ИНТЕРВЬЮ: "Уехать на какое-то время из России было для меня превентивным шагом"

1. Здравствуйте, Алексей! Расскажите, пожалуйста, откуда вы. Как вам жилось там, откуда вы родом?

Я из Воронежа, который находится в 500 км от Москвы. С 1993 года занимался там общественной деятельностью. Сначала по природозащитной тематике: всего в 45 км от Воронежа находится одна из первых советских атомных электростанций. Позже я переключился на правозащитные инициативы, отстаивал свободу собраний и объединений, был создателем проекта Article20.org. Параллельно я преподавал в вузе, но ушёл оттуда из-за низких ставок и конфликта с руководством.

2. Что вас связывало с Германией, пока вы там еще не побывали?

Ничего. Язык я учил английский. Родственников в Германии у меня нет. И вообще, как пел Высоцкий, «только русские в родне, если кто и влез ко мне, только что татарин». С немцами никак связан не был. Правда, еще в 1990-е годы я хорошо знал, что в Германии сильна партия Зёленых. Немецкая партия Зелёных – самая известная в мире, одна из самых прогрессивных, и я ей симпатизировал.

3. Как и когда вы впервые оказались в Германии? Какие впечатление остались от этого посещения?

Надо вспомнить ещё. Трудно ответить, в каком городе я впервые побывал. Это было на сто процентов связано с моими тогдашними увлечениями всякими левыми идеями. И, наверное, впервые я оказался в Германии как раз по приглашению одной такой организации. Дайте подумать… Это было в 1999 году, и это был Кёльн. Я приехал на длительное время и сразу погрузился в социально-политическую активность. Было очень интенсивно, в то лето проходил саммит Евросоюза, где мы представляли нашу организацию, а также саммит Большой Восьмёрки, и вокруг них ещё функционировали всякие альтернативные площадки. К тому же, на то же время выпал Cristopher Street Day (ежегодный гей-парад, который проходит в Берлине и Кёльне. – прим. @ruplusde). Хотя я изначально находился в прогрессивной тусовке, на ещё вчера советского человека такие мероприятия, конечно, производят сильное впечатление. Cristopher Street Day утвердил меня во мнении, что России ещё очень далеко до Европы.

Так как это была пора международных саммитов, у меня сложилось превратное впечатление, будто все в Германии говорят по-английски. За всё лето я встретил только одного человека, который не говорил по-английски. Были еще, правда, турки, которые говорили по-немецки и не знали английского, но я это тогда объяснил себе тем, что они уже выучили один иностранный язык – немецкий, им хватает.

В общем, с тех пор остались воспоминания, которые потом перекрыл новый опыт жизни в Германии. Но я верно запомнил, что по воскресеньям в Германии не работают магазины.

4. Как получилось, что вы решили переехать в Германию? Как вам это (у)далось?

Когда мы выезжали в Германию, мы не планировали уезжать из России надолго. Это стандарт для людей, которые в срочном порядке выезжают, думая, что вот сейчас уедем, обострение пройдет — и вернёмся. Во многих случаях обострение не проходит.

В 2012 году в Воронеже мы столкнулись с несколькими сюжетами. Первым были анонимные угрозы, поступавшие в адрес меня, моей жены и наших детей. По нашей версии, это было связано с деятельностью жены. Она правозащитный адвокат, представляла на тот момент интересы жертв пыток. В связи с этими делами нескольким офицерам полиции приходилось несладко. Но в возбуждении дел по анонимным угрозам нам отказывали, даже расследовать эти факты не хотели. Это была первая галочка в чек-листе.

Второй сюжет начался в октябре 2012 года, когда возбудили вторую часть «Болотного дела», и в ноябре 2012 спецгруппа Следственного Комитета РФ поехала с обысками и допросами по регионам России. Первый регион, куда они приехали, был Воронеж. В городе прошли семь обысков в квартирах и два в офисах, в т.ч. в нашем. Стало понятно, что у российских властей есть концепция, будто бы Болотную площадь готовили по всей России. И они искали плюс-минус людей, которые занимаются митингами. А для них что митинги, что свобода собраний – одно и то же. Мы как раз консультировали и работали по теме свободы собраний. Вторым пунктом, из-за которого мне грозило внимание СК, - иностранные деньги. Уехать из России на какое-то время было для меня превентивным шагом. Я связался с Фондом Генриха Бёлля, объяснил всё, они сказали: «Приезжайте». Мы думали пробыть в Германии два-три месяца.

Третья галочка "случилась" прямо накануне отъезда. И тут мы специально ничего не планировали. Просто на фоне проекта закона о т.н. «пропаганде гомосексуализма» воронежские ЛГБТ-активисты решили провести пикет. Воронежская администрация слила эту информацию в паблик, и немедленно возникла огромная (на 5000 человек) хейтерская группа в ВК, которая называлась «Воронеж не Содом». Организаторы ЛГБТ-пикета начали получать угрозы. Мы помогли написать заявления в полицию и Следственный Комитет, но это только усугубило наше положение, потому что наши данные тоже слили и вышла целая история с фотографиями: вот, мол, содомиты, а вот – пособники содомитов. Пикет тем не менее состоялся, он продолжался 15 минут, после которых его разгромили ЛГБТ-противники и стали манифестировать сами. В результате получилась манифестация правых радикалов, неонацистов, футбольных хулиганов, православных фундаменталистов – всего около 2000 человек. Присутствующий ОМОН ничего с ними не делал, тех, на кого напала эта толпа, не защищал. Всё это случилось за 2 дня до нашего отъезда. И поскольку наши личные данные утекли, а эти молодые, мягко говоря, неприятные люди хотели продолжения своей «победы», как они ее назвали, то я нанял частную охранную фирму, пока мы не уедем. К слову, практически все организаторы этого пикета впоследствии уехали из страны, двое получили убежище в Германии, двое в США.

Пробыв в Германии два месяца, я понял, что в России всё затягивается надолго. C помощью адвоката (рекомендовала немецкая Amnesty International) я подал заявление на вид на жительство по гуманитарным основаниям. Я не хотел подавать на убежище, и адвокат подсказал этот путь.

Однако Департамент по делам иностранцев не любит такие заявления. Мне там и отказать не могли, и создать прецедент, дав такой вид на жительство, тоже. В итоге всячески затягивали рассмотрение дела. Например, писали: «Мы проанализировали ваш кейс, и у вас есть все основания для убежища. Может, подадитесь?». На что мой адвокат говорил: «Вас просто в другое ведомство выпихивают, они не хотят прецедент создавать». Ситуация немецкого Департамента по делам иностранцев была патовая: если они дадут согласие, то будут еще подавать по этой линии; а если они откажут, то у них мало шансов в суде. Моя позиция была выигрышная, ведь я ничего не просил у немецкого государства, кроме разрешения пребывать на его территории легально. Когда подаешь на убежище, то автоматически просишь еще и содержание. Я же мог сам зарабатывать, у меня был доход, мне ничего не надо было.

Подавать на убежище ещё не имело смысла потому, что в 2013 году немецкое законодательство запрещало соискателям на убежище покидать пределы муниципалитета, где ты зарегистрирован. А я же был международный активист. У меня было планов громадьё. Как раз в рамках стипендии Фонда Генриха Бёлля, я написал первый проект закона Магнитского для Евросоюза и поехал его согласовывать в Лондон с Биллом Браудером. Я не мог податься на убежище и засесть в баварской деревне без права выезда в соседний супермаркет, не говоря уж о Лондоне! Это был основной момент. Ну, а во-вторых, если бы я просил убежище, то это был бы вызывающий жест в отношении российских властей. Вся семья, включая детей, потеряла бы возможность ездить в Россию.

Департамент по делам иностранцев тянул с ответом год и делал бы это дольше, но я получил стипендию Евросоюза на постдок в Йенском университете. Ждать вида на жительство по гуманитарным основаниям уже было невозможно, и мы остались по линии учебы.

Поскольку хотелось продолжать работать по российской тематике, мы обосновались в Берлине. Это практически единственный город в Европе, где небезразлично то, что происходит в России, и где живёт самое большое русскоязычное коммьюнити.

5. Как складывалась ваша жизнь в Германии в первое время?

Первое время мы жили на стипендию, которую нам дал Фонд Генриха Бёлля. Язык ни я, ни жена не учили, потому что не знали, что останемся тут надолго. Позже мы уже пытались учить его сами, но у нас не получилось. Младший ребенок был маленькой, совмещать уход и воспитание с изучением языка было сложно. К языку я вернулся гораздо позже, доучил его до В1, и он в таком состоянии и остаётся, чего, конечно, для общественной деятельности недостаточно. Но что имеем, то имеем.

А вообще сначала всё было бодро и достаточно весело. Но когда пришлось устраивать детей в школу и детский сад, это стало не то что неприятным сюрпризом, но дополнительной сложностью, на которую я не рассчитывал. Однако настоящий шок я испытал от того, что весь документооборот в Германии в бумажном виде, всё через почту и никак больше. У меня в России на рабочем столе практически не было бумаг, а тут я купил стол со множеством ящиков, чтобы складывать и хранить бумаги. В России уже в 2011 году мы перешли на электронный документооборот, только часть бухгалтерии оставалась бумажной, а сюда мы приехали, и будто всё назад вернулось. Очень нужным прибором оказался факс. Жена его привезла, чтобы работать с Евросудом, там много документооборота через факс, он ей был нужен. Но факс и мне в Германии пригодился. Сейчас, спустя семь лет, стало лучше. Например, больничный можно загрузить на портал, кредитные карты начали принимать во всех супермаркетах. Это такие маленькие шажочки, конечно, и впереди в Германии много работы в этом отношении.

По части профессиональной деятельности сразу по приезде вместе с немецкими и польскими коллегами мы учредили организацию Solidarus e.V., я перевел часть проектов из России в Германию. Всё лихо закрутилось и более или менее хорошо продолжалось до украинского кризиса. Потом настал момент, когда меня перестали считать свежеприехавшим политическим беженцем. То есть вначале ко мне был интерес, а потом вроде как я уже освоился, и интерес поубавился. Это совпало с тем временем, когда у проекта Article20, который существовал 10 лет и который мы адаптировали под немецкую публику, закончилось финансирование. Мне пришлось искать новые ресурсы, и в тот момент я не почувствовал никакой особой солидарности со стороны европейских коллег. Мы анонсировали, что хотим поддержку для нашего достаточно популярного проекта, но... ничего не произошло. Help yourself. А нам казалось, что мы плотно и хорошо взаимодействовали с коллегами. Ну что ж, пришлось переквалифицироваться на другие темы. И в общем, небезуспешно.

6. Как вы оцениваете свое положение сегодня?

Я до сих пор являюсь исполнительным директором Solidarus e.V. , это моя основная работа на данный момент. Теперь я занимаюсь той же общественной деятельностью, но в меньшем масштабе. Запрос на аналитику того, что происходит в России и вокруг России, есть.

В 2018 году у нас было два больших проекта: один российско-украинско-немецкий, другой украинско-немецкий. То есть мы стали активнее работать с Украиной. И помимо этих тем мы стали заниматься востребованной темой влияния Кремля на общественную жизнь Германии. Я немало уже об этом написал. В 2017 году, когда были выборы в Бундестаге, мы занимались мониторингом вмешательства со стороны России. Кроме того, все эти странные внутрироссийские законы волнуют и даже повергают в шок видавшую виды немецкую публику. Недавно мы делали мероприятие с Фондом Бёлля, объясняя, кто такие физлица-инагенты и чем грозит такой статус.

Кроме того, с 2014 года мы консультируем беженцев и политэмигрантов. Сейчас мы отдельно собираемся заниматься Беларусией.

7. В чем для вас отличия России и Германии?

В повседневной жизни разница определенно в долгосрочном планировании, которое в Германии совершенно нормальное явление. Это порождение этики капитализма. Нормальный капитализм требует планирования. Горизонт планирования в России был на три месяца вперед. В этом заключается проблема планирования меропритий в Германии с приглашением российских коллег. У нас уже даже есть специальная схема. Сначала планируется мероприятие по-немецки заранее и намечается пул российских коллег с учетом, что половина отвалится из-за сроков.

В коммуникации в связи с этим есть разница. Если ты договорился с немцем о встрече, о мероприятии — всё: все в календарях отметили и никаких напоминаний. Вы встретитесь в 95% случаев. В российских реалиях нужно о встрече напоминать. Человеку пишешь: «Ты не пришел на встречу», а тебе в ответ: «Ты мне не напомнил». Такой инфантилизм определенный.

Водят совершенно по-другому. Я несколько раз за последнее время ездил в Болгарию на машине, и вот выяснилось, что чем дальше на юг, тем ближе к российскому типу вождения. Если в Чехии и Венгрии водят примерно так же, как в Германии, то Сербия и Болгария – это почти Россия. А как водят в России – это кошмар. И Германия расслабляет, а когда попадаешь в ситуацию, когда ездят не так аккуратно, то это грозит неприятностями.

В плане безопасности Германия сильно отличается от России. Это серьезный момент. Дети спокойно гуляют, начиная с нежного возраста. Младший сын здесь гулял один в шесть-восемь лет. В том же возрасте в России мы никогда не отпускали дочь гулять одну.

Дешёвые продукты не значит некачественные. А вот ожидания от немецкого пива завышенные. Я пивной человек, у меня есть возможность сравнить с Чехией. Пиво одного ценового сегмента сильно отличается, к сожалению.

8. Что вы пожелаете тем, кто размышляет над тем, чтобы уехать из России в Германию?

Учите немецкий. Приехав с начальным уровнем немецкого языка, особенно молодым людям без семьи, будет нетрудно раскачать язык уже здесь. Без немецкого языка очень грустно. Хотя, допускаю, что айтишникам он не сильно и нужен.

Учитесь долгосрочному планированию. В России это возможно по отношению к самому себе. Даже если окружающие не планируют, сам с собой человек всегда может договориться, это очень важная привычка. Нужно понимать, что часть вещей не может случиться сразу и нужно планировать с прицелом на завтра. А другие вещи, наоборот, откладывать нельзя и нужно делать сегодня. Когда дзен планирования начинаешь познавать, то жизнь становится спокойнее.

Спасибо, Алексей, за интервью и успехов вам в ваших делах!

Больше разного о Германии на авторском канале @ruplusde