Из воспоминаний Анны Калентьевны, пострадавшей от политических репрессий в сталинские времена

Родилась я в феврале 1922 года в с. Козьмодемьяновке Тамбовского района Амурской области. Семья наша состояла из 6 человек: 

Отец Кальченко Калентий Алексеевич, 1890 года рождения

Мать Кальченко Надежда Никифоровна, 1900 года рождения

Брат Кальченко Иван Калентьевич, 1919 года рождения

Я Кальченко Анна Калентьевна, 1922 года рождения

Сестра Кальченко Надежда Калентьевна, 1924 года рождения

Брат Кальченко Павел Калентьевич, 1928 года рождения

Отец уроженец Украины. Его родители привезли на Амурские земли в десятилетнем возрасте. В армию был взять в 1910 году. Прослужил действительную и не приходя домой участвовал в войне с Германией в 1914 году. В боях был ранен, ему оторвало средний палец на правой руке. По его рассказам он лежал в госпитале в Финляндии в г. Хельсинки. В итоге он прослужил в армии 7 лет, защищая Отечество. Демобилизовавшись и вернувшись домой, у его невесты уже было 5 детей. К этому времени мама уже доросла до невесты. Женившись на маме, стали заниматься крестьянством. Молодые, здоровые нарожали нас четверых детей. Пахали, сеяли, держали скот. Излишки продавали, возили в г. Благовещенск, а там через Амур в китайский город Сахалян. 

Согласно архивной справке г. Благовещенска от 16.01.1997 года 03-27/К-6 о наличии имущества в семье Кальченко К.А.: 

В архивном фонде Козьмодемьяновского сельского совета Тамбовского района Амурской области в похозяйственной книге села Козбмодемяновки за 1928-1930 гг. в хозяйстве семьи Кальченко К.А. имелось: 

- дом, 

- завозня, 

- амбар, 

- погреб, 

- земли 23,5 (единица измерения не указана), 

- лошадей от 2 до 4-х лет – 2

- лошадей от 4-х лет и старше – 5

- КРС от 1 года до 3-х лет – 4

- КРС от 3-х лет и старше – 2 

- свиней – 3 

Сельхозинвентарь: 

- повозки на деревянном ходу одноконные – 1

- повозки на железном ходу – 3 

- плуг (самолет) – 1 

- борона деревянная – 6 

- сеялка разрядная – 1 

- сенокосилка – 1 

- сноповязалка – 1 

- конные грабли – 1 

- веялка сортировка – 1

Основание: ф 920 оп 2 д 2 лл812 об 113

Печать подпись А.В. Сергодеева Е.К. Велохина. 

В 1930 году 3 мая отца вызвали в сельсовет, арестовали и увезли в г. Благовещенск. Согласно имеющихся документов прокуратуры Омской области (все архивы находятся в г. Омске) 6 мая 1930 года его судили по ст. 58-10 сроком на 3 года и сослали в округ Николаевск-на-Амуре на прииски Агне-Афанасьевские. 

Через 3 дня после ареста папы мама поехала в г. Благовещенск, повезла передачу. Мы остались одни дома. Старшему брату Ване было 11 лет. За это время у нас все увезли, увели. Из амбара зерно, муку. Из стаек скот, весь сельхозинвентарь и даже муку и сало из кладовки и уже поселилась новая хозяйка. Грязная старуха. Вернувшись домой, мама в слезах хотела сварить нам ужин, так она не подпустила к печке, заявив, что она теперь здесь хозяйка: «Як полизишь, пиду сельскую. Ось поживи в моей хате». У нее стояла хата без сенец, топить нельзя было, так как весь дым шел в избу. Не помню, сколько мы там прожили, но потом перешли в мамин отцовский дом. Там жила мамина родная сестра, инвалид 1-й группы, тетя Акулина Киселева. Не помню, чем мы питались, рядом жил мамин сродный брат Киселев Михаил, возможно, что-то и давал. 

В этом же 30-м году я пошла в школу в 1-й класс, а Ваня в 4-й. Весной мы уехали к папе на прииски. В Благовещенске нас обокрала какая-то мамина родственница, осталась только постель, на которой спали и в амбаре, где были вещи оставили сухари. Мама ходила в милицию заявлять, но увы, кто мог заступиться за кулачку. Купив билеты, мы поехали по Амуру на прииски. Ехали 14 суток на пароходе «Ильич». Питались одними постными сухарями. Мы, дети, следили за мамой, чтобы она не утонула. Не оставляли одну. Доехали до пристани Киселевка. Отцу дали знать, что мы приехали. Прииски Агне-Афанасьевские были расположены в тайге в 100 км от Киселевки. В Киселевке сгрузились и пошли к Амуру ловить рыбу и этим только и питались. Хлеба не было. За нами приехал папа на 2 лошадях. 

Помню, мы с сестрой Надей сидели в одном седле. Все другие как располагались, не помню. Дорога была по «марям» по несколько километров, мощенная сланью из 4-х горбылей. Мы боялись, чтобы лошадь не оступилась. 

Приехали вечером к бараку, где жил папа. Там ютились на топчанах одни мужчины. Нам они уступили один топчан, на котором уместили всех нас четверых, на другом спали родители. Проснувшись утром на все окружающее. На кострах татарки варили пищу, одеты были в белых длинных платьях со сборками, а ниже платьев виднелись штаны. Волосы заплетены в множество кос с побрякушками. Вся эта картина напоминала нам кино. 

Мы были рады, что с нами был папа. Он у нас был очень хороший. Любил нас, сводил неподалеку в тайгу, и мы сами рвали бруснику, которая росла вокруг гниющих бревен.  

Потом нас перевели в семейный барак. Там ютились несколько семей. Была семья татар из 4-х человек, семья корейцев из 2-х человек, муж и жена, семья белорусов из 4-х человек. У них был мальчик Янык нашего возраста. Остальные русские. Посреди барака стояла трехэтажная железная печь. На нижнем были прорезаны два отверстия для чугунов. На других двух не было. На них ставили допревать кашу. Овощей не было, не было ни молока, ни яиц. В лавке по нормам давали мясо солонину, соленую рыбу, чумизу (подобие пшена), финтиозу (лапша из крахмала) и какую-то норму сахара, муку. У нас у детей была куриная слепота. В школу ходили на старый прииск. Называли его Стан. Он был расположен в 2,5 км от барака. Окна в бараках вместо стекла были обтянуты белым полотном. Всегда был мрак, так как зимой от холода были заинены большим слоем. Сырость, постель сырая. Бараки строили на скорую руку из сырого леса. Наши нары были первыми от двери. Дверь сырая и плотно не прикрывалась. С краю спал старший брат Ваня. Он простудил почки, весь опух. Врача на прииске не было. Родители работали в забое. Мама возила по одноколейке тачку с золотоносной рудой, а папа накладывал породу в конные тачки. Так мы прожили первую зиму. 

Летом нас перевели в палатки по одной семье. Мама уходила на работу и оставляла больного Ваню. Мы его даже боялись за то, что он был очень толстым. Весь опух. 

А свою очередь все лето поступали на прииски очередные «враги народа». Шли пешком семьями, белорусы в лаптях от 90-летних стариков до 3-хлетних ребятишек. Каждый что-то нес в зависимости от сил. Их сразу же определяли в палатки. 

В тайге летом всегда было сыро. В палатке моросило. Люди сходили с ума. Помню татарку по имени Залиха, вечером брала нас корыто стирать, а вечером сошла с ума. Мы ходили смотреть. Стоит в окружении народа и заливисто хохочет, бросая в людей слюну. Их с отцом захватили вдвоем, а мать с другими детьми были в гостях в другой деревне. Остались. 

Сошел с ума мужчина. Помню, как над ним потешался комендант. Пригласит к себе летним утром, выставит стол на улицу и дает команду: «Ать-два, ать-два», а сам хохочет. Натешившись в волю, даст ему кусок хлеба. Старушки плакали, а мы дети ходили смотреть. 

Потом моих родителей перевели в другой прииск. Назывался он Дяппе. Так как на Агне-Афанасьевском выработано золото. Там школы еще не было. Мы жили и учились в старом прииске Спорном. Жили в интернате, вечно были голодными. Бывало, становились в очередь на ужин с 4-х часов, тогда как ужином кормили только в 7 часов. 

По окончании учебного года приезжали к родителям, бегали в забой мыть золото. У нас были специальные лотки. Папа сдавал золото на боны, и нам на них давали мануфактуру. У родителей стали выпадать зубы, пробивать ноги на раны. Была цинга.  

На Спорном жила семья дяди Вани (брата папы). Дядя Ваня был на работах со страшим сыном тоже Ваней в Комсомольске-на-Амуре. Там они оба умерли от цинги. 

После отбытия срока поехали в Мазановский район, который расположен на реке Зее. На родину нам как «врагам народа» ехать не разрешалось. Жили в селе Мазаново. Отец вырыл землянку над заливом Топтушка. Во время разлива весной нашу землянку заливало водой. Шмотки свои переносили повыше. Как уходила вода, в землянку заходили лягушки. Утром, как убирали постель, под подушками были лягушки. Мы их боялись и брезговали. В Мазаново отец сначала работал на пилораме в Мелькомбинате, потом перешел в АРП. Там работал конюхом. Там была избушка под хомуты. Отцу разрешили перевезти семью туда. Мама устроилась уборщицей в АРП-контору. Мы ходили учиться в семилетку в с. Белоярово в 6 км от Мазаново. Ходили ежедневно. 

Но в феврале в 1938 году ночью пришли трое и забрали нашего папу опять. Страшное было время. Забрали в школе самых лучших учителей. После этого мы больше так и не видели папу. На людях мы боялись плакать. Доучившись до конца года, я закончила 7 кл., брат Ваня учился во Владивостоке в Гидрометтехникуме. Какими он средствами жил, больной пиелонефритом, одному богу известно. В один из дней мая месяца того же 1938 года маму вызвали куда-то и дали десятидневный срок убраться в Сибирь. Таких как мы в Мазаново было семей 40. Была у нас корова, посадили огород, и все отдали за бесценок и с какими-то деньжонками поехали в неизвестность. Погрузили нас на «пятьсот веселый», так называли эти составы и отправили. Везли составами несчастных «врагов». Ехали долго. Бывало, загонят в тупик и стоим часами. Доехали до ст. Заозерная, выгрузились. В Заозерном была слюдфабрика. Мы с мамой устроились на работу, меня малолеткой приняли. Работали в три смены. Я ночью боялась ходить на работу и с работы. Надя и Павлик пошли в школу, нам дали квартиру в кулацком доме, одну комнату на две семьи. Семья Авдиенко из 6 человек, и мы 4 человека. Расположились по углам на полу. 

У меня есть справки о первом 1930 г и втором аресте отца 1938 г., в которых говорится, что дело производством отменено и дело производством прекращено за недоказанностью в его действиях состава преступления. Кальченко Калентий Алексеевич реабилитирован. Брат Ваня работал техником-гидрологом от Хабаровска. Умер в 1947 году. Умер от пиелонефрита в больнице г. Хабаровска. Хоронила организация. Мама не смогла съездить на похороны, т.к. нужен был пропуск. У нее не было паспорта. Была колхозницей, а у колхозников паспортов не было. 

Таким было наше «счастливое детство». Записана сотая доля всех фактов. Таких судеб в сталинскую эпоху исчислялось миллионами.