава рубашки…
– Посмотри-ка, Телёнок, как ты запачкал и оцарапал нашу фаршевую машину своим контрафактом… – сетовал Имбирёв почти ласково, а машина по-прежнему противно зудела гигантской комарихой…
– Ну, ты подойти, загляни в раструб-то…
– Иван Сергеевич, – совсем позеленел завпроизводством, – бес попутал… Никогда больше…
– Я тебе сказал, подойди и посмотри, как ты обделал внутренний барабан… – хмыкнул Имбирёв. И добавил – в свою очередь подмигнув неутомимому ревизору-общественнику: – В такой раструб можно целого телёнка бросить сразу… Профессиональная мясорубка, для больших объёмов…
Тукощанский молчал. Капелька испарины побежала из-под его модной причёски европеизированного дельца. Тукощанский разом осознал, что все дела пельменной Имибрёвых его перестали интересовать, и ему совсем теперь неважно, чем заправляют закусь для алкашей эти люди… Точнее, ему НЕ ХОЧЕТСЯ этого знать…
Два помощника Имбирёва, Яхрамов и Зоригин, синхронно заломили руки заведующему и подволокли прямо к оцинкованному жерлу бормашиной жужжавшей мясорубки.
Тукощанский думал, что Теляев закричит… Но Теляев, видимо, совсем попутав все нити мыслей, не верещал и не звал на помощь, а только шёпотом приборматывал что-то о понимании, недопущении впредь и тому подобные ответы на руководящий нагоняй…
Зоригин нагнул Телёнка лицом почти к самому режущему, звенящему металлом диску, Яхрамов заломил руку посильнее, чтобы бедняга не вырвался… Голова Теляева почти скрылась за хромированным бортиком агрегата… Его оправдания, плаксивые и на удивление тихие, теперь отдавались металлическим эхом ИЗНУТРИ барабана…
– Качество! – сказал Иван Сергеевич, потирая кулак в ладони. – Запомни, Телёнок, качество, качество и ещё раз качество… Вот о чём должен в первую очередь помнить работник пищевой промышленности… Именно это завещали нам товарищ Микоян и другие наркомы пищевой промышленности… А ты хотел обмануть наших покупателей… И меня заодно…
– Нет, нет, не хотел, – жалким дискантом молила голова из барабана.
– Хотел, Телёнок… А теперь ты сам увидел, в каком состоянии машина, которую ты засорял своим дерьмом… Увидел?
– Запомни, Альберт Васильевич, вид барабана изнутри, и почаще туда заглядывай! – ласково посоветовал Имбирёв. –Ты заведуешь производством… Ты технику свою в цеху должен со всех сторон знать… Договорились?!
Зоригин и Яхрамов, покрасневшие от напряженного сдерживания рвущегося к жизни тела, с видимым удовольст
Волосатой пиздой молодая девушка трется о киску опытной шлюхи
Русскую шлюшку Ксюшу сильно и глубоко ебут в киску на кроватке
Опытная блонда показала сквирт молодому парню и выдрочила сперму