Ископаемый дронт
Мистеру Доджсону сегодня 190 лет — Льюису Жить-то-он-жил-а-быть-то-его-не-было Кэрроллу поменьше, он появился в 1856, но именинник к этому весьма причастен.
В день рожденья мистера Доджсона кто-нибудь традиционно задаётся вопросом, на чём сидел автор "Алисы". Далее, как правило, припоминают слово "лауданум", дешевизну и доступность аптечных препаратов в викторианской Англии, кто-то извлекает из недр гуглокартинок милые фарфоровые баночки в цветок с соответствующими надписями. Ах да, ещё эта его любовь к маленьким девочкам — вы вообще видели фотографии?.. на этом календарная повестка исчерпана, все расходятся, довольные друг другом.
Так ч̶е̶м̶ ̶в̶о̶р̶о̶н̶ ̶п̶о̶х̶о̶ж̶ ̶н̶а̶ ̶п̶и̶с̶ь̶м̶е̶н̶н̶ы̶й̶ ̶с̶т̶о̶л на чём же сидел младший библиотекарь и лектор оксфордского колледжа Крайст-Чёрч, так и увильнувший от традиционного для преподавателей сана священника Чарльз Лютвидж Доджсон? Вариантов на самом деле масса.
На мигрени и сосудистых кризах: любой, кому случалось пережить приступ мигрени с аурой, знает, как это, когда ноги и шея вытягиваются телескопически, стены подступают вплотную, и в панике понимаешь, что сейчас придётся совать ногу в камин, руку в окно. На бессоннице: скушает кошка летучую мышку?.. скушает мошка летучую кошку?.. колючую мишку, опять четыре утра. На математике — тут без комментариев, допустим, что очевидно. На английском языке, на любом языке: корова-корона-ворона, различны меж собой, как мечта и мачта. На шарадах, каламбурах, логических задачах, шахматах и ребусах.
На Оксфорде же, на Оксфорде. Это в общем зале Крайст-Чёрч по обеим сторонам каминной решётки торчат украшения в виде голов в шляпках — голов на длинных-длинных медных шеях. Это из окна библиотеки, где работал мистер Доджсон, виден закрытый сад деканата с маленькой дверцей в дальней стене. Это в колледже, если спросить к завтраку яйцо, принесут два, потому что одно всегда испорчено. И это, в конце концов, в оксфордском Музее естественной истории стоит реконструкция маврикийского дронта, лежит его череп и висит картина Ханса Саверея.
Мистер Доджсон водил дочерей декана Лидделла смотреть на дронта — додо был их любимцем. Безмозглая нелепая птица, толстозадый клоун. Немецкий матрос Фолькерт Иферсен, потерпевший с товарищами в 1662 году крушение у берегов Маврикия и проведший на тогда ещё необитаемом острове полгода, писал: "Здесь водятся разные птицы, и они совсем не боятся людей, наверное, оттого, что не привыкли к тому, чтобы на них охотились. Среди них есть и те, кого называют доддерсе, они крупнее гуся, но летать не умеют, у них на месте крыльев коротенькие обрубки, зато бегают они быстро. Мы разбивались на отряды, один гнал птиц на другой, и там их ловили. Достаточно было крепко ухватить одного за ногу, он кричал, и остальные прибегали ему на помощь", — тут-то их всех и забивали палками, дурачков, это очень смешная комедия. Когда в 1693 году французский натуралист Франсуа Лего прибыл на остров, ни одного дронта там уже не было.
Впрочем, оксфордский додо переехал в Музей естественной истории только после 1860 года (именно в 1860 в новеньком музее проведут диспут о Дарвине, который мистер Доджсон с интересом посетит), когда университет решил разобраться со своей беспорядочной сокровищницей, больше всего напоминавшей лавку зазеркальной овцы, и достроил неоготическое здание. Позже, к концу века, свой корпус получит и Музей Эшмола — не Эшмолин, бога же ради, он назван в честь доктора Элиаса Эшмола, принявшего в 1679 году коллекцию Традескантов и создавшего, собственно, музей, во времена младшего библиотекаря Доджсона именовавшийся Университетской Галереей.
Традесканты — ботаники, и отец, и сын, это они привезли в Европу флоксы, это в их честь Линней назвал традесканцию, однако коллекция у них была весьма разнообразная: книги, монеты, оружие, костюмы, чучела... Элиас Эшмол описал её, а Традескант младший Эшмолу её завещал. Правда, вдова Традесканта, Хестер, завещание решила опротестовать, утверждая, что муж подписал его в пьяном виде, не сознавая ничего, но как-то кстати утонула в пруду. Эшмол же коллекцию дополнил, — часть её, увы, сгорела в январском пожаре 1679 года, — и в 1683 году открыл музей, вроде бы, вдохновившись сочинениями розенкрейцеров о всемирном хранилище знания. В любом случае, то был один из первых общедоступных музеев Европы, и открылся он в Оксфорде, куда коллекцию доставили, если верить современникам, в двадцати фургонах. В XVIII веке музеем не особенно занимались, но в начале следующего столетия коллекцией заинтересовались, для неё даже выстроили новое здание попросторнее. Так в 1845 году появилась Университетская Галерея.
С тех пор пополнение её стало делом чести и престижа для выпускников. За два года до рождения Алисы Лидделл, как раз, когда мистер Доджсон поступил в Крайст-Чёрч, Уильям Фокс-Стрейнджуэйз, четвёртый граф Илчестер, несколько лет прослуживший по дипломатической части в Италии, подарил галерее собрание купленной там итальянской живописи, всё больше XIV-XV веков — периода тогда ещё не слишком популярного, тогда любили Рафаэля (тут нужно бы напомнить, что мистер Доджсон был дружен с прерафаэлитами, но запись уже и так грозит разломать квашню). В частности, была среди этих картин и "Охота в лесу" Уччелло.
Здесь мы вступаем в область чистых предположений, но кто нам запретит.
Итак, младший библиотекарь колледжа Крайст-Чёрч ведёт своих юных подруг посмотреть на додо. Мы не знаем, как именно размещались экспонаты в здании Университетской Галереи, но так или иначе небольшая экскурсия должна была оказываться возле леса Уччелло, и я не верю, что мистер Доджсон ни разу... как бы это получше сказать... ни разу туда не зашёл и не потерялся.
Дело в том, что в "Охоте", в её лимонно-синем, как писал Дерек Махун уже в наше время, воздухе, в гулкой колоннаде деревьев, среди навеки застывших в странном движении пёстрых людей, лошадей и собак, невозможно не потеряться. Брёвна переднего плана, копья загонщиков, собачьи вскинутые лапы, полоса воды справа, кажется, чертят понятные оптические линии, лучи перспективы — и нет, они не сходятся в единой предсказанной точке. Всё оттого, вступает энциклопедия тоном Чёрной/Красной Королевы, что опыты Уччелло с перспективой пока ещё далеки от.
Настолько далеки, что ты шаришь взглядом по стройному лесу, уходя всё глубже в него вслед за недвижно мечущимися ланями, и за спиной у тебя беззвучно кричат охотники, беззвучно лают гончие, беззвучно храпят и бьют копытами кони, а схождения в точку нет. Паоло Ди Доно, прозванный Уччелло, прозванный "математиком", передаёт поклон математику Чарльзу Лютвиджу Доджсону, прозванному Льюисом Кэрроллом, и приглашает его в лес, где не действуют законы точных наук.
Где ни у чего нет имён, как вовремя вспомнила Алиса, тут же забыв, как называются эти, ну, вот эти, вокруг вот этой, по которой идёшь — и вот эта, которая спаслась от тех, на опушке, и спросила вдруг: "Как ты себя зовёшь?". Никак, мы вспомним потом, мы ещё не дали себе имена, эти, за которыми бегут с этими наперевес, ещё не знают, что нас нужно бояться, но через несколько минут мы перешагнём какую-то черту, мы, девочка и лань, и мир снова схватит нас за ногу, поставит точку в конце перспективы, и близнецы-коракифобы заметят, что, сколько ни плачь, настоящее не станешь. Но, по крайней мере, ты знаешь, как себя звать, и это утешает.
Это утешает.
Младший библиотекарь колледжа Крайст-Чёрч подводит дочерей декана Лидделла к витрине и произносит:
— До... До...
Ископаемый маврикийский дронт, если быть точным.
