История королевича Владислава, которого не пустил на московский престол папа

В наших и зарубежных учебниках истории России есть одно забавное расхождение. По нашим канонам в это время правит загадочная семибоярщина, в то время как заграничные учебники истории, не забывая помянуть пресловутых «seven boyars», всё же считают период 1610-12 временем правления царя Владислава Васа. Совсем не удивлюсь, если в польских учебниках пишут о 1610-34, лукаво утверждая, что Владислав оставил русский трон ради великопольского. Атрибутов правления и правда было не так, чтобы мало. Своя боярская дума, столичный гарнизон, печатный двор. Причем в отличии от двоюродного племянника Карла-Филиппа, Владислав своими обязанностями не пренебрегал, писал указы, заключал союзы (в основном с отцом – Сигизмундом, который тоже принял титул великого князя русского, в отличие от сына – без всяких приглашений со стороны боярской думы в каком бы то ни было составе) и деятельно дрался за свой трон. Его шансы удержаться на русском престоле были гораздо выше, чем говорят наши учебники истории. Злым гением для него (как и для нескольких кандидатов до него) стал родной отец – Сигизмунд Васа.

При этом не стоит думать, что Владислав был бы таким уж ужасным правителем. Даже в ультракатолической Польше король Владислав пытался, насколько мог, поддерживать внутренний мир, ограничивать влияние иезуитов. После воцарения даже пытался жениться на протестантской княжне, но римский папа и польский сейм были неумолимы. С женитьбой у него кстати не заладилось еще хлеще, чем у Михаила Романова. Семейное счастье он обрел в 38 лет, а дети не пережили отца. Сводные братики-иезуиты тоже кровушки попили, организовывая заговоры с частотой, на которую задумчивые московские бояре и церковники были не способны при всем желании. При этом, будучи неплохим полководцем (Шеина под Смоленском он разделал под орех, чего уж тут), дал Речи Посполитой пятнадцать лет относительного мира. И это в условиях бушующей тридцатилетней войны, постоянных угроз на юге и севере, казачьих восстаний. Насколько это непросто, показало правление брата Яна-Казимира, вылившееся в гражданскую войну, русско-шведский потоп и закончившееся отстранением обанкротившейся династии от власти.

Казаки его, кстати, уважали. Богдан Хмельницкий, например, ехал поклониться почившему королю, несмотря на всё свое восстание. Он имел какие-то ненулевые шансы на шведский престол, даже сватался к двоюродной племяннице Кристине, но шведы (как и русские) вполне перенесли ненависть к отцу на сына. Нет также большого секрета, что он больше любил литовскую часть своих владений, срываясь туда поохотится при любой возможности. Плюс очень образованный человек (полноценно закончил университет в Падуе), ценитель искусств, известный театрал.

На фоне полуграмотного царя Миши Романова смотрится как-то предпочтительнее. К Мише, кстати, претензий быть не может. Его отец получил блестящее домашнее образование потому, что был сыном главы правительства и двоюродным братом царя. Ученичество Михаила пришлось на опалы и ссылки, в которых (кроме охаянного за них Годунова) неизбежно повинен и Романов-старший.

Подразумевается, что, окажись Владислав московским правителем, он мигом бы кинулся всех ополячивать и окатоличивать, но.. В 1618 году, собираясь в поход, он венчался на царство от патриарха Игнатия и стоял обедни в униатских церквях. Да и вообще, не тянет на яростного католика. Вот сводные братья – иезуиты, те да. А Владислав вполне мог отнестись к Москве как правивший параллельно Генрих Наваррский к Парижу. Или как лютеранин по рождению отец к Кракову.

Отдал бы он в случае воцарения больше территорий Польше, чем отдал Романов? Да вообще не факт. Деулинское перемирие, чего уж тут греха таить, было заключено по всей воле польского короля, тщательно прописанной и соблюденной. Пару городов московские переговорщики еще и накинули за Филарета и морально значимые для церковников иконы. Нет, я понимаю, на первой ступени переговоров поляки требовали Тверь, Новгород и Псков, но это просто дань традиции. Владистав, глядишь, еще и сохранил какой-нибудь Невель или Себеж для себя лично.

Значимых репрессий в случае его воцарения тоже могло и не случится. Стольник царя Владислава Миша Романов не факт, что так уж искренне держался за престол. Да и не сказать, что это был волевой, влиятельный и честолюбивый человек. Скорее наоборот. Половина Думы с Мстиславским и Салтыковыми была убежденными западниками и вполне могла повторить трюки августа 1610, арестовав непопулярного царя с ближайшим окружением. Если бы не подвиги Пожарского, армии Лыкова и Черкасского могли бы сгинуть под Можайском (всё к этому и шло на самом деле), что вполне могло запустить переворот в Москве. Крымские союзники были далеко, небольшие отряды крымско-русского боярина Сулешева в Москве могли и не сдюжить. А то и договориться с Мстиславским, который умел ладить с татарской знатью. Остальные так устали от гражданской войны, чрезвычайных налогов и бездарного управления, что вряд ли стали бы сильно восставать. Оставалось по-тихому придушить в Польше Филарета и помочь Игнатию зачистить церковную оппозицию. Сил к сопротивлению у Московии было небогато.

Выкрикнули Владислава московским царем еще весной 1610 года, на встрече с бывшими тушинцами, но тогда вряд ли к этому кто-то отнесся сильно серьезно. Только этим можно объяснить ту легкость, с которой тушинский патриарх Филарет затолкал в этот самый договор парфянскую стрелу обязательства крещения королевича в греческий закон. Если бы поляки всерьез видели Влада на престоле России в обозримом будущем – именно за этот пункт они бы яростно торговались. Даже столетие спустя Пётр Великий согласился взять в жены сыну Алексею и дочери Анне супругов, не требуя от последних личного перекрещивания, согласовав лишь православное крещение для тех из детей, кто будет претендовать на русский трон. Перекрещивание – не только личное унижение, но и полный разрыв с прошлым окружением, которое автоматически становится еретиками и нехристями. Это уже прямое оскорбление всей семье выкреста. В будущем для вереницы протестантских жен и наемников голштинских Ольденбургов, осевших на русском троне, сговорчивая имперская церковь придумает формальную неоскорбительную процедуру, не требующую отречения от семьи.

Опыт сосуществования формально католического короля и влиятельной православной общины был в Литве. Александр-Витовт да и первые Ягеллоны не замечены в сильных гонениях на православных. Правда именно во времена правления Сигизмунда с этим стало очень плохо. Московская церковь, видя насильственное обращение в униатство и активное окатоличивание литовской и украинской элиты не могла не примерять этих порядков на себя. С другой стороны, униатство давало доступ к огромной системе знаний и институтов католичества. Построить полноценные аналоги самостоятельно у РПЦ так и не получилось. Как не получилось и стать полноценно национальной церковью. Русская вера на поверку была всё же греческой, что делало высшими арбитрами в ней вселенских патриархов (тогда турецких, сейчас английских шпионов). В довесок они принесли совершенно необязательные для молодой и растущей страны изоляционизм и ксенофобию.

Принято считать, что Пётр и его последователи, притесняя церковь и вводя европейские порядки, шли новой непроторенной дорогой. Но, читая описания жизни и правления последних Рюриковичей и нелюбимых церковью персонажей Смуты (Мстиславский, Лжедмитрии), начинает казаться, что царь-реформатор (как и его отец) просто возвращал страну на чуть позабытые, но привычные рельсы могучей европейской империи, с которых ее стащили в начале XVII века клерикальные фанатики. Тот же антитурецкий альянс, масштабное приглашение военных и гражданских специалистов, заимствование новшеств, ограничение роли церкви. Вплоть до переноса столицы. Вангую, что Владислав последовал бы примеру отца (тот перенес резиденцию из Кракова в Варшаву) и, следуя своим корням, вернул бы столицу в Тверь. Да-да, как и все Ягеллоны (он по женской линии), Владислав Васа - потомок Александра Михайловича Тверского. Кстати, до Петра (у которого получилось) перенести резиденцию великого князя пытались Василий III и его сын Иван Грозный (или внук Иван Иванович, историки их всё время смешивают) в Александров, Симеон Бекбулатович в Тверь. Лжедмитрии тоже об этом думали, каждый по-своему.

Впрочем, ничуть не менее вероятным был и куда менее благостный вариант его правления, близкий к страшной реальности 1610-12 с перманентной гражданской войной, геноцидом и неизбежным парадом суверенитетов.

Случаев полноценно вступить на московский престол у Владислава было аж несколько.

Первый представился осенью 1610 года, когда коронный гетман Жолкевский сверг Василия Шуйского и разгромил Дмитрия Угличского. Бодро расчистившему московские авгиевы конюшни гетману подляну подстроил король Сигизмунд в лагере под Смоленском. Он и не отпустил сына в Москву, аргументируя отказ тем, что пятнадцатилетний мальчик слишком мальчик. Ну так себе аргумент, Мишу Романова в шестнадцать с небольшим повенчали, и ничего, не поломался.

Реально посылов могло быть всего два.

1. Сигизмунд мог хотеть сам быть на троне в Москве.

2.Сигизмунд мог бояться за жизнь сына.

Первое вроде очевидно. Сигизмунд легко и весело, наплевав на любые договоры с русскими, принимал в лагере под Смоленском присягу кучи высокопоставленных дядек из России, включая касимовского хана и нескольких десятков бояр. Раздавал и отнимал вотчины, жаловал и отнимал чины, да и вообще вел себя как стопроцентный хозяин. Да и, если бы он правда хотел мира, союза и поддержки, а не трона для себя, не было большого смысла предавать Дмитрия Угличского. Предал же.

Страх за старшего (по сплетням – не особо любимого) сына тоже вполне естественен и, как показали события, оправдан. Москва восстала против Владислава так же оперативно, как и против ЛжеДмитрия I. Выжил бы королевич в взбунтовавшейся Москве весны 1611? Не факт. Остановило бы его присутствие в столице восставших? Да нет, конечно. Дмитрий Угличский и его последователи пришли бы к Москве по-любому, Рязань бы однозначно восстала за обиды князей Голицыных, не обижать которых было еще более самоубийственно. Новгород с пригородами жил балтийской торговлей, им не с руки ссорится со шведами, а потому в гробу они видали пропольское правительство. Турки с татарами тоже вряд ли стали бы безучастными свидетелями происходящего.

Если бы Сигизмунд принял договор Мстиславского и Жолковского (реальнее Жолковский вместо обидок организовал бы целый рокош и принудил короля прислушаться) и Владислав оперативно оказался в Москве, у русских западников резко повысились бы шансы усадить его на трон, привести к присяге города и веси и перебрать состав Священного Собора. Вообще, история про то, что лягушек варят постепенно, а не бросая в кипяток, очень сильно удивила бы Сигизмунда Васу (да и большинство деятелей контрреформации) и сберегла бы очень много жизней и нервов.

За 1611-12 папа Сигизмунд еще как минимум дважды сильно подпортил перспективы сыну Владиславу. В 1611 он на ровном месте поссорился с изначально лояльной боярской думой, начав без ее согласия раздавать чины и поместья (Михаил Романов лет двадцать так не наглел). Еще одной подляной стала история про взятие Смоленска. Взятый город передали Литве, после чего изобиженные поляки откровенно забили на участие в русской смуте, порой даже слегка гадили, как в истории про Лжедмитрия III. Усугубляя проблемы сына, Сигизмунд выгнал из смоленской земли тысячи дворян и отобрал у них вотчины. Именно они стали кадровой основой второго ополчения (Смоленск, как и Нижний долго управлялся наместниками из рода Шуйских, так что направление их эмиграции предсказать не составляло труда).

В 1612 году, не добившись денег на воцарение сына от сейма, Сигизмунд попытался посадить его на московский престол силами личной армии и литовского рушения. Литовцы как раз очень хотели удержать Москву и этим качнуть в обратную сторону дисбаланс между поляками и литовцами в рамках Речи Посполитой. Но Ходкевич обломал зубы об ополченцев Пожарского (чуть не половина которых могла бы и остаться в Смоленске, будь папа Сигизмунд чуть поадекватнее), а король, пошедший северным путем через Волоколамск, даже этот небольшой город взять не смог. Больше всего в этой истории меня веселит ответ волоколамского воеводы Ивана (или Семена) Карамышева на предложение сдаться – мол идите вы, ваше величество лучше Москву берите, будет Москва ваша – и мы ваши будем. Есть на эту тему и боевая песня XVII века, но она глубоко матерная, дзен не пропустит.

Чисто теоретически события под Москвой могли и в 1612 развернуться в пользу Владислава. Лев республики Ходкевич мог и переиграть Пожарского. Того могли банально убить наемные убийцы или замордовать местничеством чудаки типа Морозова, Хованского или Черкасского. Бывший польский подданный Заруцкий тоже мог не ждать своего разгрома в 1613, а перейти на сторону своего бывшего короля, ударив в тыл ополченцам. Миша Романов мог банально умереть от голода и холода вместе с любимой старшей сестрой Татьяной. Много чего могло бы случиться, но не случилось, и юный невенчанный царь вернулся из похода не солоно хлебавши.

Владислав понял, что папа ему не помогает, а мешает, и в 1617-18 пошел драться за свой престол самостоятельно. Проблема была та же, что и в 1612. Поляки деятельно саботировали начинание, отговариваясь турецкой и шведской угрозой. В 1616 году правительство Михаила Романова почти договорилось с поляками, но тут уже литовская шляхта во главе с Сапегами сорвала перемирие. Литва собрала чрезвычайные налоги на наемную армию, Владислав торжественно и публично поклялся соблюсти все интересы Речи Посполитой (которые еще Лев Сапега заносил Годунову в 1600), в случае если сядет на московский престол.

Кампания 1617 прошла с умеренным успехом. Был деблокирован Смоленск, перешли на сторону Владислава Дорогобуж и Вязьма. Москва добровольно переходить отказалась. Если бы у королевича не выдергивали армию целыми полками на южную границу (то ли сражаться с татарами, то ли просто из вредности), мог бы успеть и Можайск взять. В 1617 невзятие Можайска казалось небольшой заминкой, но в 1618 под Можайском Владислава (собравшего, наконец, в кучку литовские, польские и наемные войска) встретила сопоставимая по численности и очень мотивированная армия во главе с царскими родственниками Лыковым и Черкасским. Бои были страшные, когда уже казалось, что поляки добьют окруженную московскую армию – как снег на голову из-под Калуги свалились казачьи отряды во главе с князем Пожарским. Итогом боев стала краткая осада Москвы в октябре 1618 с неудачным штурмом и короткая осада Троицы в ноябре того же года, завершившаяся похабным Деулинским перемирием.

Могло ли быть иначе и завершиться не только миром по всей воле польского короля, но и царем Владиславом? Да легко. Через несколько дней после неудачного штурма Москвы из нее в порыве неожиданного пацифизма ломанулась половина наличного профессионального гарнизона в виде трех тысяч казаков. То ли Дмитрий Трубецкой их уговорил вернуться, то ли Пожарский, то ли кто-то из духовенства. Да и в сам штурм у арбатских ворот поляки почти ворвались в город, дело решила контратака бельских немцев, которые могли и переметнуться обратно к полякам, и забить, примеров вагон. Или если бы Ходкевич с налету взял Троицу и нашел там деньги на продлить наемников (там бы хватило, уж поверьте, Дмитрий Угличский с Сапегой не дадут соврать).

Повторить поход в обозримом будущем помешали тридцатилетняя война, шведы, отжавшие Ливонию, турки, уничтожившие кадровую польскую армию под Цецорой и Хотиным (включая и Ходкевича с Жолкевским), конфликты с отцом, иезуитами, сеймом, гетманами. Недосуг было.

В 1632 году, душевно вломив под Смоленском незадачливому Шеину, уже король Владислав даже с некоторым облегчением продал опостылевшую московскую корону тому же человеку, с которым договаривался в 1618 на Пресне, а потом в Деулино, Фёдору Шереметьеву. Папу Сигизмунда с такой же за год до того схоронили. Повторять трип к Можайску, где его ждали старые знакомцы Дмитрий Черкасский и Дмитрий Пожарский с перспективой на еще одну мясорубку, ему совсем не хотелось. Хотелось, наконец, в 37 лет жениться, хотелось строить флот, претендовать на Моравию и Швецию, строить театры, художникам покровительствовать, армию реформировать, да много еще что. Человек был деятельный и неглупый, хоть и недооцененный.

Русскому трону пришлось ждать немецких правителей еще больше века. Династия Васа к тому времени пресеклась и в Швеции, и в Польше.

Ну и традиционно – немного книг про неслучившегося царя Владислава и его непростое, но интересное время:

1. Великие династии мира. Ваза Михаил Копчиньский, Кшиштоф Курек, Мирослав Нагельский, Стефан Цяра АРИА – АиФ, 2013

2. Кобрин В. Б. Смутное время — утраченные возможности // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX — начала ХХ в. — М., 1991.

3. Л. Морозова «Избрание на царство Михаила Фёдоровича»

___________________________________________________________________________

___________________________________________________________________________

НА КОРМ КОТИКАМ ---> 💰