История становления фашизма. Часть 2

Немного о либеральном антифашизме

Еще в далеком 1921 первые фашисты пролезли в парламент благодаря либералам. Был создан Национальный блок во главе с Джованни Джолитти, который объединил либералов и фашистов.

После убийства Джакоммо Маттеотти в 1924 был создан антифашистский союз всех партий, что были в то время в парламенте (кроме фашистов, само собой) — Авентинский блок. Туда входили и либералы. На предложение Коммунистической партии о создании "антипарламента" все остальные партии единогласно ответили отказом. Никто изначально не собирался бороться. Все партии желали либо договориться с фашистами, причем недоговороспособность фашистов была неочевидна для либералов даже после доказанного убийства человека, который до этого доказал массу фашистский преступлений, либо же договориться с королем Италии Виктором Иммануилом III, который и назначил Муссолини на пост премьер-министра. Такая стратегия была обречена на провал, что заставило коммунистов первыми выйти из Авентинского блока для организации более радикальной борьбы.

После того как все утихло и обстановка в стране стабилизировалась, фашистское правительство проводило исключительно либеральную политику вплоть до Великой Депрессии: либерализация цен, приватизация, невмешательство в частный сектор и так далее.

Моей целью не было составить целостное явление о взаимодействии либералов и фашистов, поэтому я оставляю этот пункт таким, каким вы его видите. Надеюсь, что те факты, которые я привел, помогут тем, кто захочет разобраться в этом вопросе — хотя бы помогут понять, с чего стоить начать.

Жизнь в реакции

Я уже разобрал, какое было поведение капиталистов при приближающемся фашизме, какое было поведение среднего класса, а также даже частично рабочего класса, ведь как раз на него была охота. И не смотря на это, наиболее неосведомленные отряды пролетариев все равно оказалась в фашистских рядах.

Но было ли это оправдано? Что принес с собой фашизм, когда его террор стали не просто игнорировать, но решили узаконить?

Что касается Германии, то, как и полагается, первый удар был нанесен рабочим: 2 мая 1933 года были арестованы все имущества профсоюзов, включая пенсионные накопления, а лидеры профсоюзов отправлены в концентрационные лагеря. Все накопления профсоюзов перешли в собственность Германского трудового фронта, куда, кстати, вошли и предприниматели. 19 мая начало действовать правительственное постановление, согласно которому назначенные Гитлером "попечители" должны были регулировать условия трудового договора, взамен прошлой системы коллективных договоров. Точно такая же мера была введена и в фашистской Италии в рамках корпоративной системы: рабочие и предприниматели одной отрасли были объединены в одну корпорацию, в рамках которой должны были решаться все трудовые конфликты, причем не только между рабочим и буржуа, а и между отдельными производителями. Но, в отличие от профсоюзов, защищать в корпорациях свои права сами рабочие не могли — для отстаивания интересов рабочих назначался специальный чиновник, состоявший в фашистской партии, а вот предприниматели свои интересы могли защищать сами. Риторический вопрос: есть ли хоть одна причина фашистскому чиновнику защищать интересы пролетария? Даже если он захочет этого, что мешает партии его убрать и поставить другого, более сговорчивого? Отмена возможности защищать самого себя, и при этом отсутствие ограничений предпринимателям в нападках на пролетариат, все это является самым мощным ударом по рабочим, какой способно себе представить человеческое воображение. Регулирование зарплат, рабочего времени, условий труда — возможность повлиять на все эти вопросы — была отнята у рабочих, а организация забастовок и вовсе запрещена.

20 января 1934 года в Германии был введен закон о регулировании национального труда, который постулировал "принцип фюрерства" — все предприниматели становились "фюрерами", "вождями" на своем предприятии. Вопросы труда, зарплаты, рабочего времени, увольнения, охраны труда, условий труда, штрафов, тарифов — все должно было определяться исключительно волей частного собственника.

Но фашистские корпорации "решали" не только вопрос борьбы буржуа с рабочими, но и борьбу предпринимателей между собой — вопросы конкуренции тоже решались в рамках корпоративной системы. Так, абсолютно очевидно, что более крупные предприятия имеют полную свободу насаждать свои условия мелким предприятиям. Они вольны спокойно навязывать им свою цену на товар, объем производства, или же вообще разорять их и/или скупать. В Германии аналогичным целям служил закон о принудительной картелизации от июня 1933, согласно которму участие в картеле стало обязательным, а войти в картель можно было лишь на условиях, продиктованных крупнейшими участниками картеля. После этого главное объединение промышленников страны, Имперское объединение Германской промышленности, предложило план реорганизации экономики, ключевыми пунктами которого было признание этого объединения главной организацией немецкой промышленности, то есть подчинение всех остальных промышленных объединений, что еще больше подчиняло средний и мелкий бизнес крупному финансовому капиталу. Соответственно, глава Имперского объединения германской промышленности становился фюрером германской промышленности — "хозяином в "своем" доме". Так что и речи о том, чтобы "вырвать власть из рук буржуазии и передать ее среднему классу" быть не может — фашизм не есть власть мелкой буржуазии или среднего класса ни в коем случае.

Дальше — больше. Наступление на интересы рабочих нарастало, приближая мир к самой большой войне в истории.

В мае 1934 вышло распоряжение, согласно которому сельскохозяйственным рабочим запрещалось без разрешения переселяться в города. Затем постепенно свободу передвижения отнимали и у других рабочим. Таким образом, в 1939 году работники строительной, химической и горной промышленности, а также члены их семей не могли покинуть свой район.

В июне 1935 г. была введена временная трудовая повинность сроком в шесть месяцев для мужчин от 18 до 25 лет — каждые полгода осуществлялся призыв, подобно современному призыву в армию. Хотя позволялось привлекать и женщин, но на практике это начали делать только с 1938. Уже в июне 1938 была введена всеобщая трудовая повинность. Это позволяло снабжать производство дешевой рабочей силой, что означало, по сути, узаконенное рабство, причем самих немцев, пусть и не на долгий период.

В декабре 1938 ввели запрет выхода на пенсию по возрасту, если здоровье позволяет. Тем, кто уже был на пенсии, приказали вернуться на рабочие места, а тех, кто отказывался, лишали пенсии.

В марте 1939 был снят запрет на наем евреев. Ох уж эти национал-социалистические принципы… такие же дешевые, как и рабочая сила в Третьем Рейхе.

И все это очень хорошо сочетается с подготовкой к войне — не стоит думать, что фашисты довольствовались угнетением рабочих лишь в своей стране. Война — прямое продолжение интересов крупного финансового капитала. Фашисты Германии особенно жаждали войны, ведь их лишили какой-либо возможности наживы после Первой мировой, а им очень хотелось разграбить другие страны. К тому же, война — это всегда огромная прибыль для военной промышленности, и это всегда еще большее угнетение рабочих: отмена выходных, удлинение рабочего дня, уменьшение зарплаты — все это ради "интересов нации". Нет смысла много об этом говорить — это очевидно. Бизнес идет на любые жертвы ради сверхприбыли, а те, кто отказываются повиноваться этой закономерности, подавляются конкурентами. Такова суть империализма — выживает лишь тот, кто сам становится империалистом.

Таким образом, фашизм не принес ничего хорошего ни рабочему, ни мелким и средним собственникам. Изначально он возник и пришел к власти при поддержке наиболее агрессивных капиталистов — шовинистов и империалистов, что видели в рабочем движении прямого врага своим интересам. Враг этот разрушил их империалистические планы, поддержав антивоенные меры в конце Первой мировой, после чего поставил вопрос о переходе всей полноты государственной власти к рабочим. Фашизм же возник исключительно как противник рабочего движения — насильственными методами он уничтожал его, запугивая и убивая, террористическими мерами подчиняя население. Но некоторые демагоги пытаются же извратить эту закономерность отношений фашизма и коммунистического движения. Ф. Хайек, например, считает фашизм продолжением социалистических идей. Или Стенли Болдуин, английский консерватор, говорил, что "фашизм рожден гражданской смутой. Там, где появляется коммунизм и гражданская смута, там рождается фашизм", — они оба заметили, что фашизм пришел после всплеска популярности левых идей, но они не понимали, что он пришел как раз как противник, а не как логическое продолжение. И фашизм, конечно же, не мог появится раньше, чем появилась в нем потребность, а именно потребность любой ценой уничтожить любые проявления борьбы рабочих за лучшую жизнь.

Ложная дихотомия тоталитаризма

В конце-концов, получается известная формула Димитрова, произнесенная на VII конгрессе Коминтерна, в самый разгар борьбы международного коммунистического движения с фашизмом:

"Фашизм — открытая (не обремененная демократическими процедурами) террористическая (основанная на физическом насилии — терроре) диктатура наиболее империалистических (в силу погони за прибылью), шовинистических, реакционных (реакция на рабочее движение) элементов финансового капитала (буржуазии) (...) Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть к другим народам."

Этого можно было бы избежать — были ошибки в работе Коминтерна, в работе Второго Интернационала, и даже в работе нефашистких буржуазных партий — неправильно думать, что приход фашизма происходит при прямой поддержке всех буржуазных политических сил, что, однако, не снимает с них ответственности за молчаливое согласие.

Тот же Димитров описал процесс прихода буржуазии к власти так:

"Нельзя, товарищи, представлять себе приход фашизма к власти так упрощенно и гладко, будто какой-то комитет финансового капитала решает такого-то числа установить фашистскую диктатуру. В действительности фашизм приходит обыкновенно к власти во взаимной, подчас острой борьбе со старыми буржуазными партиями или с определенной частью их, в борьбе даже в самом фашистском лагере, которая иногда доходит до вооруженных столкновений, как это мы видели в Германии, Австрии и других странах. Все это, однако, не ослабляет значения того факта, что до установления фашистской диктатуры буржуазные правительства обычно проходят через ряд подготовительных этапов и осуществляют ряд реакционных мероприятий, помогающих непосредственно приходу фашизма к власти. Кто не борется на этих подготовительных этапах против реакционных мероприятий буржуазии и против нарастающего фашизма, тот не в состоянии помешать победе фашизма, а, наоборот, облегчает ее".

Мне кажется, что если фашизм — это реакция на рабочее движение, то тогда антифашизм может быть только рабочим движением, и никакие радужные антифашисты не смогут заменить его. Потому-то и существование либерального антифашизма стоит под сомнением — очень часто под маской подобного находится антикоммунизм, пытаясь отождествить фашизм и коммунизм как два вида тоталитаризма. Но как движение, что возникло исключительно для противодействия коммунистическому движению, может быть ему родственным?