Имперские моменты юности, так сказать

В первые пару месяцев в армии (это была, напомню, первая половина 90-х, чтоб вы понимали) меня не ставили в караул. Это было странно, потому что я был в первом взводе. В караул не ставили третий взвод, в котором были деревенские с незаконченным средним, экстремально низкорослые и те, кто не может запомнить рапорт дневального. И с ними сержант Пшеничников, который и сам недалеко ушёл, а отвечая за этот взвод, стал ещё и раздражительным и агрессивным. Второй — ну туда-сюда. Но первый взвод ходил в караул в полном составе. Почти. Не ходил я и не ходил Капуста. Капуста понятно почему: у него не было сапогов. На его немыслимый размер ноги не смогли сразу найти сапоги (потом нашли, конечно), и он ходил преимущественно по внутреннему расположению и в шлёпанцах. А я? Непонятно. У меня с сапогами было норм, хоть и 46.

Но когда меня заметил зам по борьбе и пару раз забрал якобы на работы по восстановлению бомбоубежища за территорией, а на самом деле просто походить и попиздеть, я узнал, почему не ставят в караул меня, а также узнал, что и Капусту не ставят не из-за тапочек. А из-за того, что мы призваны из Ставропольского края.

— Понимаешь, — объяснял зам по борьбе. — В армии бывают негласные распоряжения. Вот спроси какого важного генерала — и он тебе скажет, что ничего такого и близко нет. Но оно есть. И одно из таких негласных распоряжений: без крайней необходимости не ставить в караул и на другие служебные повинности, связанные с контактом с боевым оружием, выходцев с Северного Кавказа. А ты и Капустин — с Северного Кавказа.

— Э-э... Товарищ капитан, — возразил я, — Мы из Ставропольского края. И мы русские.

— А Ставропольский край, — ответил зам по борьбе, — Это Северный Кавказ. И всем плевать, какой вы национальности. Распоряжение же есть? Всё.

Мне стоило большого труда заставить его признаться, что он понимает, что это распоряжение — по духу — не касается русских с Северного Кавказа. Он долго категорически отрицал национальную составляющую, но в итоге, так формально и не сдавшись, поручился за меня и Капусту — и нас стали ставить в караул. Капусту, правда, — только после того, как нашли ему сапоги.

А вторая история была уже в штабе Ленинградского округа. Мы там в оперативном управлении почти все успели посидеть на месте оперативного дежурного, в т.ч. я, младший сержант, хоть это и была полковничья работа и даже должность, а потому все были, так сказать, информационно вовлечены в события в Чечне, причём значительно плотнее, чем телезрители и читатели газет.

И вот в пятницу вечером бухаем мы в чертёжке с одним там полковником. Полковник сильно старше, и развозит его сильно быстрее. И вот, уже изрядно в говно, он вдруг смотрит на меня и выдаёт:

— Денис! Я, конечно, распиздяй, меня куда угодно могут услать... Но если меня ушлют, а на той стороне, на стороне этих... исламистов... я увижу тебя, то, хоть мы и друзья — а не пожалею!

Я сижу такой охуевший и спрашиваю:

— Пётр Иваныч, вы ебанулись? Какие, блять, исламисты? Где исламисты и где я? Как вам такая хуета вообще в голову приходит?

А он:

— Ну ты же с Северного Кавказа... Вы там все чеченцы и исламисты...

Я чуть подгорел и начал рассказывать, что, мол, вот вчера у нас тут под аркой на Дворцовой чувак "Аквариум" пел — так вот он чеченец. Но точно не исламист. И ларьковую торговлю на Ваське держат чеченцы, но едва ли их вообще волнует ислам.

На что полковник невозмутимо ответил:

— Так они ж питерские.

— А я, блять, из Ставрополя. — возмутился я. — И русский.

А он и говорит:

— Ну фамилия ж у тебя украинская?

— И?

— Да вы хуже исламистов, бандеровцы. Те же исламисты, считай... А ты ещё и с Северного Кавказа...

Тут я не выдержал и выступил в том же ключе:

— Да вы же сами из Краснодарского края!

— Ну да, — невозмутимо ответил он. — Хороший край. Казачий.

До метро мы всё равно шли в обнимку. А его потом ждали такие приключения, что пиздец. Меня, впрочем, тоже, но другие и в других местах.

И ещё он всегда легко давал в долг и не доёбывал, если опаздываешь с возвращением на пару месяцев, вообще ничего не говорил.

Но диалог этот мне запомнился на всю жизнь, пожалуй.