Итерация
III
Успокоиться получилось не сразу. Точнее – совсем не получилось, но удалось хотя бы взять себя в руки и сбросить оцепенение.
Так. Всегда должно быть нормальное объяснение. Всегда. Надо только его найти.
Зеркала. Ну конечно же! Его обманывают с помощью зеркал. Тут так темно, легко потеряться, а Костя наверняка заранее все спланировал. Иначе и быть не может. И это легко проверить.
Андрей легко перебрался через окно обратно в комнату, в которую светил фонариком. Не особо понятно, конечно, куда нужно зеркало поставить, чтобы такое получилось, да и окно тогда между комнатами откуда, но и это как-то можно объяснить. Просто пока голова плохо соображает.
Проскочив всю комнату, Андрей добрался до двери с семеркой. Схватился за ручку, дернул – дверь легко поддалась, выпустив в воздух облако пыли. Еще одна комната с окном, которое по любой адекватной логике должно выходить во двор, к подъезду. Но сейчас в оконном проеме лишь темнота, ни лучика не видно, а фонарик светил в пол – страшно было поднять его и посмотреть, наконец, что же там снаружи. Страшно, но делать что-то надо.
Луч фонарика неспешно пополз вверх, просочился сквозь окно, выхватывая из мрака куски растрескавшейся рамы.
А за рамой – еще одну комнату с засыпанным мелким мусором полом.
Сердце разогналось настолько сильно, что кроме его пульсации Андрей уже ничего не слышал. Да и нечего было слышать – в доме тишина, и лишь он ее нарушал, но не сейчас, ведь сейчас он стоял на месте, точно врос ботинками в доски, слился с ними подошвами.
Хотелось закрыть глаза и попытаться проснуться. Ведь такого в настоящей жизни быть не может, только во сне.
Спотыкаясь на ходу, Андрей подобрался к окну, всматриваясь в помещение снаружи, хотя и так понимал, что там увидит.
За окном была знакомая комната (впрочем, они все здесь одинаковые), на дальнем конце которой виднелись дверной проем и коридор, а за коридором – еще одна комната с распахнутой дверью и блеском позолоченной семерки.
Плюнув на все, Андрей со злостью выломал остатки рамы, перелез через окно, бегом кинулся через весь дом, опять перелез, снова перебежка через две комнаты, снова окно, снова…
На шестом или седьмом забеге он все-таки подвернул ногу, грохнулся, рассадил щеку до крови, проехавшись по полу лицом. Взвыл даже не от боли, а скорее от безысходности – такого просто не бывает! Это нереально!
Он бы и сам не сказал, сколько времени валялся на грязных досках и пытался вернуть мысли на место. Просто думать как обычно оказалось намного сложнее, чем он мог себе представить.
Хорошо, пусть объяснить все это нельзя. Пока нельзя. Если не можешь чего-то сделать, то нужно переключиться на другое – то, на что ты можешь повлиять. И на что же?
Стоит попробовать другие комнаты. Это во-первых. Если в этих не получается, то в других может быть все нормально. Еще можно постараться выбить дверь – вдруг сработает. Что дальше? Можно проверить второй этаж – если там за окном все-таки луна и снег, то прыгать не высоко. Да черт с ним, он бы и с пятого этажа спрыгнул, если бы можно было, лишь бы закончить этот кошмар!
Только усевшись на полу, Андрей понял, что где-то потерял сумку с битой. Наверное, выронил, пока несся сквозь комнаты – этот забег вспоминался как-то туманно, голова, похоже, совсем отключилась от злости и страха. Но вернуть биту надо бы – с ней немного спокойнее.
Сумка нашлась в соседней комнате, валялась у окна. Вынув биту, Андрей крепко сжал ее в правой руке – в левой он до сих пор держал телефон.
Телефон! Ну что за дурак!
Хотя кому звонить? Да без разницы, хоть Ремизову, лишь бы человеческий голос услышать. Хоть Лехе-соседу набрать, наплести ему что-нибудь, только бы пришел – тут рядом же. Или…
Связи не было. Ноль. Пустота. Андрей даже разобрал телефон, вытащил симку, уронил ее на пол, потом долго искал в темноте, но все же нашел, вернул обратно – никакого эффекта. Сети нет, да и зарядки около половины – фонарик жрет энергию как не в себя.
На всякий случай Андрей прошелся по всей комнате, два или три раза перелез через окно, побродил по коридору, подошел к двери в подъезд – сеть так и не появилась.
Ладно. Пусть. Что там с другими комнатами?
Весь первый этаж выглядел плюс-минус одинаково – пустые, замусоренные квартиры, только в одной сохранился на удивление крепкий шкаф и старый лакированный письменный стол. В этой же комнате как раз странным образом уцелела не только оконная рама, но и стекло. Андрею это показалось хорошим знаком - он выбил стекло битой и пролез на ту сторону, но улицы все равно не увидел.
Все комнаты вели в подобие самих себя. Может, это они и были, просто зациклились – задумываться о деталях не хотелось. Хотелось спрятаться в углу и выть.
Но он все же проверил – притащил поломанный стул из коридора в одну из комнат, поставил на середину. Перебрался в соседнюю комнату-копию через окно, но стула в ней не оказалось. А вот в коридоре-копии он нашелся, стоял, как ни в чем не бывало, на прежнем месте.
Выходит, в каждой версии дома предметы дублируются, а это значит, что каждая комната – точная копия остальных, но все-таки не ТА ЖЕ самая комната. Только вот что это дает? Входная дверь не поддавалась. Да и смысла ее ломать, похоже, не было – устав биться о преграду, Андрей заметил, что из-за нее не сочилось даже тоненькой струйки студеного воздуха. Ну выбьешь ее, а там опять коридор. Нет больше улицы, нет больше луны и снега тоже больше нет!
Бам!
Как раз в тот момент, когда Андрей решился вернуться на второй этаж, чтобы убедиться, что и там тоже дохлый номер – никак не выбраться, сверху что-то глухо бухнуло. Как будто кто-то брел в темноте, споткнулся и упал.
Андрей замер, быстро погасил фонарик и сжал биту посильнее. Это еще что такое?
По спине и плечам прошел озноб, хотя от странной духоты в доме тянуло раздеться – уж хотя бы сбросить куртку.
С минуту больше ничего не происходило, но затем звук повторился. На этот раз, как показалось, чуточку ближе к лестнице. Потом еще раз, и опять, вроде, ближе.
В черноте проклятого дома ничего не было видно, ни зги, но лестница была совсем рядом, напротив, а каждый новый удар слышался будто громче и отчетливее. Фонарик включать жутко, подумалось, что кто бы ни шумел наверху, лучше не привлекать его внимание.
Сердце колотилось еще сильнее, чем раньше, выдавая совсем уж непривычный галоп. Руки било мелкой дрожью, а волны озноба накатывали все чаще.
Когда заскрипела лестница, Андрею захотелось лечь и зарыдать. Пальцы почти разжались, выпуская биту, ноги по ощущениям напоминали две подушки – мягкие, не гнутся, мышц внутри не осталось.
Теперь он слышал не просто невнятный шум, а целый ряд повторяющихся звуков: сначала шлепок, потом глухой удар и скрип ступеньки, затем непонятный шорох – как будто что-то спешно тащили по полу. Через паузу все повторялось сначала. Понимание пришло не сразу, но когда мысль ворвалась в перепуганный разум, тело точно окатили ледяной водой.
Кто-то неуклюже, с трудом пытался спуститься по лестнице, волоча ноги по доскам.
Андрей еле слышно простонал сквозь до боли стиснутые зубы и попробовал встать. Ноги слушались плохо, двигались еле-еле, но все-таки он мог идти и это уже немного радовало. Нужно сматываться от лестницы, куда угодно. Что бы ни спускалось сейчас со второго этажа, встречаться с ним он бы не захотел ни за что на свете. Андрей понимал отчетливо и ясно – стоит ему только увидеть это, и он попросту помрет на месте. Или свихнется, но от этого не легче.
Перед глазами встала картинка с трупом того бомжа наверху. А вдруг это он? Вдруг не умер, очнулся, а теперь тоже хочет выбраться из дома? Да нет, не мог он выжить, после такого не выживают! Но даже если это он, даже если он чудом все еще не подох – Андрей содрогался только от одной мысли о том, что в свете фонарика разглядит его залитое кровью лицо. Гримасу боли, непонимание в тусклых глазах.
А потому, с трудом переставляя ноги, он побрел вдоль стены к дальним комнатам слева, стараясь не шуметь. Удары, шлепки и скрипы все еще слышались за спиной, подгоняли флюидами страха. Нашарив наконец проем комнаты под номером семь, Андрей юркнул внутрь и осторожно прикрыл за собой дверь. Прислонился к щели ухом.
В первое время он ничего не мог расслышать, но потом все же разобрал какую-то возню в районе лестницы. Шум иногда прекращался, но тут же шлепки и удары раздавались вновь, и Андрей быстро понял, что они опять становятся громче. Кто-то настойчиво двигался в сторону его укрытия, оставив позади лестницу и подъездную дверь.
Ясно, что бежать из комнаты некуда. Только в окно, но там опять эта же долбанная комната! Что, если тот, кто сейчас пробирался к нему по коридору, идет еще и с той стороны?
Андрей схватил дверную ручку, уперся ногой в косяк и потянул. Вдруг эта штука попробует прорваться? Если так – легко он не сдаваться не собирается.
Нелепое подобие шагов подбиралось все ближе, а когда до ушей донеслось сиплое дыхание чужака, шлепки и удары прекратились.
Оно остановилось за дверью.
Андрея трясло. От твари, которая стояла в коридоре, его отделяло старое прогнившее дверное полотно, которое вот-вот могло свалиться с петель. Тот, что ждал теперь на другой стороне, дышал шумно и медленно, воздух с хрипом и свистом выходил из его легких, а порой слышалось противное причмокивание.
От зверского пульса перед глазами плавали красные разводы. Весь мир прятался во тьме душного заброшенного дома, и не осталось ничего на всем свете, кроме боли во вцепившихся в дверную ручку пальцах и звуков жуткого дыхания рядом.
А позади еще где-то притаилось окно, что вело в такую же точно деревянную коробку – и это грузом давило на спину, ведь в той, заоконной комнате, дверь наверняка была распахнута, а если даже нет, то ее никто не держал. И эта тварь или кто угодно другой легко могли подкрасться сзади, а бежать больше некуда. Бита валялась на полу у ног, но будет ли от нее толк?
Дверь с той стороны тихонечко потянули. Андрей застонал, но крепко держался за ручку. Опять потянули – на этот раз сильнее. Из открывшейся щели пахнуло мертвечиной.
После еще нескольких попыток тварь сделала паузу, а затем мощно и резко дернула дверь, да так, что Андрей чуть не упустил ручку из пальцев – еще бы немного, и последняя преграда пала.
Пот градом катился по спине, стекал по лбу, смешиваясь на щеках со слезами. Сил уже почти не осталось, руки онемели – пожалуй, еще один такой рывок и все, на большее его не хватит. Но пока…
С той стороны перестали тянуть. Пару минут существо сипело рядом, а потом довольно шустро, не так, как раньше, зашлепало прочь. Шаги удалялись, а Андрей осел у двери на пол, закрыл лицо ладонями и тихо заплакал.
Надо что-то делать. Все равно что, но еще минуту этой темноты и ужаса он не перенесет.
Вытащил телефон из кармана, включил фонарик. Да, страшно включать, но еще страшнее сидеть без света – мрак сводил с ума. Луч пробежался по полу, мелькнул по упавшей бите, пощупал стены, остановился на окне.
Конечно, там была комната. Может быть, ровно такая же. Хотя нет, одно отличие все же бросалось в глаза – ее дверь, как он и думал, оказалась распахнутой.
А за проемом, возвышаясь под потолок, стояло нечто.
IV
Заметно дрожащий луч фонарика упирался точно в силуэт за дверью, но Андрей никак не мог рассмотреть эту образину. Глаза почти не видели – ресницы слипались от слез, а пульсирующие разводы от бешеного сердца никуда не пропали.
Тварь пока застыла за проемом и не двигалась, но Андрею казалось, что она куда выше двери и для того, чтобы войти в комнату, ей придется нагнуться. Массивное тело словно бы расплывалось в поле зрения, контуры искажались и постоянно сдвигались, а конечностей (это сложно было назвать руками) виделось то четыре, то шесть – разобрать невозможно. Существо будто бы легонько качалось из стороны в сторону, издавая еле слышные влажные звуки.
Тварь нагнулась, всунула в комнату длинную, продолговатую голову, уперлась лапами в дверные косяки. Андрей мог бы поклясться, что разглядел на гладком овале темного лица два вертикальных ряда пуговок-глаз. Сверху голову венчали ветвистые черные отростки.
Морда медленно качалась влево и вправо на тонкой шее, влажные причмокивания слышались громче и чаще.
За спиной чуть скрипнула дверь – Андрей случайно толкнул ее, невольно отползая назад. И этот звук неожиданно отрезвил.
“Что ты сидишь, дурень, беги! Куда угодно!”, - заорали мысли в голове.
Почти не соображая, что делает, Андрей вскочил на ноги, бросился вон из комнаты, небрежно отбросив дверь плечом. Рванул к лестнице, и тут же позади услышал то, чего боялся сейчас больше всего.
Громкий топот, удары тяжелых ног по старым доскам.
Лестница проявилась из мрака слишком неожиданно, Андрей не замечал уже ничего, со всего маху влетел в бежевые перила. Перед глазами сверкнуло от боли, резануло руку, но это плевать, главное – бежать, бежать дальше. Ступеньки стонали и трещали под подошвами, норовили развалиться, не пустить наверх. Плечо сильно ныло, тупая немота добиралась до пальцев.
Не раздумывая, Андрей свернул направо, судорожно высвечивая пустые комнаты. Вот общие туалеты, но там окон нет, дальше кухня с желтыми осколками плитки на стенах – здесь окно есть, но за ним опять плитка, отсюда кажется, что даже страшнее, точно огромные гнилые зубы развесили вместо обоев. Следом пошли комнаты – без дверей, внутри пусто, только в одной драное кресло валялось в углу. И в окнах тоже комнаты, но как же так, хоть где-то должен быть выход?
Крайняя справа квартира еще с дверью, но без номера. Тяни за ручку, не тяни – не поддается. Заперта! Андрей навалился плечом, тут же дернулся – забыл уже, что всю руку ломит, тянет нещадно. Пнул посильнее, раз, другой – дверь крепка. Да и стоит ли туда рваться? Чего там может быть нового?
Может – Андрей не поверил своим ушам, но ошибиться сложно, потому что за дверью тихо, но отчетливо, играла музыка и, кажется, кто-то пел. Слов не разобрать, да и язык непонятный, к тому же слушать мешали удары сердца-гонга в черепе. Песня тягучая, медленная. Голос сливался с музыкой, раз за разом повторял одни и те же фразы, то прибавляя надрыв, то переходя почти на шепот.
- Открой! Открывааай!
На удары и крики никто не ответил. Андрей попытался еще, но без толку. Выругался про себя – даже если внутри кто-то есть, то туда все равно не попасть. И как он раньше не услышал? Хотя тихо играет, со стороны лестницы, похоже, не заметишь.
Топот внизу затих. Тот, кто гнался за ним из седьмой квартиры, на лестницу пока подниматься не стал. Андрей выключил фонарик и пожалел, что бросил биту на первом этаже. Не факт, что от нее был бы толк, но все-таки…
Пробираясь на ощупь, Андрей двинулся к левому крылу. Туда, где оставил труп. Возвращаться не хотелось, но если и там нет выхода, то его нет больше нигде. Если только в закрытой квартире, но ее придется оставить на крайний случай. В голове странным образом прояснилось. Сковывающий ужас отступил, но вряд ли надолго – стоит только услышать шаги за спиной или увидеть ту тварь…
Из комнаты, в которой осталось тело, сочился тусклый свет. В обычной ситуации это и светом было бы сложно назвать, но когда глаза настолько привыкают к темноте, то даже такое полумертвое сияние кажется ярче палящего летнего солнца. Неужели из окна? Неужели там есть выход?
Но все надежды рухнули, как только Андрей переступил порог. Комната была темна, как и все другие, лишь на стене еле заметно подсвечивались четыре крупных символа. Те самые, которые он сам старательно выводил маркером на обоях. Окна даже не было видно.
Заряда на телефоне оставалось все меньше, но пришлось вернуть к жизни фонарик. А когда свет зажегся, Андрей подумал, что красная пелена перед его взором стала совсем уж непроницаемой.
Труп исчез. Точнее, сменил форму, растекся по полу и стенам, заляпав даже потолок. Бордовые потоки и ошметки плоти замарали доски, точно тело упруго накачали воздухом, как причудливый воздушный шарик, а потом, шутки ради, проткнули иголкой.
Бум!
Под ботинком что-то хлюпнуло, зачавкало. Лучше не смотреть, на что он наступил.
А за окном, конечно, никакой луны и снега. Только кровь и обломки костей.
Андрей выключил свет. Снял куртку – от духоты было уже невыносимо. Пробежался по карманам на всякий случай – сигареты, зажигалка (пойдет как запасной вариант на случай, если сядет телефон), жвачка.
Так, а это что? Ну конечно, конверт! Он уже забыл про него, да и какая теперь разница. Машинально разорвал бумагу, в ладонь упало маленькое и гладкое. Ощупал подушечками пальцев, а когда понял, сердце забилось чуть быстрее.
Ключ. Это же ключ! А что, если…
Обратно идти было чуть легче. Куртку оставил на полу у комнаты с символами, нет смысла тащить ее с собой. На улице холодно, но если он выберется – до дома дотянет хоть голым, лишь бы сбежать отсюда.
Внизу, у первых ступенек лестницы, слышалась какая-то возня. Кто-то топтался рядом с подъездной дверью, не решаясь подниматься. Чавканье и клокотание казались рассерженными.
Надо торопиться, иначе будет поздно.
Замочную скважину решил подсветить зажигалкой – не так заметно. Ключ легко вошел в паз, плавно провернулся со щелчком.
Внутри пахло чем-то сладким и травяным. Музыка играла все так же монотонно, пропитывая тоскливыми звуками пространство вокруг. Андрей, стараясь не шуметь, прикрыл за собой дверь и снова запер ее на ключ. Только тогда включил фонарик.
Первым делом посветил в окно – нет, и здесь не улица, снова коробка квартиры. Зато не пустой – по центру стоял дряхленький столик, на котором валялись фотография, потухшие свечи и…
Телефон, из динамиков которого, как заезженная пластинка, струилась та самая песня.
Андрей сел на пол у столика, взял в руки фотографию. Это же весь их класс, кажется, выпускной год. Вон Ремизов пристроился в углу, его не видно почти, вон Машка улыбается в середке. А вот и он сам, рядом с класснухой, в пиджаке. Лицо обведено красным кружком. Что это за хрень?
Около телефона клочок бумажки. С одним словом: “Включи”.
Когда экран загорелся, музыка тут же заглохла. На рабочем столе Андрей увидел только одну папку с названием “Посмотри”. Внутри оказался видеофайл.
На дисплее появилась ухмыляющаяся рожа Кости Ремизова. Захотелось в нее плюнуть.
“Ну привет! Ну как ты, страшно? А будет еще страшнее. Я не уверен, что ты это вообще увидишь, но лучше бы увидел. Так было бы интереснее”.
Ремизов, сука. Знал, знал же, что нельзя ему верить. Повелся на деньги. Сам дурак, но каков Ремизов! Но зачем? Что он ему сделал?!
“Не буду тянуть, тебе и так немного осталось. Ты хоть понимаешь, как я тебя ненавижу? Да ни хрена ты не понимаешь! Думаешь, это из-за школы, да? Придурок ты, Андрюша. Каким был, таким и остался. Ну вот хоть про ключ догадался, это молодец.
Насрать на школу! А вот за Машку ты мне ответишь. Я ведь тебя сразу грохнуть хотел, как только она мне все рассказала. На той тупой встрече. Как ты ей жизнь испортил. А я с самого начала знал, что так и будет! Ты, скотина, ее не заслуживаешь! Это я любил ее все это время, а ты, ты…
Но потом подумал – мало тебя просто грохнуть. Надо, чтоб помучался. И помучаешься еще, уж я-то знаю.
Видел уже его? А нет, так увидишь. И можешь на меня не злиться – сам виноват. Убил мужика? Убил. Принес ему жертву. Нарисовал буквы? Нарисовал – это как печать на контракте. Ты сам ему отдался. Добровольно.
Но я помог немножко, конечно, есть грешок. Его не так просто вызвать и привязать к месту. Нужно очень сильно кого-то ненавидеть. Представляешь? Ненависть нужна и фотка. А у меня все было!
Ты ведь даже не сдохнешь. Он тех, кто добровольно, не убивает. Если только просто так вызвать. Тут круче штука, ха-ха – он тебя впитает. Будешь с ним вечно таскаться. Я не пробовал, сам понимаешь, но думаю, что это весело. Развлекайся!”
Ремизов салютнул на прощание и ролик закончился.
Андрею хотелось смеяться. Это он из-за Машки, сволочь, ну каково, а? Из-за Машки! Десять лет со школы прошло, а он все туда же! Мститель хренов!
Внутри на горючем огне закипала злость, вспучивалась, распирала клетки. Даже страх отступал на задворки сознания, замещался.
Так, глупо злиться, надо думать. В том, что наболтал Ремизов, было что-то дельное. Нужно только зацепиться.
Точно, вот оно! Символы – это печать. Он их нарисовал, и дом сразу закрылся, замкнулся в себе. А если их стереть – печать рухнет? Стоит попробовать, терять все одно нечего.
Швырнув ненужный ремизовский телефон обратно на стол, Андрей припал к замочной скважине ухом, прислушался. Топот есть, но далеко. Наверное, так и крутится эта штука внизу, непонятно только, почему не поднимается. Да хрен с ней. Отпер дверь, аккуратно приоткрыл – свет решил не зажигать, уже дважды здесь в темноте проходил, можно и в третий. Быстро прошел коридор, миновал лестницу (у ее подножия теперь кто-то негромко рычал), скользнул к крайней комнате. Слабый свет никуда не делся, манил к себе.
Под ногами хлюпало, подошвы прилипали к полу. К горлу подкатила тошнота.
Андрей хотел было замазать символы маркером, но вспомнил, что оставил его в куртке – не искать же ее сейчас! Заскреб ногтями по стене, наконец, зацепил краешек обоев, рванул на себя, отдирая лоскут за лоскутом.
Обрывки бумаги летели на пол, но буквы и не думали гаснуть. Не получилось. Не сработала идея. Надеяться больше не на что.
Где-то совсем рядом раскатисто проклокотало, ударило шумно в пол. Сердце тут же камнем ухнуло вниз.
Все-таки поднялась, нашла.
А сил больше нет. Устал. Устал бегать, бояться, устал от постоянного мрака, духоты. Но и сдаваться так просто? Надо хотя бы попытаться.
Собравшись с духом, рванулся к выходу, чувствуя, что тварь уже перелезает через окно и времени у него в обрез. Слышал грузные шаги позади, торопливые шлепки, а затылок обдало горячим дыханием.
Он ничего не видел в этой тьме, но сразу догадался, что попалось ему под ноги почти у проема в коридор. Его же куртка.
Ноги заплелись, Андрей в который раз грохнулся на пол, вывернув руку. И понял, что подняться уже не сможет.
Страх вновь заполнял его нутро, но он сопротивлялся, не давал залить себя полностью. Нет, ему нужна другая эмоция, страх здесь не поможет.
Если выхода нет, то остается только одно. Что там говорил Ремизов – нужна ненависть? О, этого добра у него сейчас с избытком.
Уже не слыша, как шлепающие шаги подбираются все ближе, Андрей усердно вспоминал морду Ремизова, как он ухмылялся на видео, как мерзко звучало имя Машки, слетавшее с его губ. Раскалял, под завязку накачивал себя злобой и лютой ненавистью.
Кто-то крепко схватил его за ногу, потащил на себя. Он даже не стал сопротивляться, в этом уже не было никакого смысла, только тщета. Длинные пальцы впились в бока, схватили за руки, оплели затылок. Клокотание и чмоканье раздавались над самым ухом, на лицо упали капли вязкой горячей слюны.
Андрей почувствовал, как его прижимают к чему-то склизкому и одновременно гладкому, словно резина. Вжимают все сильнее и сильнее, от смрада уже невозможно дышать, тело начинает проваливаться в мягкую, податливую чужую плоть. Уже ушли ладони, плечи, а когда клейкая масса охватила лицо, он понял, что больше не может вздохнуть.
Боли не было. Были только мысли.
“Пей мою ненависть. Если я стану твоей частью, то и ты тогда станешь частью меня. А у меня есть только одно желание”.
∗ ∗ ∗
Костя Ремизов закрыл кабинет на ключ и не спеша побрел к лифту. Коридор офиса к этому времени уже опустел – почти все собрались домой, а вот ему торопиться было некуда. Его дома никто не ждал, разве что комп и телевизор, так что возвращаться не то чтобы не хотелось, но, так скажем, не шибко тянуло.
Радовало одно - Андрей на звонки не отвечал, а это уже очень хороший знак. Похоже, задумка сработала, и туда, где сейчас обретался этот придурок, звонки дойти ну никак не могли. Это грело душу.
Костя ткнул кнопку лифта, подождал, когда приедет кабина. Вошел внутрь, небрежно раскручивая связку ключей на пальце. Лифт поехал.
Когда двери раскрылись, Ремизов инстинктивно шагнул наружу и только потом понял, что никуда не спустился – он вышел на том же этаже, на котором и сел. Что еще за дела?
Впрочем, это даже к лучшему. Костя как раз вспомнил, что забыл в кабинете часы – всегда снимал перед работой и постоянно потом уходил без них, ну что за напасть. Специально подниматься бы уже не стал, до завтра бы потерпели, а тут, стало быть, можно и вернуться.
Открыв кабинет, Ремизов прошагал к столу, протянул руку к часам, но тут же осекся, тупо уставившись в окно.
Привычный городской пейзаж исчез. За стеклом был точно такой же кабинет со столом и наручными часами, но уже без Ремизова.
Автор: Антон Темхагин.