Интервью с Марком Беловым

9-11 сентября в Санкт-Петербурге пройдут муниципальные довыборы. Мы взяли интервью у Марка Белова, сторонника РСД, который выдвинулся на выборы в 25 избирательном округе МО Светлановское, собрал подписи, однако ему было отказано в регистрации. Поговорили с Марком об этой муниципальной кампании, политической жизни в современной России, этичности участия в выборах после 24 февраля и борьбе за реполитизацию.

— Расскажи, когда ты начал интересоваться политикой и участвовать в ней? 

 — Наверное, первое осознание того, что политическое — нечто важное и большое, пришло ко мне летом 2019 года. Я тогда был в археологической экспедиции на острове. Намеренно отрезал себя от доступа к интернету и технике, взял кнопочный телефон. И вот, в один из дней нам привозят газету, в которой на первой полосе фотографии митингов в Москве, начавшихся из-за недопуска независимых кандидатов и нарушений на выборах в Мосгордуму.

 Не могу утверждать, что на тот момент я был сильно включен в политическую жизнь, как и нельзя сказать, что совсем не интересовался этим. Политика была в области видения, но где-то на периферии. Но даже простые фотографии такого большого количества людей что-то всколыхнули. 

 Сегодня у меня уже нет сомнений, что политика настигает тебя всегда и везде. Будь ты на острове, в деревне или кофейне в центре города. У меня есть хороший пример на этот счет. После 24 февраля один мой друг сказал, что только сейчас начал открывать для себя фамилии официальных лиц государства. «Я никогда не лез в это дерьмо» — пояснил он. Но, видимо, даже если сам не мараешь руки, то дерьмо рано или поздно полезет на тебя. 

 Что касается активного участия в политике, то, думаю, оно началось после того, как я стал помощником Виталия Боваря — муниципального депутата Владимирского округа. В этом качестве я начал заниматься, если можно выразиться, работой по профессии: правозащитой и общением с органами государственной власти. 

— Почему решил принять участие в муниципальных довыборах?

 — Я считаю, что, совершив однажды осознанное политическое действие, ты не можешь не продолжать действовать дальше, если не хочешь предать ценности, в которые веришь. Как продолжать действовать, даже в таких обстоятельствах, каждый решает для себя сам.

 Я очень благодарен Виталию за организацию штаба и возможность испытать свои силы. К сожалению, мы не были поддержаны какой-либо организованной оппозиционной или независимой структурой города, но это сделало нас только сильнее. 

— Почему ты считаешь, что участвовать в выборах в современной России даже после 24 февраля имеет смысл? Ведь есть же альтернативные точки зрения. Кто-то говорит, что это бесполезно, потому что политическое поле тотально зачищено. А кто-то просто считает, что выдвигаться сейчас — просто неэтично, потому что равносильно соучастию.  

— В ситуации, когда политическое поле практически выжжено, необходимо продолжать сажать ростки. У нашего поколения, не было времени, чтобы прийти в политику из бизнеса, образования или других сфер. У многих просто нет ни подушки безопасности, чтобы уехать и пытаться что-то делать за рубежом, ни политического и социального капиталов, чтобы сделать громкое заявление и сесть за это, ведь такой поступок не будет иметь никакого влияния. Люди, которые продолжают выходить в пикеты и рисковать свободой и здоровьем, делать громкие заявления, несомненно, герои. Однако, необходимо понимать, что разорвать ткань повседневности могу только поступки деятелей с большим политическим капиталом, или резонансные случаи уголовного преследования, как дело Саши Скочиленко. Но лучше бы таких дел не было.

Я откровенно не понимаю тех людей, кто уехал и продолжает винить оставшихся. Мне также совершенно не ясно, о какой легитимации действующего режима может идти речь, когда мы говорим о независимых кандидатах? Такие обвинения уместны лишь в сторону тех, кто продолжает сотрудничать с партиями типа КПРФ или СР, хотя наилучшим вариантом для оппозиции в этих структурах был бы коллективный исход.

Если такой поступок легитимация власти, то почему независимых кандидатов в Москве преследуют, а в случае Петербурга просто не регистрируют? Кроме того, и там, и здесь кандидаты и штабы четко артикулируют свою пацифистскую позицию. Я согласен с Миленой Беляковой, кандидаткой из Москвы, у которой РСД уже брало интервью. «Выдвижение в депутаты — это очень активная форма протеста». Конечно, можно пуститься в спор, а есть ли смысл говорить о лавочках после 24 февраля. Но ведь очевидно, что речь вовсе не лавочках. Это работа с людьми, на земле. Откровенно говоря, от общения с людьми о лавочках и проблемах округа, куда больше пользы чем от очередного твита или поста в фэйсбуке.

Взять, к примеру, животрепещущую сейчас в Петербурге тему комплексного развития территорий или реновацию. У людей каким-то необыкновенным образом укладываются в голове две разнонаправленные линии. Они прямо говорят: «Беглов и ЕдРо вставляют нож в спину, пока Путин не видит, надо ему сказать», и на аватарках известные сегодня литеры. И вот с такими людьми надо продолжать работать, объяснять, что, нет, это все делают одни и те же люди, а поэтому нельзя поддерживать одно и не соглашаться с другим. Это работает при демократии, а не при авторитаризме. 

Борьба сейчас ведется за реполитизацию. И будущее России, конечно, зависит от тех, кто решил остаться. Если все будет хорошо, то именно эти люди будут строить новый мир.  

— Расскажи подробнее о своей муниципальной кампании. Почему ты решил собирать подписи?   

 — Варианта не собирать подписи просто не было. Если ты самовыдвиженец, то процесс сбора подписей в поддержку своего выдвижения обязателен.

— А преодолим ли вообще подписной барьер?

 — Барьер преодолим, но сбор подписей нельзя назвать легким предприятием. Люди в принципе не против оставить подпись, но сразу отказываются, когда слышат о необходимости оставить паспортные данные. Некоторые просто не верят в возможность избрания независимого кандидата и в возможность изменений. Одна женщина посоветовала пойти на завод, а не сидеть на грантах. На вопрос, какие гранты она имеет в виду, ответила: «Вы же не бесплатно это делаете». Из этого я делаю вывод, что публичная сфера на данный момент полностью дискредитирована. 

— Что ты имеешь в виду? 

 — По этому поводу в целом все уже сказал социолог Григорий Юдин.  Атомизация привела к тому, что публичная сфера как место солидарного действия не воспринимается вообще никак. Есть какие-то люди, которые страной рулят и не подпускают никого к общаку. Нам остаётся лишь сидеть и на что-то надеяться, но в большей степени на себя. Людям верить просто не во что, а ведь именно вера (не обязательно религиозная) во многом объединяет и создаёт коллектив.

— Ты говорил уже про политический и социальный капитал. Так все же есть ли у человека без социального и экономического капитала возможность избраться в современной России?

 — Возможность есть. Главная сложность, конечно, бюрократического характера. А люди, если вы действительно готовы отстаивать их интересы, видят это. Бывало, что перед тем, как получить подпись, я минут 30 просто общался. Это не всегда просто, но избиратель должен увидеть в вас надежду на изменения. Без этого вы будете очередным проходимцем. 

Что касается экономического капитала, когда мы только начали нашу муниципальную кампанию, нас поддержало большое количество людей. Этого хватило на различные организационные расходы, поэтому даже без крупных спонсоров солидарность способна изменять ситуацию.

— Почему ты решил не требовать своей регистрации через суд и что планируешь делать дальше? 

 — Надо признать, что случились ошибки, которые было либо невозможно оспорить, либо очень тяжело. Поскольку я юрист по образованию, мы решили, что я сосредоточусь на работе по оспариванию решений об отказе другим кандидатам нашего штаба.

— А что ты планируешь делать дальше?

 — Я не уверен, что у меня будет возможность заниматься политикой в прямом смысле далее. Это связано, во-первых, с некоторыми личными обстоятельствами. Во-вторых, в последнее время меня косит в сторону пессимизма. Дело не в том, что теперь остается только сесть (в тюрьму), а дело в том, что с прохождением выборов постепенно исчезают легальные и относительно безопасные способы борьбы. Однако я не планирую полностью уходить из политической жизни и продолжу заниматься юридическим активизмом. И, конечно, разговаривать с людьми.