Иудейская практика "плача" и современный человек. Осмыслить, чтобы понять себя больше.

Мы живём в век психотерапии, когда депрессию называют болезнью будущего, а кризис идентичности современного человека становится реальной перспективой, а не просто красивым умозрением.

Человек 21 века интроспективен. Его мысли, анализ, переживания направлены внутрь себя. Всё чаще современный человек переживает перелом в восприятии реальности и самого себя, он не справляется с задачей, которую ставили перед человеком еще древние «познай себя». Мы плохо знаем себя. Да, мы знаем, что любим и что ненавидим, с чем мы не согласны, и что нас раздражает. Но это всё не о «настоящем мне». Настоящий «Я» куда глубже и сложнее, мы его боимся. Нам сложно воспринять себя со всем клубком своих противоречий, мы очень часто сводим человека к набору его слов и утверждений, которые, кстати, зачастую можем неверно интерпретировать. Но наш человек больше этого, в этом плане поиск "настоящиего я" становится серьезным квестом, иногда длиною в жизнь. Мы страдаем от душевных («психея») переживаний: бессмысленности, пустоты или абсурдности происходящего. Это умножается на то, что мы со скоростью звука узнаем трагедии, окутывающие земной шар. За день мы узнаём массу историй чужой боли и переживания зла, его реальности. 

Всё реже мы смотрим на практику прошлых эпох. Нам невдомёк, что древние могли сталкиваться с подобным опытом. Мы смотрим на них сверху вниз, ведь мы мудрее, современнее, прогрессивнее, развитее. Но на самом деле опыт, который мы аккумулируем - это опыт прошлого, древний человек не глупец, к нему стоит прислушаться. Давайте посмотрим на то, как Иудаизм преодолевал подобные состояния, которые мы сейчас называем «пограничными» - состояния плохого понимания себя и событий, которые развиваются вокруг нас, что парадоксально, ведь как никогда 21 век обладает массой информации как о человеке, так и об обществе. 

Иудеи умели плакать. В отличие от греков и римлян, иудеи, взращенные пленом, видели мир и самих себя скорее трагично. Если стоики призывали встретить всю тяжесть бытия храбро и твёрдо, то иудей был готов "закричать". У них была развита целая традиция плача, сопровождающаяся определёнными ритуалами, такими как посыпание головы пеплом и разрывание на себе одежд, которые носили сакральный смысл - прикрывали наготу бренного человека. Такая практика называется "лемент" - крик. Огромная часть Танаха наполнена криками непонимания, вопрошаниями Творцу, несогласием с реальностью бытия. Еклессиаст, Псалмы, Плач Иеремии, Пророки, Книга Иова - это огромная часть Танаха, и она наполнена криками отчаяния от переживания собственного внутреннего ужаса и окружающей действительности. Нам не нужно далеко идти, ведь каждый слышал о стене "плача", единственной оставшейся стены от разрушенного иудейского храма - священного места для каждого иудея.

 Вот только несколько текстов, взятых из Танаха (Ветхого Завета):

«Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями»; «преисподняя - дом мой; во тьме постелю я постель мою; гробу скажу: ты отец мой, червю: ты мать моя и сестра моя. Где же после этого надежда моя? и ожидаемое мною кто увидит? В преисподнюю сойдет она и будет покоиться со мною в прахе» (Иов); «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еклессиаст); «Когда я молчал, обветшали кости мои от вседневного стенания моего» (Псалмы). 

Иудеи хорошо знали себя, они прекрасно понимали, что выход из пограничного состояния есть: и он начинается с вопрошания, начинается с крика, с поиска выхода. Нам может показаться, что подобная практика свидетельствует о том, что иудеи не очень любили себя. Но при пристальном анализе мы понимаем, что всё наоборот, такая реакция на кризис - свидетельство полного переживания реальности своего "я". Мой крик и вопрошание - свидетельство предельной реальности моего существования. Есть расхожий стереотип, что в иудаизме и христианстве человеческое тело играет вторичную роль по отношению к душе. Но достаточно осмысленно прочесть эти книги, чтобы понять: тело для них было важной составляющей - оно проводник между душой и болью. В этом плане их понимание телесности ушло дальше, чем античное, где страдания играли второстепенную роль, были периферической идеей. 

Нам критически важно переосмысливать чужой опыт переживания внутреннего надлома, кризиса. В мире, где самое важное - моё «я» это сделать сложно. Мы становимся сами себе терапевты, сами себе спасители, сами себе смыслами.

Живя в эпоху, в которой информация разлетается со скоростью звука, мы нуждаемся в их опыте ещё больше. За один день мы узнаем массу новостей из других стран и континентов, быстрым образом чужое горе и трагедия, переживаемые в Ухане (Китай), Италии, Конго или Сирии становятся нашими. Довлеет ли это над нами? Иудаизм близок к реальному миру, я даже осмелюсь сказать, что он очень близок человеку 21 века, который видит окружающую боль, несправедливость и зачастую, абсурдность реальности. Но в отличие от нас, древний иудей знал, что делать - плакать и взывать. Современный человек уже не ищет ничего, он замкнут в себе, если ответов извне нет (а он это подразумевает), то остаётся "складировать" весь этот опыт внутри себя. Остаётся заниматься отрицанием своего настоящего состояния, которое становится неотъемлемой частью его реальности. Нам критически важно переосмысливать чужой опыт переживания внутреннего надлома, кризиса. В мире, где самое важное - моё «я» это сделать сложно. Мы становимся сами себе терапевты, сами себе спасители, сами себе смыслами. Но настоящие смыслы всегда предельны, они вне нас, они сообщают смысл всему остальному, что мы привыкли звать ценностями. 

Мы плохо знаем себя, мы плохо ориентируемся в реальности. Нам нужно повзрослеть, нужно научиться справляться с собственной бессмысленностью, внутренними демонами, и начать это нужно с крика. Тогда вы поймете, что быть собой - это реально, поскольку в конце концов озвучиваете то, что долго не могли озвучить, и вы только становитесь на путь настоящего себя.