Письмо Сизифу от шахтёра из ЛНР

В угольной промышленности работаю с 1995-го года по сей день. Работаю в "лаве". [«лава» — подземная очистная горная выработка, в которой производится добыча полезных ископаемых — прим. Сизифа]

Как проходит рабочий день? Приезжает человек на наряд, получает его, переодевается, спускается в шахту, после чего у него идёт 6-ти часовая смена, согласно наряду. После этого — выезд на поверхность и человека отвозят домой транспортом предприятия. На наше предприятие возят людей за 50-70 км от места работы, соответственно дорога занимает у всех разное количество времени. Кто-то и в 4 утра встаёт, чтобы добраться, а те кто поближе к шахте — тем полегче.

Рабочий день с 8 до 14, но на наряд приезжаешь в 6:00-6:20. Переодеваешься и в 7 часов происходит опуск в шахту, а дальше — дорога до рабочего места. "Ходовые" за то, чтобы дойти от "ствола" до рабочего места основным профессиям платят. На нашем — порядка четырёх километров под землёй. Четыре километра, но автобус довозит до «ствола», потом людские вагонетки, так называемые «кареты», везут до места высадки. Оттуда — пешком 1,5-2 километра, в зависимости от того, в какую конкретную точку необходимо попасть рабочему.

На нашем предприятии «лавы» представляют собой механизированные комплексы. Механизированный конвейер на территории «лавы», комбайн. Есть конечно, и концевые операции, без этого никуда. Там ручной труд и отбойный молоток. «Подрывки» [подрывные работы – прим. Сизифа], там тоже присутствует отбойный молоток, но основная добыча угля идет за счёт работы комбайна. Угольная порода ссыпается на конвейер. Мы стараемся свести ручной труд к минимуму, но всё равно он присутствует. В нашем случае общее количество и тех, кто на поверхности, и подземных всего 1500 человек. Раньше было больше. Для понимания, сейчас 60 % подземных профессий: проходчики, «грозы» [ГРОЗ – горнорабочий очистного забоя, прим. Сизифа] — служат в армии.

Объем добычи угля зависит от горно-геологических условий предприятия. Считается, нормальная шахта, которая ссыпает 1000 тонн в сутки, сможет свести концы с концами, скажем так. Наше предприятие, в свое время ссыпало до 3 тыс. тонн в сутки, сейчас меньше — около 2 тыс.

Интересно, когда приходит новая техника, интересно с ней разобраться. Самое сложное — это когда старая техника ломается и ее надо отремонтировать. В нашем регионе, с 2014-го года, даже с 2012-го года, нового ничего не завозилось. Все работают на том оборудовании, что было куплено и установлено до 2012-го года, проводится кап. ремонт, пока есть заводы, которые ещё могут отремонтировать наше оборудование. С переходом на новые рельсы будем смотреть, что дальше.

В наших регионах предприятия были и в частных руках, и в государственных. Гос. предприятия более запущены, те предприятия, которые были в частных руках — более-менее, скажем так. В своё время, государство отдало более прибыльные предприятия в частные руки, а у себя оставило не настолько перспективные. Так и пошло: более прибыльные взяли в оборот, развивали всё, от охраны труда, заканчивая новым оборудованием. Например, это шахты Рината Ахметова -- "Метинвест", ДТЭК. Государство же выделяло ровно столько средств, сколько необходимо для поддержания производства, чтобы оно не останавливалось.

По маркам угля эти производства тоже отличаются. Название марки может быть одинаковым, но по влажности, зольности они отличаются. В нашем регионе это антрацит, коксующиеся и угли марки «Г». Антрациты больше всего ценятся. Марка «Г» — это так называемый энергетический уголь, который используется на электростанциях. Марка «Ж» — это химическая промышленность. На государственных шахтах преобладает уголь марки "Г" Антрацит и коксующие угли были, в основном, у частных компаний. Они пытались сделать замкнутый цикл производства, чтобы всё, начиная от добычи сырья, заканчивая производством металла — всё было в руках Рината Ахметова.

Самые благополучные годы для шахт — это 2004-2005 года и до 2012-го года, может даже, до 2010-го. 5-6 лет зарплаты не задерживались и выплачивались, зарплаты были достойные. В 90-х–00-х — могла быть задержка до 3-4 месяцев. В 2010-м — месяц, полтора. Тут вопрос остро не стоял с задержкой, он стоял в регулярности выплат. Пусть она шла с задержкой, но раз в месяц выплачивалось всё в полном объёме. Но когда были периоды, что деньги не выплачивались или выплачивались частями, тогда это сказывалось на настроении людей. Но, как таковых, забастовок не было. На профсоюзных собраниях высказывались, писали письма...

Иногда, скажем так, "бунты", останавливали работу на смену, на три смены, на сутки. После чего руководство решало, или сразу выплачивали или договаривались о какой-то реструктуризации. Это всегда эффективно. Угольная отрасль не может простаивать. Если постоишь, то неизвестно куда вернешься, сказывается влияние геологических условий, воды.

Например, известная забастовка на Комсомольской шахте проходила когда предприятия переходили из одного подчинения в другое, в период с 2016-го по 2017-й год. Эта проблема была не только на Комсомольской шахте, это была боль всего региона. Предприятие не выплачивало зарплату, были огромные "ямы", но на данном этапе все выплачено по суду.

Администрация информацию о забастовке не даёт, всё это пытаются скрыть. Это связано и с военной ситуацией, и люди сильно не хотят высовываться, потому что рискуют очень многим.

На одном моём предприятии, где все предприятия соединялись в объединение, были независимые профсоюзы, отдельно от тех, которые уже были на предприятии и входили в областной профсоюз. Независимые профсоюзы чаще, конечно, подымали людей. Но иной раз люди сами вставали, а потом уже подтягивались профсоюзы.

По зарплатам, если так усреднить, по нашему предприятию где-то 35 тысяч получится, конечно, ГРОЗы будут получать больше, а на поверхности до 25 тысяч. Переработки существуют, это всё оплачивается, согласно договору, который сейчас адаптирован под РФ. Но всё зависит от человека, если заявляет, что ему нужна оплата, там ещё посмотрят, но, в основном, угольная промышленность военизированная и всё управление должно быть оперативным, поэтому ИТР находится на предприятии постоянно [ИТР — инженерно-технический работник — прим. Сизифа].

Главным документом на шахтах является "Правила безопасности в угольных шахтах" — без этого работать нельзя, это была неотъемлемая часть, которую работодатель вынужден исполнять. Фактически требования техники безопасности раньше в Украине и сейчас в ЛДНР ничем не отличаются, только может формулировками, а так, проблематика везде выражена одна и та же. Опять же, если вернуться к 2012 году, гос. предприятие насколько могло, выделяло деньги, а на тех предприятиях, что находятся в частных руках, это было поставлено на высокий уровень. Спрос был с рабочих за невыполнение условий техники безопасности. Это было даже своеобразным рычагом давления на людей.

На моей памяти и смертельные случаи случались, и крупные простои случались из-за механизмов. Обычно это — человеческий фактор, люди или молодые погибают, которые ничего не знают, или те, кто отработали уже, и считают, что им всё может сойти с рук, случайностей мало. Всё это следствие халатности или незнания. Травмы из-за недостатка экипировки запросто случаются. Если рукавиц нет, плохие ботинки или роба.

На данном историческом этапе людей на приём, как таковых, нет. Потому что все люди сейчас, кто служит, кто выехал. Притока нет, молодежь работает та, что пришла до 2012 года. Новые не приходят, потому что и учебные заведения, которые были, позакрывали за эти 8 лет, никого нет. Скажем так, престижности такой нет, за эти 8 лет оно всё опустилось, люди не хотят работать под землей и считают, что можно заработать и на поверхности.

Сейчас закрылось много шахт в регионе. Те, кто работал на этих шахтах — устроились туда, где осталось хоть что-то. Кто не смог — те выехали и работают вахтовым методом, как большинство людей. Тяжело психологически из-за ситуации. Что касается условий труда — снабжение идёт не в полном объёме, оборудования нового нет. Ну, и понятно, что социальных вопросов хватает, не всё решается. Если в том году предприятие добывало одну цифру угля, то сейчас из-за большого количества мобилизованных, эта сумма уменьшилась в 3 раза. Соответственно, предприятие еле сводит концы с концами, и, в первую очередь, стоит вопрос о выплате зарплаты, а потом уже всё остальное.

Цены на уголь, который покупало государство, оно же и регулировало. И они могли позволить себе занижать цену по своему усмотрению. Полной схемы мы не знаем, но, по большому счету, предприятие добывает уголь, выдает его на электростанцию, энергетическая компания продает электроэнергию, и оплата идёт в другую сторону, на внешний рынок. Последние 8 лет добыча угля не останавливалась, заключались контракты, компании продавали уголь. Раньше был "Центруголь", который объединял шахты Луганска и окрестностей, а "Внешторгсервис" шахты забрал ДТЭК-овские и "Метинвест". А потом же в 2020-м году всё это объединили в одно предприятие, которое стало "Востокуглем" и сейчас владеет всем.

Сейчас мы только приближаемся к требованиям и нормам, как в РФ, всё равно живем больше по украинским меркам, по украинским законам. Только сейчас всё внедряется, ценовая политика другая, система закупок. Для меня ещё много нового, конкретно даже не знаю.

В 2014-м шахтёры отреагировали на события, как и основная масса населения. Кто-то остался, кто-то уехал. Те шахты, которые тогда остались на передовой, там основная масса людей уехала. Всем надо кормить семьи, те кто оставались откачивали воду, берегли шахту, потом пытались восстанавливать. Какие-то получилось восстановить, какие-то — пришлось закрыть. На работе это обсуждалось, как и везде, на любом предприятии. Одни были "за", другие — "против", но таких масштабных дискуссий не собиралось, каждый варился сам по себе.

Единства не было. Никто не собирался, никто ни за что не агитировал, каждый человек со своей точкой зрения понимал, либо он остаётся здесь, либо он уезжает в РФ, либо он едет на Украину.

В 2014 ещё, когда еще только в Славянске всё было, пытались приезжать сюда агитировать. Хоть ещё границ не было, но было уже всё сложно. В то время, основная масса людей, не скажу, что все, но основная, хотели оставить тот строй, строй существования, и ту страну, какой была Украина образца 2012–2013-го года. Хотели, чтобы всего этого не было, да и никто не верил, что такое может начаться.

На предприятии последние два года такие вопросы почти не поднимаются. О политике не говорим. Помимо предприятия, люди живут в социуме, каждый делает выбор. На референдуме, вроде, не было такого давления, как на выборах при Украине, кто ходил голосовать, кто не ходил, делали свой выбор.

Мы видим как "эффективные собственники" не эффективно распоряжались активами, банкротили шахты, которые, в принципе, могут существовать, и видели, к чему это вообще приводит. Что если бы производством управляли рабочие? Я не против управлять. Но вот проблема сбыта, как наладить сбыт? В текущей рыночной системе это невозможно. При плановом распределении, когда кто-то, куда-то, кому-то должен поставить — да. А сейчас — это коммерческие рельсы, надо найти куда этот уголь вообще сбыть. Опять же — конкуренция, цена на уголь. Уголь на карьерах — у него себестоимость минимальная, а вот уголь, который надо поднять минимум на 500 метров, это уже будет довольно большая себестоимость. Вот и получает не конкурентно. Смысл его добывать, если цена на уголь с карьера низкая. Как-то так.