Интервью студентов КЮИ с директором музея Мариной Лошак

– Во время подготовки к первому «Я покажу тебе музей» мы проводили в музее столько времени, что придумали хэштег #живувПушкинском. Когда вы почувствовали, что живете в Пушкинском? Это чувство как-то изменилось, когда изменился ваш кабинет?

– Вы же еще ничего не видели! Бессмысленно вам на этот вопрос отвечать…

– Мы все прочитали и на все фотографии посмотрели.

– То есть, вы из тех людей, которые черпают впечатления из прочитанного? Просто я – человек визуальных впечатлений. Поэтому для меня текст всегда отделен от реальности. Но я готова ответить: дело в том, что это вообще не связано никак с моей жизнью в музее. Это связано со мной как с человеком, мне было важно это изложить внятно. Директор – это музей, никто не задумывается о том, кто это вообще. Это просто музей, да? Музей и все то, что этот музей в себе несет. А мне очень важно разделить эти образы, потому что я – не музей, и никогда музеем не буду. Я всегда буду собой, я – не менее важная часть моей биографии, чем я в музее. Мне очень хотелось сформулировать – для себя-то я это давно сформулировала, – сформулировать для более широкого понимания такую простую штуку, простую совершенно истину:

Директор – это не бюрократ. Это не чиновник, сидящий в бюрократической комнате с панелями и с красивой мебелью. Директор может быть не бюрократом, он может быть художником или куратором, просто творческой личностью. Чем больше он свободен внутри себя, тем больше возможностей это дает музею и самому человеку тоже

Мне важно было это сделать, и правильно, что мы это сделали. Это большая игра. Вообще все, что мы переживаем в жизни – это игра, конечно. Мы в ней участвуем так или иначе, и у нее есть правила, которые мы для себя формулируем. И вот мы тоже формулируем правила, по ходу нашей жизни здесь, в музее.

Мы еще не знаем до конца, что с этим делать – и в этом самое приятное. Это все импровизация, как в жизни – мы не знаем, что будет завтра. Ничего нет глупее, чем строить планы. Не считая музейных (смеется). В музее тоже импровизация: любой человек, который попадает в эту среду, оказывается в игре, он чувствует себя частью игры. И это, естественно, меняет нас, как меняет жизнь, как меняет искусство.

– Вы помните свой первый визит в музей? Каким он был?

– Таким же, как и у вас, абсолютно. Я пришла маленькой девочкой, с родителями. И, конечно, я помню этот визит, потому что масштабы невероятные. И запахи, а вы знаете, что запах – самое сильное впечатление. Здесь есть свои запахи. Даже подробности не так важны, потому что каждый первый визит – это общее впечатление, а не конкретное.

Я помню, как я впервые привела в музей своего Мотю (Матвей Монгайт, внук Марины Девовны – прим. КЮИ), и это было совершенно чудесно. Ему было три года, чуть меньше даже, и мы пришли в музей летом, в августе, когда часть залов была на ремонте. Двери этих залов были закрыты пленкой, как всегда, когда идет ремонт. Естественно, первые «ахи» были вокруг быка и Давида, первые две минуты. Потом мы с ним прошлись по залам, а после я его спросила, как обычно: «Что на тебя произвело самое большое впечатление? Что тебе понравилось?» И он мне сказал фантастическую фразу, которую я очень часто повторяю, когда говорю о впечатлениях о музее.

Он сказал: «Мне больше всего понравились вон те закрытые двери»

Это потрясающе точно, потому что самое большое впечатление всегда производит тот мир, который мы не видим, а только воображаем себе. Еще поэтому мне так хотелось сделать эту историю с кабинетом. Сначала я думала сделать самую простую вещь – дырочку в двери, ничего не меняя, чтобы люди просто могли заглядывать. Когда так заглядываешь, оптика меняется, и пространство, оно становится другим, даже если фактически там ничего не меняли... Но это историческая дверь, и мы не можем сделать дырочку в двери (смеется). Пришлось произвести более существенные изменения! Теперь очень важно сделать так, чтобы люди могли приходить сюда. Мы решили, что каждый день, обязательно каждый день, в три и в шесть часов, посетители смогут заглянуть и все осмотреть. Им будут объяснять, что это за проект, и зачем это нужно. Для меня важно, чтобы эти экскурсии не прекращались, даже если здесь что-то уже происходит. Ну вот, как мы с вами сидим. А ведь когда здесь проходят совещания, в этой темноте – получается тайная вечеря, масонская ложа. И вокруг концентрация того, что есть в музее, со всеми этими лабиринтами, старыми шкафами, разными вещами в них. Люди, когда приходят, чувствуют себя частью чего-то тайного, таинственного. Мне кажется, что нужно жить, как живешь, а люди пусть смотрят. Если бы посетители заглядывали посмотреть, когда здесь уже кто-то сидит, что-то делает, о чем-то говорит, все занимаются свои делом – это была бы уже не инсталляция, а перформанс. Нам бы почти ничего для этого не нужно было делать.

Еще мы зовем сюда директоров других музеев. Уже 24 марта к нам придет директор Альбертины, большой умница. Я его пригласила на выходные с женой. 25 марта, перед Лейденской школой (выставка «Эпоха Рембрандта и Вермеера. Шедевры Лейденской коллекции» открывается 28 марта, – прим. КЮИ), сюда придет директор Рейксмузеума, потрясающий директор – молодой парень, пришел из пиара, из маркетинга, и стал директором такого музея. Очень живой человек, прекрасный рассказчик. Утром 25 марта он прочтет лекцию про коллекцию Рейксмузеума – я всем очень советую и рекомендую, даже если придется стоять. Так вот, мы его сюда тоже заманим и что-нибудь вместе произведем. Позавчера у меня был директор Национального музея Мексики, с которым мы дружим и которому помогаем сейчас сделать выставку Кандинского. Он сказал мне, что ради этого стоило приехать в Москву. Так что мы будем сейчас отыгрывать все эти игры: перед их приездом поставим сюда камеры, которые будут записывать все, что здесь происходит, абсолютно. Потом из этих записей смонтируем фильм. Так что считайте, что вы уже стали частью истории. На данный момент.

– Тема этого «Я покажу тебе музей» – путешествие во времени (подробное расписание акции можно посмотреть здесь). Если бы у вас была возможность отправиться в любую точку истории, куда бы вы отправились?

– Мне было бы очень интересно отправиться в самые разные места. Конечно, в Италию эпохи Возрождения – очень мне было бы интересно. В Голландию семнадцатого века. Я очень люблю эту страну, а тогда, думаю, она была бы еще интересней, чем нынче.

Мне бы совсем не хотелось путешествовать по раннему двадцатому веку. Все-таки двадцатый век ужасно травматичный, там слишком много разрушительного, как бы мы ни любили искусство этого времени. Эта энергия разрушения очень ощущается.

Еще с удовольствием отправилась в будущее, причем подальше.

– Что бы вы сказали Ивану Владимировичу Цветаеву (создатель, первый директор музея, – прим. КЮИ), если бы встретились с ним?

– Скорее всего, ничего существенного. К этой встрече нельзя было бы подготовиться совершенно. Вообще я думаю, что слова – это худшее, что можно сделать при встрече с важным человеком. Скорее обмен энергиями: теплый взгляд, чувство, которое внутри тебя. Оно говорит значительно больше, чем слова. Хочу вам признаться: чем старше я становлюсь, тем больше разочаровываюсь в словах как в инструменте.

– Кому из художников, чьи работы есть в коллекции Пушкинского, вы бы заказали свой портрет?

– Никому. Вообще это трудно, знаете – как вопрос «какая твоя любимая книга». То же самое, да? В музее такое количество невероятных художников, правда. Среди них есть немало людей, чей портрет меня бы порадовал бесконечно. Большой списочек.

– Вы очень интересно одеваетесь – кто (или что) вас вдохновляет?

– Я всегда вдохновляюсь – и кем-то, и чем-то. Вне зависимости от того, как течет моя жизнь. Конечно. я люблю игру, а это часть игры. Возможность что-то рассказать о себе через этот инструмент. Это хороший инструмент, я вам советую им пользоваться.

– Что вы любите делать по понедельникам в музее, когда он пустой?

– К сожалению, у меня нет выбора. Я не могу любить – я просто делаю то, что я делаю каждый день. Хотя понедельник все-таки отличается от других дней. Возможность время от времени пройтись по пустому зданию, хотя бы пересечь его – это большая радость всегда. Когда хочешь как-то перевести стрелки внутри себя, возможность выйти из кабинета и пойти в обычно наполненные людьми залы, когда они пустые… это создает ощущение воздуха внутри. Ощущение, к которому мы так стремимся. Поэтому, все-таки, понедельник – хороший день.

– Снятся ли вам сны про музей? Расскажите.

– Да, к сожалению. (смеясь) Я люблю другие сны. Потому что невозможно находиться в одном и том же месте и днем, и ночью. Рассказывать сны не люблю, это какие-то девичьи радости. Тем более, их невозможно пересказать совершенно. Сновидение – это такая штука, которую не перескажешь.

– Про что вы бы рассказывали посетителям, если бы участвовали в «я покажу тебе музей» в детстве?

– В детстве все любят одни и те же вещи, к счастью. Про что-нибудь, связанное с древним миром. Про Египет. Это ясно совершенно, это самое завораживающее из того, что у нас есть. Потому что создает атмосферу, какое-то волшебное осознание жизни вокруг тебя, потому что будит воображение. В детстве все обожают все совершенно загадочное – а что может быть загадочнее этих вещей?

– А если бы участвовали сейчас?

– Если бы я участвовала сейчас? Хочу сказать вам страшную вещь: я вообще не коллективное существо. Я бы не участвовала (смеется).

– Инсталляция «кабинет директора» – это пространство в первую очередь для вас? Или вы изначально понимали, что вы хотите пустить сюда людей и показать им музей изнутри – и себя отчасти?

– Я не хотела им показывать музей изнутри. Это абсолютно четко сформулированный месседж. Речь идет о двух сущностях: о директоре и о человеке. Это очень важно понимать. Когда я это делала, я, безусловно, не думала о себе. Я думала о других людях, месседж всегда адресуется кому-то. Я и так все понимаю. Но мне было очень интересно это делать, я правда не чувствую себя традиционным директором, и чувствую, что для музея это очень полезно. Шубу надо проветривать, и перелицовывать какие-то вещи, превращать их во что-то новое. Это очень полезно для всех – и для человека, и для музея. Все должно обязательно меняться, изменения говорят о том, что жизнь продолжается. Это единственный симптом. Нет ничего хуже неизменений – пишем в одно слово. Неизменений, нежелания меняться, потому что все как бы и так очень хорошо. Так человек всегда сам себя обманывает – когда ему жаль расставаться с памятью, или когда ему просто лень совершать какие-то действия. Я сама легко могу себя обмануть – просто не хочется.

Все может быть: любое изменение, любая игра. любое мнение, любой взгляд – это чья-то интерпретация. Хочу даже сказать такую вещь, может, непедагогическую: ваши любимые преподаватели – это тоже люди, которые интерпретируют. Самое главное – не идти вслед за чужой интерпретацией, даже очень любимого и уважаемого человека. Попытаться сделать то, что сделала я: отделить себя слушающих, себя воспринимающих, себя-учеников – от себя самих. Вы – это вы.

Вы – отдельные люди, совершенно отдельные, имеющие право на любую интерпретацию, на собственное мнение. Лучшие из нас работают именно на это – на то, чтобы вы были самостоятельны в своем мнении. Это очень важно. Надо сохранять в себе ощущение воздуха в себе, чтобы этот воздух позволял вам оставаться самими собой.

Музей уйдет когда-то из вашей жизни. В том тотальном смысле, в каком он сейчас присутствует. Сейчас его очень много в вас, как и во мне. Поэтому нам снятся сны про музей, мы сюда хотим вернуться. Друзья из музея, все эти вещи, которые нам кажутся такими важными: кто на кого похож, какие потолки, какие двери, кто когда пришел, где что скрипнуло. Этот волшебный мир, он как бы постепенно растворится, и вашу жизнь заполнит мир значительно более широкий, чем мир музея.

Поэтому этот воздух внутри так необходим. Мне кажется, так. Наверху, на втором этаже, эта формула и осуществлена.

– А можно подняться?

– Да, поднимайтесь.

Подписывайтесь на телеграм-канал Пушкинского музея: https://t.me/theartsmuseum