История девушки, которая воскресила друга в виде чат-бота. (Часть 1)

Когда инженеры наконец закончили работу, Евгения Куйда открыла ноутбук и начала печатать. 

«Роман, это — цифровой памятник тебе», — написала она. 

Прошло 3 месяца с того момента, как погиб Роман Мазуренко, ближайший друг Евгении. Все это время она собирала его старые сообщения, отсеивала слишком личные, а оставшиеся загружала в нейронную сеть, разработанную ее стартапом, который специализируется на создании искусственного интеллекта. Сомнения в правильности того, что она делала в попытке воскресить друга, терзали ее. Временами из-за этого ее мучали ночные кошмары. Но все, чего она хотела после его смерти, это получить шанс поговорить с ним хотя бы еще раз. 

На экране появилось сообщение. «У тебя на руках одна из самых интересных головоломок в мире. Сиди и решай ее». 

Евгения пообещала себе, что обязательно решит. 

Родившийся в Белоруссии в 1981 году Роман был единственным ребенком в семье инженера Сергея и Виктории, ландшафтного дизайнера. Они вспоминают о нем как о необычайно серьезном ребенке. В возрасте 8 лет он написал письмо потомкам, в котором объявил своими самыми драгоценными качествами мудрость и справедливость. На семейных фотографиях Рома катается на роликах, управляет лодкой и карабкается по деревьям. Среднего роста, с копной каштановых волос, он почти всегда улыбается. 

Будучи подростком, он жаждал приключений: участвовал в политических демонстрациях против правящей партии и в 16 лет начал путешествовать по миру. Первой была поездка в Нью-Мехико, где он провел год, учась по обмену. Затем он отправился в Дублин. Там он изучал теорию вычислительных машин и там же проникся всем новым в западном искусстве, моде, музыке и дизайне. 

К 2007 году, когда Роман закончил свое обучение и вернулся домой в Москву, Россия снова стала процветающей страной. Она неуверенно открывалась остальному миру, воспитывая новое поколение космополитов и урбанистов. Тем временем Мазуренко из тощего подростка превратился в поразительно красивого молодого человека. Голубоглазый и стройный, он с уверенностью вошел в набирающий популярность московский хипстерский класс. На вечеринках, где он был завсегдатаем, он часто носил костюм и выглядел в нем, как кинозвезда. Многочисленные друзья Романа описывают его как человека притягательного и галантного — где бы он ни был, он всегда оставлял приятное впечатление. При этом он был холостяком, но на свидания ходил редко. Вместо этого он полностью посвятил себя продвижению современного европейского стиля в московскую жизнь. 

Евгения познакомилась с Романом в 2008 году, когда ей было 22 и она работала редактором в Афише, издании о новой урбанистической Москве, похожем на New York Magazine. Она писала статью об Idle Conversation, свободном творческом коллективе, который основали Мазуренко с двумя его лучшими друзьями, Дмитрием Устиновым и Сергеем Пойдо. Казалось, что это трио находится в центре любого культурного начинания Москвы. Они создавали журналы, открывали музыкальные фестивали и вечеринки, они знакомили людей, которые затем создавали музыкальные группы или начинали бизнес. «Он был великолепным парнем», — вспоминает Евгения, которая тогда была такой же амбициозной. Бывало, Роман не давал своим друзьям спать всю ночь, затягивая их в обсуждения культуры и будущего России. «Он был таким харизматичным, он опережал свое время», — признается Пойдо, позднее переехавший в Соединенные Штаты, чтобы работать с ним. 

Мазуренко стал центральной фигурой на ночной сцене современной Москвы, где он пытался продвинуть альтернативу тому, что русские язвительно именовали «путинским гламуром», — закрытым вечеринкам, где олигархи напивались, а затем их развозили по домам на роллс-ройсах. Евгения обожала вечеринки Романа, которого вдохновляло его безошибочное чувство того, что он называл «моментом». Каждое событие подразумевало некое «крещендо» — DJ Mark Ronson, например, мог удивить публику внезапным появлением на сцене и игрой на рояле, а итальянская диско-группа Glass Candy могла наплевать на полицию и продолжить играть после комендантского часа. И эти вечеринки привлекали отнюдь не бедных спонсоров — их долгое время спонсировала компания Bacardi. 

А вокруг становилось все мрачнее и мрачнее. Из-за мирового финансового кризиса в России начал возрождаться национализм, а в 2012 году страну снова возглавил Владимир Путин. Мечты о более открытой России, казалось, улетучились. 

Евгения и Роман, к тому времени ставшие близкими друзьями, решили, что их будущее лежит в других сферах. Оба занялись предпринимательством, и стали самыми ценными советниками друг для друга. Евгения стала одним из основателей Luka, стартапа по разработке искусственного интеллекта, Рома запустил Stampsy, инструмент для создания цифровых журналов. В 2015 году Евгения решила перенести свой стартап в Сан-Франциско, и Роман, после недолгого пребывания в Нью-Йорке, последовал ее примеру. 

Когда Stampsy провалился, Роман поселился в небольшом уголке в квартире Евгении, чтобы сэкономить деньги. В Москве Мазуренко был бонвиваном и легко тратил деньги, но руководство стартапом его подкосило, и у него появились приступы меланхолии. Однажды, когда он чувствовал себя подавленно, Женя взяла Романа с собой на серфинг и накормила дешевыми устрицами. «В квартире как будто поселился фламинго. Он очень красивый и редкий, но никуда не вписывается», — сказала она недавно, сидя на кухне квартиры, которую делила с Романом. Евгения надеялась, что со временем он соберет себя заново, как делал до этого. Так что когда он начал говорить о новых проектах, Евгения восприняла это как добрый знак. Роман получил американскую визу по форме О-1, которую выдавали людям с «невероятными способностями и достижениями», а в ноябре вернулся в Москву, чтобы разобраться с бумагами. Он с ними так и не закончил. 

Пока 28 ноября в посольстве делали его паспорт, Роман встретился с друзьями. Было тепло не по сезону, так что после встречи он решил прогуляться по городу с Устиновым. «Он сказал тогда, что хоть весь день гулял бы», — вспоминает Устинов. Прогуливаясь по тротуару, они натолкнулись на стройку и им пришлось переходить дорогу. Устинов остановился на обочине тротуара, чтобы прочитать сообщение в телефоне, а когда поднял глаза, то увидел какое-то размытое движение, машину, которая ехала слишком быстро для этого района. Для Москвы это было обычным делом — автомобили дипломатов с проблесковыми маячками, демонстрирующими власть владельца, постоянно превышали скорость. Устинов подумал, что этот автомобиль как раз из таких, с каким-нибудь богатым правительственным засранцем за рулем — а затем, мгновение спустя, увидел, как Мазуренко переходит по зебре, видимый со всех сторон. Устинов попытался криком предупредить его, но было слишком поздно. Автомобиль врезался прямо в Мазуренко. Романа со всей возможной скоростью отвезли в ближайшую больницу. 

В день, когда произошла авария, Евгения была в Москве по работе. Когда она приехала в больницу, получив страшное известие по телефону, многие друзья Мазуренко уже успели собраться в холле и ждали прогнозов врачей. Почти все плакали. Но все, что чувствовала Евгения тогда, — шок. «Долгое время я даже не плакала» — вспоминает девушка. Она вышла на улицу с друзьями, закурила и в телефоне стала искать возможные последствия травм Ромы. Затем вышел врач и сообщил, что Роман умер. 

Все последующие недели его друзья спорили о том, как лучше всего сохранить память о нем. Один предлагал издать настольную книгу о нем, с фотографиями его знаменитых вечеринок в качестве иллюстраций. Другой — создать сайт в память о друге. Все эти предложения казались Евгении абсолютно неадекватными. 

Евгения заметила, что не в силах справиться с горем, она все перечитывала и перечитывала бесконечные сообщения, которые годами писал ей ее друг. Их были тысячи, от совершенно повседневных до уморительных. Замечая неординарные орфографические ошибки — Роман страдал дислексией — и своеобразные фразочки, которыми он сдабривал свою речь, она улыбалась. Мазуренко был равнодушен к социальным сетям: его страничка на Фейсбуке была пустой, он редко писал в Твиттер, он удалил большинство фотографий из Инстаграма. Его кремировали, что лишило Евгению возможности навещать его могилу. Их переписка и его фотографии — единственное, что осталось после него, как считала Куйда. 

В течение двух лет она развивала Luka. Первым продуктом этого стартапа стало приложение, с помощью которого можно было взаимодействовать с ботами. Заручившись поддержкой престижной компании из Кремниевой долины, своего рода «инкубатора» для стартапов, разработчики из Luka начали с бота, резервирующего столики в ресторанах. Со-основатель компании Филипп Дудчук — обладатель научной степени по компьютерной лингвистике, а большинство сотрудников пришли из Яндекса. 

Перечитывая свою переписку с Романом, Евгения начала осознавать, что эти сообщения могли бы послужить основой для другого вида бота. Такого бота, который бы имитировал индивидуальные речевые особенности человека. С помощью активно развиваемой технологии нейросетей, она, возможно, могла бы получить шанс еще раз поговорить с Романом. 

На секунду она отложила те вопросы, которые уже начинали ее мучать. 

Что если бот не будет похож на Романа? 

А если будет? 

В «Be right back», первой серии второго сезона мрачного сериала Черное Зеркало, действие которого происходит в ближайшем будущем, молодая девушка Марта полностью опустошена новостью о гибели своего жениха Эша в автокатастрофе. Она обращается к сервису, который, используя их переписки, создает цифровое воплощение Эша, до ужаса точно подражающее его индивидуальным особенностям. Сначала оно посылает ей сообщения, затем воссоздает звучание его голоса и общается с ней по телефону. В конце концов, Марта покупает усовершенствованную версию, и цифровое воплощение Эша помещают в андроид, который копирует его внешность. И все же Марта разочаровывается едва заметными, но столь важными чертами, отличающими андроид от настоящего Эша — тем, что он холодный, безэмоциональный, вялый — и запирает его на чердаке. Это не Эш, но нечто, так сильно на него похожее, что она не может от него отказаться — бот становится причиной ее многолетнего горя. 

После смерти Ромы, Женя посмотрела серию, о которой говорилось выше, и ей овладели смешанные чувства. Боты-памятники, даже те примитивные, которые можно создать с помощью современных технологий, казались одновременно и неотвратимыми, и опасными. «Определенно, это — часть будущего, а я всегда смотрю в будущее. Но принесет ли это нам пользу? Поможет ли это отпустить человека, ведь по сути тебе приходится заново пережить все ваше общение. Или это то же самое, что держать труп у себя на чердаке? Где проходит эта граница? И где мы? Это просто разрывает», — размышляла Евгения. 

Для молодого человека Роман необычно много задумывался о собственной смерти. Известный своими грандиозными планами, он часто говорил друзьям, что разделит свое завещание на части и отдаст их людям, не знакомым друг с другом. Чтобы прочесть его, им всем придется встретиться друг с другом впервые, и, таким образом, Роман даже после смерти продолжит знакомить людей, чем он и стремился заниматься при жизни. (На самом деле, он умер до того, как успел составить завещание.) Роман жаждал увидеть Сингулярность, теоретически возможный момент, когда искусственный интеллект превзойдет человеческий. Следуя той же теории, когда-нибудь этот сверхчеловеческий интеллект может позволить нам отделить сознание от тела, что дарует человечеству своего рода вечную жизнь.

С тех пор, как в мае Евгения Куйда публично запустила бота-Романа, с ним пообщались члены семьи, друзья и даже незнакомые люди. Некоторые из них согласились на то, чтобы их переписку перевели и, скрыв личную информацию, сделали публичной

Прочитать все диалоги

Летом 2015 года, когда Stampsy практически обанкротился, Роман обратился к Y Combinator за поддержкой в осуществлении проекта нового вида кладбищ, который он назвал Taiga. Умершие хоронились бы в биологически разлагаемых капсулах, и их истлевающие тела служили бы удобрением для деревьев, посаженных над ними. Все это формировало бы, как это назвал Роман, «мемориальные леса». А на дисплее, установленном у корней дерева, отображалась бы биография усопшего.«Изменение представления о том, как выглядит смерть, — краеугольный камень моего неизменного интереса к человеческому опыту, инфраструктуре и урбанистике» — писал Роман.

Он особенно отмечал то, что называл «растущим среди молодых американцев неприятием» по отношению к традиционным похоронам. «Наши клиенты больше озабочены сохранением виртуальной индивидуальности и управлением цифровым имуществом, чем тем, что после смерти их тело бальзамируется токсичными химикатами». 

Эта идея обеспокоила его мать — она боялась, что с ним не все в порядке, но Роман попытался все ей объяснить. «Он начал успокаивать меня и сказал, что нет-нет-нет, это — очень важный вопрос современности. Люди пересматривают свое отношение к смерти и скорби, и им нужны новые традиции», — вспоминает она. 

В Y Combinator обращение не приняли. Но Роман обозначил реальное несоответствие между современным стилем жизни и тем, как мы переживаем горе. В настоящее время все в нашей жизни говорит о том, с какой обширной базой цифровой информации мы живем — сообщения, фотографии, посты в социальных сетях, — при этом мы только начинаем понимать, какую роль все это должно играть в нашей скорби по усопшим. Сейчас мы относимся к сообщениям, которые мы посылаем друг другу, как к чему-то недолговечному. Но, как обнаружила Евгения после смерти Романа, они могут оказать большую помощь в том, как мы переживаем потерю. Возможно, она думала, что это «цифровое наследие» послужит началом для нового вида мемориалов.

(Подобные идеи уже существовали. В 2014 году предприниматель по имени Мариус Урсаче предлагал проект подобного сервиса под названием Eterni.me, но так и не претворил его в жизнь.) 

Вторая часть.

http://telegra.ph/Istoriya-devushki-kotoraya-voskresila-druga-v-vide-chat-bota-CHast-2-12-25