Интервью с астрофизиком Сергеем Поповым. Часть 2.
https://t.me/mycosmosСсылка на 1-ю часть: https://t.me/mycosmos/1158
— А если сократить масштаб поисков до размеров солнечной системы, какие будут перспективы?
— Перспективы обнаружения жизни в Солнечной системе все время смещаются. Двести лет назад говорили про жителей Луны, потому что она близко. Затем в центре внимания оказался Марс, а потом долгое время номером один была Европа — спутник Юпитера. Мы знаем, что у нее есть ледяная корка, и предполагаем, что под этим льдом есть водяной океан. Но эта корка очень толстая и покрывает собой абсолютно все, поэтому есть ли там океан или нет — мы точно не знаем. Исследование Европы — задача довольно сложная. Для ее осуществления необходимо отправить на спутник буровую установку. Эта миссия — не из области научной фантастики и технологически осуществима, но будет очень дорогой.
Сейчас тело номер один в солнечной системе — Энцелад, спутник Сатурна. Там мы видим водяные гейзеры. Это совершенно потрясающее зрелище — край спутника, и оттуда бьют струи воды. Там не надо ничего бурить, туда надо прилететь со стаканом и взять эту воду. Удивительно даже, почему это не является жестким приоритетом космических агентств. Но, к сожалению, это факт — нет ни одной детально проработанной миссии ни у европейцев, ни у американцев, ни тем более у нас. Наверное, это сейчас лучшая мишень. К тому же, совсем недавно нашлось подтверждение того, что Энцелад обладает глобальным океаном, это резко повышает шансы на то, что там есть жизнь. Но думать о том, что в этом океане какие-то разумные дельфины плавают, я бы не стал. Вряд ли там есть высокоорганизованные, пусть и неразумные существа, поэтому мы говорим о жизни в самой простейшей форме, на уровне бактерий и сине-зеленых водорослей.
— Помимо экзопланет, большим полем исследований для астрофизики являются черные дыры. Немногие знают, что наличие черных дыр — это не научно доказанный факт. Вы говорите, что к 2016 году эта проблема будет решена?
— На самом деле, это преувеличение. Черная дыра, по определению такой хитрый объект, что прямо вот доказать-доказать что-то здесь будет очень тяжело. Пожалуй, даже невозможно для удаленного наблюдателя. Мы всегда находимся в ситуации, когда есть объект, природу которого мы не знаем достоверно и строим разные гипотезы.
Представим, что есть такое свойство — чернодырность, и мы все лучше и лучше изучаем его, находя аргументы в пользу каких-то гипотез. И вот, обнаружение гравитационных волн сливающихся черных дыр заведомо и на долгое время убьет все альтернативные теории и даст сильные, но не прямые подтверждения существования черных дыр.
С астрофизической точки зрения, это будет открытие, которое мы не можем потрогать руками. Но для хардкорных физиков, которым все надо потрогать, останется возможность для создания какой-нибудь теории с помощью какой-нибудь новой физики, где удастся объяснить наблюдения без черных дыр. Но сейчас серьезные специалисты не видят таких разумных путей, и поэтому никто серьезно не верит, что у этого действительно есть какие-то перспективы. Выглядит все очень убедительно — как подтверждение существования черных дыр.
— Вы специализируетесь на нейтронных звездах, почему именно они и что вы стремитесь в этом направлении достичь?
— В детстве я прочел книжку Павла Амнуэля «Небо в рентгеновских лучах». Тогда ог был астрофизиком, начинавшим писать фантастику, а сейчас известен в основном как писатель-фантаст. Эта книжка меня сильно заинтересовала и я понял, что нейтронные звезды — действительно очень интересный объект. Это, конечно, немножко отражает тенденции тех лет и какое-то психологическое нежелание заниматься мейнстримом. Мне никогда не хотелось заниматься тем, чем занимаются все вокруг, например, гамма-всплесками или космологией.
Потом, когда я уже поступил на астрономическое отделение, я очень правильно выбрал научного руководителя — Владимира Липунова, который тоже занимался нейтронными звездами и писал книжки. Де-факто, начав профессионально этим заниматься, я все больше убеждался, что это очень интересная и перспективная область. Это объекты с интересной физикой и интересной астрофизикой, что не всегда сочетается. То есть экзопланеты — они астрофизически очень интересны, непонятно, как они образовывались, но никакой новой физики там нет. В какой-нибудькосмологии ранней Вселенной есть фантастически интересная новая физика, которую можно обсуждать, и нет никаких наблюдений. А нейтронные звезды — такая очень хорошая комбинация одного и другого.
- Вещество нейтронной звезды — самая плотная форма материи
- Изучая гравитационные волны от столкновений двух черных дыр, ученые надеются доказать их существование
- «Кеплер» — астрономический спутник НАСА для поиска экзопланет. Открыл 132 планеты, но в начале мая этого года вышел из строя
- Последняя из найденных экзопланет Kepler 69c — самая маленькая планета в зоне обитаемости звезды солнечного типа с периодом обращения 242 дня
- Европа, спутник Юпитера. Есть надежда, что под верхней ледяной коркой находится достаточно большой объем воды
- Энцелад, спутник Сатурна — только на нем в Солнечной системе обнаружены жидкая вода, углерод и азот в форме аммиака
- Вещество нейтронной звезды — самая плотная форма материи
- Изучая гравитационные волны от столкновений двух черных дыр, ученые надеются доказать их существование
— Из современной школы ушла астрономия — как вы к этому относитесь?
— Меня коллеги не любят за то, что я не считаю это чем-то страшным. Безусловно, было бы хорошо, если бы она никуда не уходила. Но я, в отличие от них, восемь лет преподавал в школе, и понимаю, что невозможно сделать в школе предмет, который преподается один час в выпускном классе. Он невозможен с точки зрения подготовки учителей, формирования расписания и мотивации учащихся. Это должен быть курс, который содержит хотя бы пять–шесть недельных часов.
С другой стороны, мы говорили, что астрономия сейчас — лицо науки, и ее необходимо использовать. Есть огромное количество вещей в физике, которые лучше описываются примерами из астрономии. Это сногсшибательно красивая наука, которую можно максимально использовать в физике. Может быть, другим наукам надо понять, что это прекрасный инструмент и ресурс. Поэтому астрономию нужно очень правильно инкорпорировать, на мой взгляд, во все эти курсы, а для гуманитариев сделать даже вместо курса физики. А вообще, задумайтесь — вся наша страна живет на геологии, и нет никакого школьного курса геологии, а нефтянка и никель прекрасно добываются, и это никому не мешает.
— В США и Европе в области астрономии функционирует множество разных любительских инициатив. Например, Planet Hunters — энтузиасты, разыскивающие экзопланеты. Вы как-то контактируете с подобными сообществами в своей работе и есть ли подобные примеры в России?
— Все эти инициативы появились, развились и существуют в рамках американской науки, где работа в условиях близкого контакта с обществом выгодна и оправдана. В Штатах немыслимо, если к ученому придет вменяемый журналист и начнет что-то спрашивать, а тот просто скажет: «Нет времени объяснять». Это невозможно, но не потому, что все так построено и принято, а потому что это работает в плюс науке.
Опять же возвращаясь к любимой «Теории Большого взрыва», когда Раджеш оказался на обложке журнала, вокруг него был постоянный ажиотаж. У нас же человек в МГУ, получивший в прошлом году премию «Просветитель», сидит под разваливающимся потолком, и ноутбук ему подарили на день рождения, а не купили за счет университета. И дело не только в том, что все криво, а еще и в том, что реально нет никакой обратной связи. У нас так выстроена система, что бессмысленно апеллировать к обществу. Я имею в виду, что в рамках какого-нибудь американского факультета, мне было бы страшно интересно заниматься проектом типа Planet Hunters. Это давало бы большой ресурс и для своих исследований. К тому же, есть задачи, которые удобнее решать всем миром, например, распределенные вычислениями. Я пытался с коллегами придумать задачи, решение которых помогло бы нам, но у нас быстро это не получилось. Нет у нас стимула активно заниматься такими вещами, потому что мы не станем от этого лучше проводить свои исследования. У кого-то этот стимул есть, поэтому существуют и российские проекты, вроде boinc.ru, которые работают с распределенными вычислениями. Есть серьезные научные задачи, которые требуют и такого участия. Так что, в общем, я думаю, что эта штука как-то будет развиваться.