Инфекционная больница
ДжеймсВ новогоднюю ночь я блевал. Поражённая гепатитом печень не простила сожранный биг-мак. Сосед по палате предупреждал, что бургер плохо сочетается с желтухой. Но если толстяку приходится выбирать между Макдональдсом и здоровьем, то он попросит к бургеру картошку фри.
Оказалось, что пить из одной бутылки с бомжом — не лучшая идея. Но кто будет осторожен, когда алкоголь помог увидеть в рандомном бродяге любовь ко всему миру? Пока мы тёрлись друг о друга щёчками, вирус проник в мой организм и готовился разъебать печень.
Новый год для больницы — самый напряжённый период. Один за другим поступают праздничные алкаши. Некоторых привозят в костюмах Деда Мороза или Снегурочки — бухими в мясо и с разбитыми ебальниками. Свободные места в палатах быстро заканчиваются, и пациентов укладывают в коридоре. Но мне повезло — я заехал до Нового года.
В день моего поступления в инфекционное отделение в палате находилось трое больных. У каждого под кроватью стоял горшок. Дежурная медсестра выдала горшок и мне, и объяснила, как здесь правильно срать: в горшок в палате или в туалете. Главное — срать в горшок. Затем говно выливаешь в толчок в сортире.
Медсестра предупредила, что может возникнуть соблазн нарушить правило и усадить жопу на унитаз. Это роковая ошибка. В больницу поступают пациенты либо с токсическим отравлением, либо с инфекцией. И если первые — это нахуярившиеся бодярой алкаши, то вторые — заразные мудаки. Если разрешить каждому уёбку садиться на унитаз, то инфекция распространится по всему отделению. А может, и за его пределы. Одной заразной жопой можно убить десяток человек. Отсюда правило: срать только в горшок. Нарушишь — вызовут копов. Это не шутка: риски высоки.
Я пообещал, что срать буду только в рамках закона, как полагается — в горшок. Это не обсуждается. На кону жизни людей, и я не хочу устроить инфекционный геноцид.
Мой ответ не понравился медсестре. Она потребовала, чтобы я прекратил выебываться и запомнил аксиому: горшок не нужен пациенту только тогда, когда он жрёт или спит. Любые движения по коридору во внеобеденное время без горшка в руке воспринимаются как попытка наёбать систему. Администрация не позволит нарушать режим и намерена бороться с любителями незаконно посрать самым суровым способом. Я бы не удивился, если бы нарушителям зашивали жопу.
Разумеется, все положили хуй на правила больницы. Но администрация не сдавалась. Чтобы снизить число говнопреступлений, в туалете соорудили постамент для унитаза. Сортир располагался на уровне головы, и без альпинистского снаряжения залезть на него, и уж тем более посрать, было сложно. Приходилось опираться одной ногой на постамент, а другой — на стену. И, отталкиваясь от стены, запрыгивать на унитаз. Получалось не с первого раза. Жопа могла пролететь мимо толчка и с грохотом и матом приземлиться на пол.
Звук неудавшейся попытки посрать не мог остаться без внимания дежурной медсестры. Почувствовав сладкий вкус крови, она срывалась с поста и неслась к сортиру. На месте преступления медсестра хуярила ногой в дверь и требовала предъявить горшок для осмотра. И не дай бог, если в нём не оказывалось следов свежего говна! Потеха могла продолжаться весь день. Особенно, если на обед подавали тушёную капусту. А подавали её часто.
Под Новый год в нашу палату заселили мужика. Ну как заселили: медбратья скинули его с носилок на пол — мужик был огромный и не помещался на кровати.
Я спросил у дежурной медсестры, что они планируют делать с новым пациентом. Похоже, что ему требуется помощь. Он не приходил в сознание и постоянно стонал.
— Завтра его осмотрит врач, — безразлично ответила она.
— До завтра он может и не дожить.
— Может и не дожить.
Что ж, продолжать диалог было бессмысленно. Я вернулся в палату и заказал в доставке чёртов биг-мак, из-за которого полночи блевал. Но мне повезло: пока меня выворачивало, я мог не слушать стоны мужика. Всю новогоднюю ночь он провёл в агонии. А к утру умер.