Интервью с Иваном Лужковым - о новом альбоме, Челябинске и Ариэле Пинке
Родной звукИван Лужков, певец и автор песен из Челябинска, записывает и выпускает музыку еще с начала 2010-х. Тогда он работал под псевдонимом Никита Прокопьев. Его называли одним из представителей “новых тихих” — молодого поколения авторов-исполнителей, обновивших язык бардовской песни.
В 2021-м музыкант выпустил первый, после большого перерыва, релиз под собственным именем — “Продавец облаков”, записанный с профессиональными музыкантами и под продюсерским надзором Александра Зайцева (“Елочные Игрушки”). Недавно вышел новый альбом Ивана Лужкова — “Человек из Сан-Франциско”, над которым он работал вместе с Евгением Горбуновым (“ГШ”, “Интурист”).
Журналист Денис Бояринов поговорил с Иваном Лужковым о моментах славы, Борисе Гребенщикове, среде в Челябинске и об облаках.
Раньше ты записывал музыку под псевдонимом Никита Прокопьев. Теперь — под собственным именем Иван Лужков. Это продолжение старого или новый проект?
Я подумал, что нужно подходить более осознанно и ответственно к занятию музыкой. Поэтому никаких нет проблем, чтобы выпускать ее под собственным именем. Никиту Прокопьева я бы вряд ли рекомендовал кому-нибудь послушать, а Ивана Лужкова я могу и заказчикам по своей основной работе показать: вот, пожалуйста, можете послушать и купить.
Песни Никиты Прокопьева тоже многим нравились. У него есть страница на Rate Your Music.
Да, когда я в начале 2010-х записал один из первых своих релизов, “Счастье”, у меня была история с Ариэлем Пинком и группой Puro Instinct. Ты помнишь, была такая группа Puro Instinct?
Да-да, помню. Ее Ариэль Пинк и продвигал. А что за история?
Это было такое интересное время, когда социальные сети стали активно развиваться, появился MySpace. Я, мне кажется, тогда еще и Ариэля Пинка не знал, мне показали, что есть клевая группа Puro Instinct и я через MySpace послал им “Счастье”, а они так прокачались с него. “Ого, чувак, так клево вообще. Приезжай в Лос-Анджелес”! Такое было время тогда, когда казалось, что все рядом. И Facebook* тогда в России только набирал популярность. Я еще куда-то показал “Счастье”, и альбом проник в какие-то круги, которые стали писать, что вот, блин, класс. Почему-то все стали думать, что это крутая музыка.
Потому что за рубежом похвалили, в России это очень важно всегда. Я прекрасно помню эти времена. Это был первый момент славы для Никиты Прокопьева?
Да, а потом пошла тема с Шуриком Горбачевым. Хм, почему с Шуриком, я его никогда так не называл, просто все его называют Шуриком, а я-то его всегда называл Александром. Так вот, когда он начал делать “Среды Горбачева”, про меня написали и позвали выступать в Москву.
Ты выступал на “Средах”?
В «Китайском летчике». Причем, забавно, что мне было не с кем поехать, А у меня был однокурсник Гоша Мишнев, я говорю: "поехали — съездим, выступим". Он говорит: "поехали, сыграем там, условно, 10 твоих песен и 6 моих". В частности, это стало первым выступлением первого состава небезызвестной группы “Монти Механик”.
Шурик писал на примере Никиты Прокопьева о “новых тихих”: что, мол, есть такие музыканты, которые не стремятся к прорыву, поют и играют для себя. А тогда возникло ощущение, что появилось новое поколение музыкантов, которые сейчас всех порвут и выйдут на стадионы, а мы, журналисты, им поможем, чем можем. Чем все это закончилось, мы представляем. Но про “новых тихих” сообщалось, что вы не рветесь на стадионы, и для вас главное — некая гармоничность существования. Как тебе нравилась эта оценка тогда и как ты к ней относишься сейчас?
Тогда я к ней относился более скептически, чем сейчас. Постфактум легче объяснить все через какую-то концепцию. Я тут недавно купил книжку “Новая критика” — вот читаешь в ней про “новых тихих” и кажется, что все логично и стройно. Там “новые тихие” складно увязываются с Саввой Розановым, условно говоря, или там с группой “Песни Зари”. Пишут, что эти музыканты движутся или двигались в русле, проложенном “новыми тихими”. И, если захотеть проследить эту связь, то она вполне прослеживается.
Если Ивана Лужкова назовут “новым тихим” (а эта формулировка неизбежно будет всплывать), тебе это понравится?
Мне кажется, сейчас все лениться стали: никто не хочет придумывать что-то заново — проще забить в интернет и посмотреть, как это маркировалось раньше. Ну и для меня, по большому счету, ничего и не изменилось. Если говорить об отсутствии амбиций и нежелании выходить на большие площадки, слушай, мне в 39 лет вообще странно было бы об этом думать. Да и сейчас: какие вообще большие площадки? Так что сейчас я в большей степени “новый тихий”, чем раньше. Насколько я помню, “новые тихие” описывались как что-то близкое к бардовской музыке, да? Типа чуваки днем ходят на работу, а вечером в субботу идут выступать в клуб и поют под гитару.
Да, нечто вроде более модного аналога КСП. Там еще был важный критерий направленности творчества внутрь. Мол, что песни “новых тихих” — это сугубо рефлексия, попытка описать движения собственной души. Это справедливо для тебя нынешнего?
Надо начать с того, что, в отличии от моих коллег, меня никогда слово “бард” не обижало. Я не считал, что это что-то плохое. Но в десятые это считалось чем-то “кринжовым”, хотя слова такого тогда не было. А по поводу направленности песен — из того, что я слушал и слышал, мало, что имеет направленность “вовне”. Я даже затрудняюсь такую музыку вспомнить — это типа группа Shortparis, что ли?
Кстати, Shortparis — хороший пример “песен вовне”.
Это совсем не моя чашка чая.
Мы плавно перешли к кругу твоих музыкальных героев. Кого ты ценишь, кроме, предполагаю, Бориса Гребенщикова?*
Гребенщикова, да, конечно. Причем всю жизнь я Бориса Гребенщикова не любил. Вернее я знал его песни, но когда меня спрашивали про БГ, я говорил “не, я его не люблю”. А сейчас я его много слушаю. И мне у него нравятся, как ни странно, не вещи, которые он с “Аквариумом” записывал, а сольные работы — “Соль” и так далее. У “Аквариума” вот мне нравится альбом “Беспечный русский бродяга”. Я хотел даже купить его на виниле, но не нашел.
Про свои источники влияния могу рассказать историю. Father John Misty говорил в одном интервью, что его как-то позвали на вечеринку к Нилу Янгу. Там было очень много народу — какие-то музыканты. Father John Misty туда пошел, бродил там час, ему было скучно и он пошел на задний двор посидеть. Сидит, смотрит на костер, что ли, и тут к нему подходит какой-то дед, протягивает здоровенный косяк и говорит: “Давай покурим”. Они молча его выкурили, ничего друг другу не сказали и тут Нил Янг, а это был он, говорит “Ладно, я пошел, пора мне побыть хозяюшкой”. Это была характерная встреча Father John Misty и Нила Янга — двух моих музыкальных героев.
Первым альбомом Ивана Лужкова был “Продавец облаков” — по сути, сборник лучших песен Никиты Прокопьева, но перезаписанных с профессиональными музыкантами.
Да, но это была не очень хорошая идея. Меня предупреждали, но я не послушал.
А почему? Альбом был хороший. Его, конечно, не заметили, но это совершенно не говорит о его качестве.
То, что было в Вегасе, должно остаться в Вегасе. Множество музыкантов проходило историю с попытками что-то перезаписать. Вот, например, группа “Элен” недавно записала свои старые хиты в новом звуке. Собрались в хорошей студии, все те же самые аранжировки сыграли. Ну, звук хороший, все партии слышно, класс - в принципе-то. А потом включаешь оригинал 1990-го года: там все перегружено, шум адовый, чувак поет плюс-минус мимо нот, но это вообще все неважно — так клево! Надо было так все это оставить
Но для меня это был опыт и опыт полезный. Во время работы над этим альбомом я познакомился с Александром Зайцевым. Когда я к нему обратился, я думал, что он просто музыкант, электронщик, “Елочные игрушки” и может сделать клевый бит, нарулить клевый звук. А Саша сказал, что клевый бит он делать не будет, что ему не интересно, а гораздо интереснее посмотреть, что у нас получается и дать этому прозвучать. У Саши - очень широкий взгляд на музыку, он видит панораму. Я на музыку всегда смотрел утилитарно: вот есть мелодия, гармония и так далее. А Александр дал мне взгляд более общего плана, более художественный. Мне этого всегда не хватало. Когда ты играешь в Лос-Анджелесе или в Нью-Йорке вокруг тебя есть среда: какие-то музыканты, художники, фотографы и все они как-то вместе варятся, и интересные вещи происходят на стыках. А я в Челябинске всегда этого был лишен. Мы до сих пор с Сашей общаемся.
Продюсер твоего нового альбома “Человек из Сан-Франциско” — не менее известный музыкант Женя Горбунов. Как вы познакомились?
Мы с Женей были в друзьях на Facebook много лет, но лично не были знакомы. Но я слышал, что он – очень большой меломан, знаток и коллекционер. Я подумал интересно, что он может предложить с точки зрения своего знания поп-музыки — как он может интерпретировать мои песни. Я Жене скинул несколько своих треков и говорю: "ну может что-нибудь сделаем"? Он говорит: "давай, конечно, сделаем". И сделали.
Женя меня особо не подпускал к аранжировкам. Я поначалу пытался лезть, но он мне четко дал понять, что не надо: "я сам знаю, что делаю". Мне какие-то песни с альбома не нравились, и я говорил — "давай уберем". А он говорит: "да ты что, это же клевое", так и не убрали.
Название “Человек из Сан-Франциско” кто придумал?
Это я придумал.
Оно имеет отношение к произведению Ивана Бунина?
Честно говоря, когда я его придумал, я забыл, что у Бунина есть такой рассказ “Господин из Сан-Франциско”. Мне потом жена сказала: “Ты, правда, Бунина имел ввиду?” Я говорю: “О точно, еще же Бунин есть”. Нет, это придумалось исходя из того, что Горбунов находится далеко, и он даёт на мои песни взгляд издалека и извне. А кроме того, оно подходит к содержанию песен — я все пытался это слово не употреблять, но похоже придётся — к “нарративу” альбома. Он о передвижении, о том, когда ты откуда–то уезжаешь навсегда. Когда ты… есть хорошее ёмкое слово – убыл. Если там и есть тоска, то она такого сорта.
И, кстати, звук альбома как раз очень “калифорнийский”: можно вспомнить и Beach Boys, и того же Ариэля Пинка.
Да, там и органы, и меллотроны. Он по звуку очень “заморский” получился — там есть и West Coast, и тропикалия.
Саша Зайцев интересно писал про твой предыдущий альбом. Он сказал, что "у тебя песни отказывающегося взрослеть человека" — по крайне мере, так я это запомнил. Как мне кажется, и в “Человек из Сан-Франциско” это тоже проскальзывает.
Мне нравится афоризм, я только не знаю, кому он принадлежит: “Чем больше развито животное, тем дольше у него период детства”. Я считаю, что это правда и вообще взрослеть не надо, факт. Ничего хорошего в этом нет.
Это нам сейчас говорит владелец строительного инженерно-конструкторского бюро, в котором работают 11 человек.
Это же по необходимости, если бы была возможность как-то этого избежать, я бы избежал.
Какая из песен “Человека из Сан-Франциско” для тебя наиболее челябинская?
Хороший вопрос. Наверное, первая — “День”, где образы, которые связаны с домом. Важен там не Челябинск, а просто дом. Прямо с Челябинском вряд ли там что-то связано.
Как я понимаю, для тебя образ дома — это облака. Они в нескольких песнях фигурируют. А почему?
Ну, у нас тут кругом панельки, серый снег и люди в меховых шапках. Знаешь, как 90-е в фильмах показывают. На это смотреть не хочется, поэтому приходится смотреть на небо. Я шучу, на самом деле, не то, что не хочется: я к этому нормально отношусь, мне здесь хорошо. Помню, у меня была квартира на последнем этаже и из нее открывался вид в небо. Облака — это здорово.
Новый альбом Ивана Лужкова можно послушать по ссылке.
*признан иностранным агентом в РФ
* Facebook принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской. Ее деятельность на территории страны запрещена.