Исследовать советское политически. Коммунистические обещания часть 2

В одном из интервью бишкекский архитектор, учившийся во Фрунзенском политехе в 70-е, на вопрос, на какой опыт из современной ему советской архитектуры он ориентировался, ответил: «Мы современным советским не увлекались». Увлекались архитектурным авангардом 20-х и западной архитектурой. 

Отсутствие интереса к советской действительности и, в особенности, к актуальной политике объяснялось увлеченностью более важными и сущностными проблемами. Юрчак приводит слова советского рок-музыканта: «нас интересуют общечеловеческие проблемы, не зависящие от той или иной системы или от того или иного времени. Они как существовали тысячу лет назад, так и продолжают существовать сегодня. Это отношения между людьми, связь между человеком и природой и т. д.»

Юрчак делает неоднократные оговорки, что вненаходимость не стоит воспринимать как форму аполитичности. Наоборот, для него вненаходимость — это форма политики, преодолевающей бинарное понимание политического в позднем СССР, где политика могла быть либо советской и совпадать с «линией партии», либо антисоветской, диссидентской. Вненаходимость политична, а не аполитична, несмотря на отсутствие интереса к актуальной политике, потому что деятельность, осуществляемая в режиме вненаходимости, пусть и ненамеренно, носила субверсивный характер по отношению к советской системе. Соглашаясь, в общем-то, с Юрчаком, мне бы все же хотелось несколько уточнить или скорее радикализовать его понимание вненаходимости. Мне кажется, что подобный модус существования, в особенности это самое «абстрагирование» от советской действительности можно рассматривать как коммунистическое обещание, в том смысле, что, как мы все прекрасно понимаем, коммунистический субъект — это не политический активист. С нашей точки зрения его существование покажется безусловно аполитичным, так как он будет существовать вне известных нам противоречий. В бесклассовом обществе все материальные потребности субъекта будут удовлетворены, а его деятельность будет представлять собой свободное, ничем не ограниченное творчество, скорее всего, направленное на решение задач, максимально отдаленных от того, что нам кажется насущным и важным сегодня.

4.

С конца 2000-х на фоне глобального экономического кризиса в прогрессивном левом дискурсе происходит реабилитация коммунизма в качестве имени проекта эмансипации. Публичные левые интеллектуалы и популярные философы вроде С. Жижека и А. Бадью настаивают на том, что левый освободительный проект это только коммунистический проект, и не стоит это скрывать за эвфемизмами вроде демократического социализма. Можно вспомнить жижековское: «Я — не социалист, каждый идиот может быть социалистом, даже Гитлер был социалистом. Я — коммунист». Однако это возвращение коммунизма в общественное поле происходит под знаком «другого коммунизма», коммунизма, порвавшего с опытом XX в. и ничего общего с ним не имеющего. Для современных левых авторов устоявшийся левый консенсус, что советское не имеет никакого отношения к коммунизму, продолжает оставаться актуальным и, более того, лежит в основе идеи «коммунизма XXI века». 

Коммунизм XXI века (или XXII-го) действительно вряд ли будет даже отдаленно напоминать наполненную метафизическими исканиями жизнь советских интеллигентов, так же как коммунистическое искусство будет мало похоже на стенгазеты, монументальные мозаики и абстрактную живопись, даже если все их соединить каким-то причудливым образом вместе. Однако сама возможность коммунизма как проекта будущего во многом зависит от того, как мы понимаем его прошлое. Поэтому отрицание какой-либо прогрессивной составляющей в советском проекте западными левыми интеллектуалами, на мой взгляд, содержит некоторую проблему. Возможно, не до конца осмысленную, и даже четко артикулированную. А именно: тотальное отрицание связи советского с коммунистическим как образом будущего во многом воспроизводит неоколониальную капиталистическую логику, обесценивающую советский и социалистический опыт стран Восточной Европы как ошибочный, девиантный по отношению к магистральному западному капитализму, а потому постсоциалистическим странам и субъектам предписывается этот опыт преодолеть, пройдя т. н. «переходный этап». В этом смысле прогрессивные левые мало отличаются от неолибералов и консерваторов.

Идентификация коммунистических обещаний внутри советской действительности не означает, что сама эта действительность была коммунистической. Утопически заряженные опыты и практики не свойственны исключительно реальному социализму, вспомним хотя бы гринберговское понимание авангарда. Однако взгляд на советскую историю как на множество опытов и практик, содержащих в себе обещание радикально иного общественного устройства, не позволяет прийти и к тотально обобщенным выводам о провальности советского проекта и коммунизма как идеи. Советский эксперимент со всеми его успехами и трагедиями — не больше, но и не меньше, чем этап на пути человечества к царству свободы, но а дорогу осилит идущий. 

ссылка на оригинал:

http://www.art-initiatives.org/ru/content/issledovat-sovetskoe-politicheski