Империя vs национальное государство
Нацеленность современной российской власти на исторические аналогии вместе с беспощадным редактированием истории до ее полной мифологизации, вопросов не вызывает: не имея никакого проекта будущего, власть ищет его в прошлом. Поэтому прошлое самым варварским способом просто подгоняется под техзадание. Случай с барельефом Карлу Маннергейму в Санкт-Петербурге — характерная черта полного несовпадения требований этого задания реальной действительности.
Проблема заключается еще и в том, что зверски исковерканная история, которой сегодня так увлечен президент, не дает возможности оценить реальное состояние настоящего. А значит — еще сильнее создает препятствия для формирования образа будущего.
Парадокс России заключается в том, что она так и не смогла пройти путь от империи к национальному государству. По факту, в этом вопросе мы попали в жесткое противоречие развития, где империя, как жестко иерархическая структура управления, достигает своего предела сложности. Советский Союз, столкнувшись с этим пределом, не сумел его пройти, хотя в определенном смысле перестройка очень кривым образом, но в итоге дошла до идеи трансформации империи в федеративный (а в перспективе и конфедеративный) союз национальных государств. Дошла — но не успела потянуть процесс перехода.
Сегодняшняя Россия прочно свернула на имперский путь, причем на падающем тренде развития, что обуславливает рухнувший предел сложности, выше которого развитие невозможно. Нынешняя квази-империя не вытягивает сложное развитие экономики и социальной системы выше уровня 20-30 годов прошлого века. Отсюда и быстрая деградация, здесь же нужно искать ответ на развязанную против народа террористическую войну, как попытку сохранить процесс в управляемом состоянии.
Чем отличаются империи от национальных государств? Много чем, но ключевой признак — стратегия развития. Империя развивается через экстенсивное приращение территориями, что однозначно относит эту форму организации государственного управления к традиционной доиндустриальной. Национальное государство ориентировано на развитие уже имеющегося. Территориальные захваты становятся неактуальными, так как интенсивное развитие обладает колоссальным пределом сложности.
Для империи (и для традиционной фазы развития в общем виде) приближение к пределу сложности маркируется утратой связности гуманитарных технологий — культуры, искусства, идеологии/религии, науки. Та жуткая убогость, которую сегодня демонстрирует российская культура, способная в конвульсиях родить только зигующего нациста в коже — это коллапс гуманитарных технологий, четкий маркер агонии текущего состояния системы. Этих маркеров много, но среди них есть максимально наглядные, и фашизация интеллектуального и культурного пространства — очень характерный и в то же самое время предельно очевидный пример.
Крах техносферы, или технологий материального физического пространства, обладает своими маркерами, и среди них можно привести пример предельно наглядного: прошедшая «пандемия» 2020/2021 годов продемонстрировала тотальный дефицит санитарных и гигиенических технологий, что во многом аналогично европейской чуме 14 века, скосившей треть населения континента. То, что на «Западе» этот крах также проявился в полной мере, говорит о том, что западная цивилизация также подошла к пределу своей сложности и перед ней предельно жестко стоит проблема перехода либо к более сложной системе, либо наоборот — вынужденному упрощению социальной системы. Однако это принципиально разные ситуации, так как для Запада достижение предела сложности подразумевает недостаточность понимания в выборе дальнейшего пути развития при наличии достаточных ресурсов для этого, для России достижение предела сложности объясняется катастрофической утратой возможностей при достаточно большом выборе понимания, что именно нужно делать для преодоления текущего состояния.
Поэтому выход из катастрофического положения «здесь» и «там» принципиально отличается, и Россия сможет выйти из него только самостоятельно. Или не выйти вовсе, что будет означать завершение нас как цивилизационного проекта. Мы не первые, и вряд ли мы будем последними. Цикл жизни и смерти цивилизация всегда конечен.
В любом случае выход из сегодняшнего состояния возможен через отказ от имперского пути, который уже зашел в тупик, причем на нынешнем этапе — окончательный. Возможности лежат через строительство национального государства.
В свое время на заре советской власти эта задача стояла не мене остро. Известная фраза Сталина о необходимости построения социализма в отдельно взятой стране, кардинально противоречащая тезису о мировой революции, как раз и исходила из понимания необходимости перехода к строительству национального государства через внутреннее интенсивное развитие. Троцкисты (кстати, и их нынешние последователи глобалисты), напротив, выступали и выступают сегодня за экстенсивный путь.
Нынешнее руководство России, к сожалению, интеллектуально крайне примитивно, а потому идет по пути наименьшего сопротивления, каковым для него и является попытка возвращения от национального строительства и полный отказ от самой идеи национального государства в пользу примитивной имперской модели. Будучи «кочевым бандитом» по М.Олсену, российская власть заинтересована в строительстве и поддержании структур управления, позволяющих не развивать территорию, а максимально вычерпывать из нее любой ликвидный ресурс с последующей эвакуацией из ограбленной страны. Понятно, что минимизация расходов на управление в этом смысле полностью вписывается в стратегию грабежа территории, а примитивная имперская вертикально выстроенная модель как раз и стоит относительно дешево против сложной распределенной национальной модели. Правда, при приближении к катастрофе эта дешевизна заканчивается, и поддержание управления вынуждает затрачивать на него всё больший ресурс. Но это как раз вписывается в общую парадигму — эвакуация знати из страны и должна начаться тогда, когда стоимость вычерпанного ресурса становится равной и тем более превысит стоимость затрат на его добычу.
У меня нет ни малейших иллюзий относительно целеполагания нынешней российской знати: ни при каких обстоятельствах она не будет готова перейти к строительству национального государства. Однако следующие после них элиты — возможно. И оценивать их стратегии можно будет как раз по предлагаемой ими парадигме. Лозунги рессентимента, восстановления великой России в границах неважно даже какого года, захват чужих территорий — всё это будет характерным маркером продолжения сегодняшней губительной политики. Отказ от имперского пути развития, федерализация, переход к интенсивному развитию территорий и разрешение противоречий между центральной властью и регионами через договорные отношения — это однозначно будет выглядеть как попытка перехода к национальному строительству. Попытка — это, конечно, еще не сам переход, он (как и любой переход) будет сложным, длительным и возможно, обратимым — но сам факт начала движения в этом направлении можно будет только приветствовать.