История песни Орленок, часть 5: брат-анархист и генетический тест

Это пятая по счету статья в исследовании песни Орленок. Сегодня мы познакомимся с самыми необычными фактами — фактами анализа ДНК. Которые внезапно перевернули многое в понимании истории. Раскопал эту информацию не я, а прекрасный человек Лев Крыленков, он описал это пару лет назад в Фейсбуке: https://www.facebook.com/notes/415247686132769/ Так что мне остается лишь соединить с моими прошлыми исследованиями.

Поэтому сразу спойлер: это будет история жизни юного автора Орленка и его старшего брата-революционера, который погиб. А будущий автор «Орлёнка» вырос, стал писателем и посвящал памяти героически погибшего революционера все свои советские произведения. И только далекие внуки при помощи генетического теста узнали, что пламенный революционный брат не погиб, а удачно сбежал из Страны Советов на капиталистический Запад и прожил там до ста лет. А погибшим, наоборот, их мать считала младшего брата. А он мать до самой смерти так и не смог увидеть. А лишь сочинял пьесы и песни, в которых юный боец просит птицу-орлёнка взлететь и отнести матери весточку, что он жив... А еще это будет, как ни странно, история про эмиграцию. Потому что все герои истории «Орленка», которым удалось вовремя сбежать из страны, прожили долгую и счастливую жизнь, лишенную бед, тюрем и преследований. Итак, вперед.

Повторим историю вопроса: кто такой Орленок и почему это интересно?

Мое знакомство с героями песни «Орленок» началось в 2007, когда ездил на писательскую встречу с детьми одноименного пионерлагеря. Стоя у камня с табличкой, я вдруг с изумлением осознал, что ничего не помню о знаменитом герое песни — откуда он, где жил, как погиб и почему похоронен именно здесь. И я был такой не один: ни в пионерлагере, ни друзья, ни родственники, ни книжки — никто не мог сообщить никаких подробностей про Орленка, кроме общеизвестной песни, текст которой ссылался на его биографию, происходившую где-то за пределами песни. Я полез искать крохи информации в интернете и получилось интернет-расследование, которое ныне заняло место даже в Википедиях. Оно продолжается до сих пор, выявляя новые и невероятные факты. Вы читаете часть 5.

Сам я приобрел неожиданный опыт. Во-первых, выяснил, что для исследования теперь вовсе не нужно ездить по деревням, получать доступ к секретным архивам и просиживать месяцы в библиотеках: интернет содержит фактов куда больше, если научиться их искать и отделять от шелухи. Сегодня-то, в 2024 году, практически все расследования ведутся электронно с дивана, но для 2007 года это было не очевидно. Вторая новость 2007 года для меня состояла в том, что история государства, которую нам преподавали в детстве как однозначную и давно доказанную, может оказаться совершенно иной, если задать вопросы, попытаться найти ответы и обнаружить факты. И она может много раз поменяться. «Шла война 1917 года (уже не важно, кого с кем), мальчик играл на трубе в отряде (не важно, чьём), воюя с врагами (не важно, какими) и погиб...» — рассказывали мне легенду Орлёнка пионервожатые лагеря в современном политкорректном виде, призванном не обидеть ни правнуков старых коммунистов, ни патриотов святого великомученика Николая Второго. Из чего как бы следовало, что мальчик воевал и погиб неизвестно за что. И, как мы позже выяснили, та же судьба постигла всех многочисленных героев, связанных с созданием песни.

Что мы узнали про Орленка?

Еще в первой же части исследования я узнал многое. Имя мальчика Орлёнка оказалось Зямка Копач. Он был героем пьесы 1936 года драматурга Марка Даниэля (псевдоним Марка Мееровича). Зямка был евреем — 16-летний еврейский сирота, ученик сапожника, примкнувший к революционному отряду в маленьком городке. И сама пьеса изначально была написана и поставлена в еврейских советских театрах на языке идиш. Знаменитая песня тоже была написана автором пьесы на идише. Музыка с тех пор не менялась — это музыка композитора Виктора Белого. Записей не сохранилось, только текст еврейской пьесы в библиотеках Москвы и США. В дословном переводе песня звучала так (позже я поясню, почему это важно для сегодняшней истории):

Орленок, орленок, гордая птица
Расправь свои крылышки широко
И скажи нашей невесте,
и скажи нашей маме:
Любимая, нас ожидает смерть.

Орленок, орленок (друг молодой)
Лети через границу
Сквозь тучу, сквозь бурю, сквозь снег
И встретишь там Ленина
Передай ему привет
большой привет партии

На русский пьесу и песню перевел Б.Х.Черняк, а уже по его тексту более складный вариант, известный нам, сделал поэт Яков Шведов, идиша не знавший. Потом он всю жизнь рассказывал, как придумал образ Орленка, и очень не любил вспоминать, что у песни был автор и другие переводы.

Интересно, что сам образ Орленка пошел развиваться от песни, и возраст героя неуклонно падал. В послевоенном фильме Орлёнок уже не подросток-революционер, а юный пионер, который борется с фашистами. Параллельно развивался образ юного музыканта, гибнущего в революционной борьбе — он вырос из немецкой песни 1925 года «Der kleine Trompeter» (Маленький трубач). У неё своя непростая история, но нам интересна именно версия 1925 о Фрице Вайнеке, погибшем при конфликте немецких революционеров с полицией. Трубач был не такой уж маленький — Вайнеку было 27, но обе страны отчаянно нуждались в мифах о революционных малышах. На русский песню перевел поэт Михаил Светлов (извините, урожденный Мотл Аронович Шейнкман), изменив трубача на барабанщика, чтобы лезло в ритм. Эта песня тоже имела грандиозный успех и породила целый сонм советских песен о юных трубачах и барабанщиках. И наконец в мультфильме «Орлёнок» 1968 года обе легенды срослись: Орленок превратился в малыша с трубой, который спас отряд и погиб. Песня «Орленок», исполняемая отныне лишь детскими голосами, превратилась в главный символ детства и пионерии.

Как сложились судьбы причастных к песне и их потомков?

Нетрудно видеть, что среди персон, связанных с песней «Орленок», и их потомков необычайно велик процент разочаровавшихся в коммунистических идеях и ставших пламенными врагами советской власти. Впрочем, тоже готовыми храбро вступить в открытый бой, не боясь потерять покой, уютное кресло и свободу.

Итак, краткое содержание первых 4 выпусков вы прослушали. Идём дальше?

Роман «Юлис»

Автор Орленка драматург Марк Даниэль прожил всего 40 лет. Известен он был не пьесой про «Орленка» (она же «Хлопчик», она же «Зямка Копач»), а романом «Юлис», по которому была пьеса «Четыре дня». Ставил её сам знаменитый режиссер Соломон Михоэлс (убит в 1948 по личному приказу Сталина), он же играл главную роль Юлиса. Роман «Юлис» издания 1935 года, кому интересно, тут Невычитанная оцифровка тут

Сюжет повествует о герое революции Юлисе и предельно документален: смутные времена, 1918, немецкие войска организованно оставляют город Вильно (ныне литовский Вильнюс), на смену им в город заходят польские белогвардейцы. Этим решает воспользоваться местная коммунистическая ячейка, состоящая из самого пёстрого народа — студенты, военные, портные, евреи, поляки, русские. Все они изучали труды Маркса, Энгельса, Кропоткина, Ленина и других теоретиков революционной борьбы. Их характеры выпукло описаны в романе. 15 декабря 1918 самоназванный «Виленский совет рабочих депутатов» захватывает здание на Вороньей улице и объявляет себя городской властью. Их меньше сотни: убежденные марксисты и агитированные ими ополченцы. Они ждут подмогу Красной армией, которая в пути. Но к 1 января в город первыми входят белополяки в количестве 2000. И после суток боя разгоняют совет: у смельчаков кончаются патроны, ополченцы сдаются в плен, а пятеро зачинщиков-коммунистов, включая Юлиса, кончают жизнь самоубийством. Все эти факты в романе документальные, Юлис тоже совершенно реальный человек, ему было 28 лет, это революционер Юлис Шмелиович, его следы Крыленков разыскал по самым разным архивам, включая воспоминания Михоэлса и книги записей рождений при синагогах.

Но нас интересует не Юлис, а родной старший брат Даниэля, которому он посвятил роман. Роман открывается прямым и искренним посланием брату:

Брат! Даль разъединяет нас, и я даже не уверен в том, что пишу живому человеку, а не мертвецу. С ранних лет ты был для меня скорее тоской по брату, чем действительностью. Я тосковал по тебе, но не знал тебя. Твоя жена и ребенок всё ещё живут на Тверской улице. Ты оставил в Москве замечательного мальчугана. Но горестная забота томит твою жену: она не знает, какое имя дать сыну. Если бы она была уверена, что ты погиб за рубежом, она дала бы ребенку твое имя. Твой сын будет строителем. [описание Москвы и строек] Такие же фантастические узоры я часто видал на стеклах нашего старого дома: двадцатиградусный мороз рисовал на стекле леса и города, озера и моря, дороги и людей. Вчера я долго сидел у твоей жены. Она все еще любит тебя, эта простая девушка из виленского предместья. Ты встретил ее впервые в те дни, когда польские легионеры окружили Совет. Мы сидели вдвоем у окна, глядели на строящийся дом и говорили о тебе, о Юлисе, и о тех незабываемых днях. Знаешь ли, Самуил: еще будучи в Вильно, я хотел рассказать тебе, каким образом я узнал, что у меня есть брат. Ты ушел из дому совсем молодым. Меня тогда ещё и на свете не было. Дома о тебе говорили очень редко...

Далее автор пересказывает свои детские воспоминания: как в дом вдруг пришло письмо от брата, который отсутствовал 12 лет, семья узнала, что тот в тюрьме, отец поехал вызволять его из Варшавской цитадели. У нас уже есть все основания полагать, что автор пишет искренне и документально, поэтому даже процитированный выше отрывок даёт массу разрозненной, но важной информации:

1. Брат автора Шмуль/Самуил — это не Юлис, а его друг. Хотя имена похожи, даже современники путались, о ком роман. Роман — о погибшем друге брата, которого также знал сам автор.
2. Старшего брата автор знал с детства заочно: тот ушел из дома до 1900, в семье о нем предпочитали не говорить.
3. У автора с братом (или только у автора с семьей) был дом, где 20-градусный мороз рисовал узоры. То есть, вообще не Вильнюс и не Даугавпилс, а сильно севернее.
4. Как минимум, однажды автор был в Вильнюсе и виделся там с братом. Просто тогда «не успел выразить всю свою любовь».
5. Жена брата — из Вильнюса, они познакомились в те дни, когда шли бои и погиб Юлис.
6. Позже брат жил в Москве на Тверской с женой, но уехал «в даль». Где, похоже, погиб. Оставил безутешную семью и ребенка.

Каждый из этих фактов по-своему интересен и подтвердится позже. В этом и кайф таких исследований: из недоказуемого мусора вдруг складывается пазл с такой безупречной картинкой, которую уже не опровергнуть. Сын брата, кстати, вырос не строителем, а известным советским драматургом — Александр Петрович Свободин (урожденная фамилия Либертэ), так говорит нам Википедия. То есть, этот загадочный родной брат Самуэль/Шмуль Менделевич ещё и Петр Либертэ? Запутались? В этой истории много имен, и у брата особенно много.

Возникает вопрос: что делал опытный пламенный революционер Самуэль в Вильнюсе в дни, когда его лучший друг Юлис героически держал осаду здания и погиб? Почему не был рядом, а знакомился с женой из пригорода? Ответа в романе вроде бы нет. И по понятным причинам не будет: логика революционного героизма, которым пропитаны все произведения Даниэля, велит брату находиться в числе друзей и самоотверженных героев, иначе он предатель? Но в романе о том ни слова. Якобы. На самом деле там всё прямым текстом: есть странный краткий эпизод, где внезапно появляется некто Карл, старинный друг Юлиса, с ним Юлис проводит вечер перед захватом здания и делится планами, но Карл считает затею провальной и быстро покидает город:

Товарищ Юлиса соскочил с кровати.
— Юлис, — просил он, — не ходи сегодня в Совет. Я раздобуду ужин, мы проведем этот вечер дома и хорошенько выспимся. Сколько ночей ты не спал?
Юлис вскочил. Он накинул на плечи солдатскую шинель и, застегиваясь, серьезно сказал:
— Понимаешь, Карл: член Совета может не притти на заседание, председатель может не явиться, но секретарь обязан быть всегда на месте.
Он задержался у двери, посмотрел в окно на надвигавшуюся ночь... Вечер, проведенный с другом, ожившие воспоминания детства освежили его: он снова стал похож на жизнерадостного мальчика, а глубокие глаза сверкнули веселым задором.
— Знаешь, Карл, я думаю, на днях мы выйдем на улицу. У нас есть сто винтовок. Немецкое командование, пожалуй, останется нейтральным.
Карл подошел к двери, пристально глянул на Юлиса и сухо сказал:
— При настоящем положении, когда мы не знаем точно, как относится к нам немецкая армия, открытое выступление было бы авантюрой. Ну, прощай! На рассвете я уезжаю. Надеюсь, твое предложение в Совете не пройдет.
..............................................................
..............................................................

Две строки из сплошных многоточий?! Да, именно так загадочно обрывает автор этот эпизод и переходит к другим главам. Больше в тексте этот Карл не встречается.

Потерянный загадочный брат и 23andme

Кем же был загадочный брат автора и что знают о нем потомки Даниэля? Еврейский драматург родился в 1900 в Двинске (Даугавпилс, ныне Латвия) в семье раввина Ноах-Менделя — правильней называть его Ной для ясности. При переписях драматург стал Марком Наумовичем Менделевичем (почему не Ноевичем?) По другим документам фамилия была Меерович, но в итоге он выдумал себе фамилию Даниэль и оставил её потомкам. Автор рассказывал своему сыну, что у него был брат лет на 20 старше, которого в семье звали Карл. Он рано ушел из дома, стал профессиональным революционером, а пропал где-то году в 1923, сделав безутешным брата, а также свою жену и сына. Потомки драматурга думали, что он погиб. И лишь в 2020 друг семьи Лев Крыленков уговорил сделать генетический тест 23andme и помог с составлением родословной. И волшебная технология вдруг пролила новый свет на всю историю!

Выяснилось, что у потомков драматурга Даниэля есть в США близкая генетическая родственница, некто Рэйчел Гудман из Оклахомы! Стали разбираться, и выяснилось, что отцом ее бабушки Евы был тот же самый Ной из Двинска. У американской ветки семьи хорошо изучена родословная, они даже знают о судьбе загадочного революционера дяди Карла — он не умер и не пропал, а переехал во Францию и прожил чуть ли не 108 лет. И даже приезжал в США повидаться с родной матерью и сестрой Евой. А вот никакого драматурга Марка Даниэля той семье не известно! Есть лишь фотография маленького братика, который погиб когда-то в России...

То есть, семья распалась на две ветки: пока Даниэли считали погибшим брата Карла, в США считали погибшим Даниэля. И только генетический тест обнаружил обе половинки семьи и совместить профили.

И теперь нам стала ясна полная картина этой семейной драмы. У раввина Ноя с женой было 10 детей: 2 умерли в детстве, остальные перебрались в США еще до Первой мировой. Нас интересуют оставшиеся 3: самый старший сын Карл (он же Самуил, Чарльз, Петер, Шмуэль Менделеевич Меерович, Бер Розов и Петр Иванович Либертэ), самая младшая дочка Ева, а также мальчик по имени Абрам-Мордкэ-Даниил, который считался пропавшим или погибшим в Осе во время гражданской войны. Мордкэ Даниил! Вот откуда Марк Даниэль взял свой псевдоним.

Сестра Ева в старости написала мемуары о том времени (на английском), ее текст по-своему красив и поэтичен — все в этой семье были одарены литературным талантом. Жалко сокращать, но мне пришлось:

В 1914 шла Первая мировая война, а мне было восемь. Немцы приближались, наш город Двинск наводнился ранеными солдатами, церкви и синагоги превратились в госпитали, мы носили им конфеты и сигареты. Немцы бомбили город, одна бомба взорвалась у нашего дома, и утром мы с родителями и 12-летним братом покинули город, взяв совсем немного вещей. Мы отправились в город Оса на Каме. Отец был раввином и получил должность в синагоге, но в 1916 тяжело заболел и через несколько месяцев умер. А феврале 1917 произошла революция. В Осе начались бои, наступил хаос, и мы расстались с братом — больше о нем ничего не слышали, хотя долго пытались его разыскать. Мы с мамой остались совсем одни. В 1918 нам сказали, что можно вернуться домой. Мы поехали через Москву и провели там несколько недель в ожидании поезда: спали на полу, стояли в очередях за дневной нормой хлеба. Мать заболела брюшным тифом, я боялась, что она тоже умрет и молилась, как учил отец. Когда мама выздоровела, я была так счастлива, что отныне я никогда не чувствовала ни голода, ни холода. В Москве мне запомнились соборы со снятыми крестами и балет «Лебединое озеро» — мы простояли весь спектакль, но было так красиво, что это до сих пор мой любимый балет. Наконец нам удалось уехать в Двинск. Но города мы не узнали: вокзала не было, наш дом тоже был в руинах. Как выразить страдания человека, который годами мечтал вернуться домой, а дома больше нет? Некоторое время мы жили в соседнем городке у моего дяди, который сам едва сводил концы с концами, обучая русской грамоте пожилых. Я помогала ему. Наконец братья и сестры, уехавшие в США много лет назад, смогли нас разыскать и выхлопотать документы и билеты. Помню, весь город пришел попрощаться с нами — они были рады за нас, но мы знали, что будем скучать друг по другу. Первое, что мы увидели, когда корабль приблизился к Америке — нас приветствует Статуя Свободы. Мы плакали от радости. Единственное омрачало наше счастье — с нами не было отца и брата. Но я влюбилась в эту чудесную страну, буду любить ее всю свою жизнь и благодарю Бога, что мои дети и внуки родились здесь и обрели настоящую свободу и возможности. Пережив все ужасы войны, я молюсь только об одном: за мир в этом мире.

И вот теперь история брата-анархиста Карла Либертэ

О Карле Либертэ в американской семье сохранилось много документов, а еще больше их нашлось в российских архивах — благодаря изысканиям уже упомянутого Льва Крыленкова, а также профессионального составителя родословных Атона Севей-Горяинова. В итоге самой полной биографией нашего загадочного революционера можно считать автобиографию, поданную им в 1920 своему партийному руководству в Москве. Врать в подобном письме было бы опасно и бессмысленно.

Родился Карл в том же Двинске около 1880 года (плюс-минус два). К 20 годам стал анархо-марксистом. В начале 1902, разыскиваемый жандармами, бежал из России в Лондон и отныне много странствовал по Европе — занимался революцией в международных марксистских кружках, читал лекции, отсидел в Варшавской тюрьме пару лет, сбежал, примкнул к петербургским революционерам. Нам интересно, что к лету 1918 он уехал по заданию в Пермь. Подозреваю, что там он наконец навестил в Осе свою семью в эвакуации (140 км от Перми), которая состояла из матери, сестрички Евы и братца, будущего писателя. Вряд ли застал в Перми те 20-градусные морозы с «узорами на окне», о которых так поэтично вспоминает брат, — ведь уже в ноябре 1918 был отправлен в занятый немцами Вильнюс для подпольной работы. Там, в Вильнюсе, в декабре 1918 он стал членом наконец-то и большевистской партии. И да, это тот самый Вильнюс и тот самый декабрь 1918, когда произошла история Юлиса с попыткой захвата города. Скорее всего Карл захватил из Пермского края в Вильнюс младшего брата, либо юный романтик сам сбежал из дома за ним («Знаешь ли, Самуил: еще будучи в Вильно, я хотел рассказать тебе...») Однако в мятеже братья не участвовали, наблюдали трагедию друзей со стороны. Карл работал редактором газеты, дожидался прихода Красной армии и, как мы помним, знакомился с женой. Далее в 1919-1920 он был редактором газет в Минске, Гомеле — похоже, сказалась семейная тяга к литературе: анархиста Карла всю жизнь тянуло к лекциям и типографиям, а не к ополченцам и бомбистам. В итоге вернулся в Москву. Предположу, что младший брат отныне следовал за ним, потому что в итоге оказался в Москве примерно в это время.

И вот к сентябрю 1920 года зрелый сорокалетний анархист Карл начинает подозревать, что идеи анархизма, коммунизма и революции оказались в долгожданной реализации не такими, как он ожидал, и что-то пошло не так. Поэтому он печатает на пишмашинке свое письмо, где перечисляет заслуги и рассказывает, какой имеет богатый опыт именно международной революционной работы, как много языков знает (шесть), как близко знаком со всеми подпольщиками Европы, и поэтому (и только поэтому) настоятельно просит его отправить туда на работу как можно скорей. Следующие полтора года он пытается пробить эту идею, но ему отказывают вплоть до весны 1922:

И всё-таки ему удаётся кого-то уговорить или использовать богатый опыт подпольщика. И хитрый Карл бежит из Страны Советов на Запад. Жену и ребенка пришлось оставить — видимо, рассудил, что им тут ничего не грозит, и оказался прав.

За границей Карл Либертэ продолжит заниматься тем единственным делом, что в совершенстве овладел за свои 42 года: ходить по марксистским кружкам, читать лекции и создавать всевозможные революционные комитеты. Выполняет ли он задания СССР? Думаю, нет. У нас целый ворох документов середины 1930-х годов, где марксисты Франции официально запрашивают Москву, кто этот подозрительный камрад, который представляется большевиком и бывшим руководителем революционных газет. Некоторые французские комрады даже жалуются Москве, что в лекциях бывалого анархиста неправильно освещена работа компартии.

ИТОГ

В общем, складывается такая история. Начинается Первая мировая. Почтенная еврейская чета с двумя младшими детьми Евой и Марком (старшие давно разъехались) сбегает от бомбежек из родного Двинска в Пермский край. К 1917 умирает старик Ной. А вскоре и туда приходит гражданская война и смута. А следом приезжает на побывку брат Карл — вести агитацию местных бедняков. И в 1918 году впечатлительный и романтичный 18-летний Марк (он же Абрам-Мордок-Даниил), мечтая стать похожим на брата, оставляет свою 60-летнюю мать с 11-летней сестричкой Евой и отправляется за братом. Видимо, тайком, потому что мать и Ева думают, что братик пропал после знаменитых боёв в Осе. Но у нас нет никаких фактов, будто Марк был на фронте и воевал. Произведений о боях у него тоже нет. Похоже, он поехал за братом заниматься оргработой и типографиями. Мать пытается разыскать сына через Красный крест, но безуспешно. Погоревав, она пускается в долгий путь обратно в Двинск, но вместо родного дома они находят руины, и в итоге перебираются в США, где история их бед заканчивается: мать проживет в Массачусетсе почти до 90 лет и умрет в 1949, пережив своего Абрама-Мордока-Даниила, так никогда не узнав о его судьбе и литературной карьере. Хотя перед смертью старушка повидает своего 70-летнего Карла — он к ней приедет из Франции. Но, видимо, забудет рассказать, что младший брат жив и он его оставил в революционной Москве. Впрочем, на тот момент драматург уже 10 лет как умер от туберкулеза. Так или иначе, родная мать ничего о нем не будет знать — вместе с дочкой Евой и ее потомками семья считает, что мальчик Марк пропал в Осе. И так до 2021, пока Лев Крыленков и генные технологии раскопают эту историю.

А что оставшийся в Москве Марк? Потеряв брата, он попытается найти свою семью... но не найдет никого. А как? Отец умер еще при нем. Город Двинск теперь за границей, туда не попасть и не узнать, что родной дом давно разрушен. О судьбе оставленной матери и сестрички Евы узнать неоткуда. Остальные 5 братьев-сестер давно в США, с ними связи нет. А знаменитый брат Карл по своим конспиративным связям уехал в иностранную даль, куда Марку попасть не суждено. Карл не пишет даже своей жене, видимо, умер. А может, попрощался навечно и строго велел помалкивать о своем отъезде? И тогда 23-летний Марк решает стать литератором. Всю оставшуюся жизнь он пишет грустные произведения о разлуке: о разбитых судьбах, погибших друзьях, потерявших сыновей матерях. Именно за трагический тон, неуместный в бравых революционных произведениях, Марка Даниэля и ругали официальные советские критики. Но именно за эту трагичность народ и полюбил песню «Орленок». Ту самую песню на языке отчего дома, где автор просит и просит птицу Орленка полететь за границу и принести весточку безутешной матери, что сын жив. И, похоже, только теперь мы наконец понимаем до конца: кто же такой Орлёнок и о чем его песня.

взято отсюда: https://lleo.me/dnevnik/2024/06/20