Художник и Содом

Эта история повествует о том, как я жил и работал в арт-резиденции “Дом писателей” в городе Ювяскюля в Финляндии на полученный от международного фонда Artists at Risk грант.

Результатом моей работы должен был стать законченный проект и выставка. Должны были, но не стали. Я расскажу о нравах и правилах, которые применяются в подобных сообществах и местах и, возможно, проясню некоторые аспекты взаимодействия с европейскими фондами такими как Artists at Risk, к сотрудничеству с которыми так стремятся многие художники современного искусства. 

Бой за эмиграцию 

История начала набирать обороты с 24 февраля 2022 года, но предпосылки к ней случились за несколько лет ранее. Я был убежденным либералом, верил в идеалы демократии и, начиная с 2017 года, с митинга «Он вам не Димон», редко пропускал оппозиционные уличные протесты. 

С 2018 года я планировал уехать в Европу работать татуировщиком и в 2020 году делал польскую рабочую годовую визу, но мне ее не дали. Тогда я купил курс обучения SMM и рекламы для татуировщиков через рекламный кабинет Fb, но в 2022 году его заблокировали и русские банковские карты тоже. С работой было туго, но несколько моих картин купили по хорошей цене. 

Я начал писать во многие арт-резиденции и профсоюзы финских художников с просьбой об изготовлении письма для въезда в Евросоюз без евро-вакцины, так как ковидные ограничения еще действовали, а также рассылал заявку с проектом об изготовлении серии картин и инсталляции.

Когда в феврале 2022 года появились сообщения о том, что мои приятели спускаются на ночь в Киевское метро, это стало стимулом поменять жизнь, а заодно помочь тем мирным людям, кому на Украине тяжелее, чем мне. 

Скажу, что у меня был интернет-флирт с девушкой из Киева, но мы никак не могли встретиться из-за визовых и ковидных ограничений. 

У меня на тот момент была открытая финская туристическая виза, и я через Ереван, Тбилиси и Ригу отправился в Хельсинки. Когда я там оказался вначале апреля мне в телеграм написала Marita Muukkonen – распорядительница фонда Artists at Risk и сказала что есть грант на 2700 евро сроком на 3 месяца и размещением в арт-резиденции в городе Ювяскюля. 

Предполагаю, что я преодолел конкурсный барьер по ключевым словам, таким как художник-диссидент. Заявленный проект был посвящен моему репрессированному и в дальнейшем реабилитированному прадеду. 

Резиденция искусства

Первые странности появились, когда я увидел грант-контракт. Там ни слова не было сказано про мой проект и про сроки его исполнения, а также о том, что фонду переводящему мне деньги был бы интересен результат моего труда. Вместо этого было очень много пунктов про интервью, про публикации в соцсетях, что нужно фонд везде отмечать и все тексты постов согласовывать с ним. Согласно контракту я должен ходить на мероприятия фонда и не отлучаться более чем на несколько дней из резиденции. Судя по тексту контракта заказчика больше интересовал не результат работы над заявленной выставкой а информация, мнения и медийная активность.

Я написал Марите емэйл “Может ли фонд помочь мне с SMM-поддержкой, журналистами и галереей, когда я закончу серию картин и буду делать выставку?”. Марита мне ответила: “У меня 900 таких же художников, дальше двигайся сам”. 

Из содержания гранд-контракта и разговора с Маритой у меня осталось странное ощущение, что результат моей работы над проектом в данном случае не имеет значения. 

Когда начались встречи, организуемые фондом и дружественными ему структурами, я побывал на 3 таких. Все они проходили по похожей схеме: украинские деятели науки и искусства заявляли, что русскую культуру надо запретить, а все связи разорвать. Русские смущенно отвечали, что это, мол, не мы, это все Путин, а европейцы над схваткой как ангелы-миротворцы говорили: “Не волнуйтесь мы что-нибудь придумаем”. Все это снималось на камеру и продвигалось с помощью центральных СМИ и соцсетей. 

Тех, кто давал наиболее острые антироссийские интервью, фонд продвигал. Так режиссёр Петербурского театра Ахе Павел Семченко больше всех выслуживался в рабочем чате, где его за старания сделали админом. Но, в основном, продвигали украинских художников. Притом фонду был не важен профессионализм, достаточно схематично нарисовать вагину фиолетовым карандашом, лишь бы были высказаны правильные слова, лояльные позиции к ЕС, Украине и даны нужные интервью.

Получая ежемесячно свои грантовые 900 евро, я отправлял 300 евро Киевской приятельнице. На предложение приехать с сыном в Финляндию она отказалась, сославшись на семью в Киеве и свое место там. Мне нравилось, что я могу как художник зарабатывать искусством и еще регулярно делиться. Но меня смущало, что результат моей работы не интересует работодателя и мои соседи по арт-резиденции, получив деньги, не делают ничего, что можно назвать результатом работы художника. Никаких выставок, продуктов искусства и прочего такого, лишь картинка формата А3 с графикой и интервью было результатом работы соседей.

Я увидел несоответствие заявленных целей реальному положению вещей, что вместо искусства там делается весьма специфическая и однобокая информационно-медийная картинка.

Феминистки, анархистки, украинки, обнаженные груди и надежды на секс

В течении месяца я вполне нормально общался с философом Марией Рахманиновой, которая тоже была резидентом в Доме писателя, но жила в цокольном этаже театра напротив через дорогу в 10 метрах от этого дома. 

Часто мы с Марией Рахманиновой ходили на вечерние прогулки и говорили о прошлом, о работе в России, о семье и еще много о чем. Все шло хорошо пока я в один из дней я не зашел к Марии как обычно постучавшись. Она неожиданно сорвалась на меня: «Почему ты не пишешь мне в вацап прежде чем прийти, почему ты, как мусор, стучишь мне в окно?». 

Я опешил: “Но я же целый месяц до этого момента заходил к тебе без сообщения и мы шли гулять и это было нормально?”.

Мария повышенным тоном: “Ты нарушил мои персональные границы, мое безопасное пространство”. Подобные формулировки я читал в фейсбуке, но обычно они звучали между незнакомыми людьми и выглядели бредово и преувеличено даже тогда. 

Мария продолжала: “Но впрочем дело не в тебе, Россия наступает на Херсонскую область и мои друзья, воюющие на стороне Украины гибнут на фронте, а ты мне про какие-то ботинки рассказываешь, я на тебя просто сорвалась!”.

Я примирительно: “Ты могла сказать мне все это в спокойной, а не унизительной форме?”.

Мария Рахманинова с перекошенным в гневе лицом: “Скажи спасибо, что я не нажаловалась на тебя и менеджерам фонда!”.

Я решил подвести итоги и сказал Марии: “Я больше тебя не побеспокою, всегда буду писать в вацап, на этом наш инцидент исчерпан и у тебя нет ко мне претензий?”.

“Больше нет претензий”, — ответила она. 

Погуглив ее имя, я узнал, что она правоверная феминистка, исследователь_ка (_эсса? _иня?) анархизма, штатная фотограф_ка (_эсса? _иня?) акциониста Павленского. Подумал, что она сейчас на нервах и решил держаться от нее подальше. Мария рассказывала мне, что у неё в Хельсинки есть друзья из России, имеющие ВНЖ Финляндии, анархисты и активисты фонда “Ukrainian Association in Finland”, которые собирают деньги для вооруженных сил Украины на вечеринках и устраивают проукраинские митинги в Хельсинки. 

Через три недели, после ее неожиданного срыва, в течении которых я обходил ее стороной, я написал ей сообщение с просьбой не занимать сауну на следующий день. 

Ко мне обещала приехать приятельница из Хельсинки Алина Егорова, которую я знал несколько лет по сайту для хиппи-путешественников Каучсерфинг и с моего апрельского приезда в Финляндию. Мы общались довольно откровенно, немного флиртуя. То она меня пригласит в общественную Сомпа-сауну на берегу голыми, то я звоню и она жалуется как ее бросают финны из Тиндера... Мне было одиноко в другой стране и я думал, что возможно с Алиной Егоровой у меня завяжутся отношения или мы хотя бы будем поддерживать друг друга. 

Я работал над своим проектом. Грунтовал большие холсты, переносил эскизы на них. Я был рад, что у меня начала складываться карьера художника в Европе. В июне я пригласил Алину Егорову в гости на выходные. Она сказала, что приедет возможно не одна, а с клопами в рюкзачке, которых она перевезла из старой квартиры на улице Маннергейма в новую вместе с диваном. Я предложил: "Чтобы не заразить дом резиденции, надо сразу по приезду убить клопов в сауне, ведь при 60 градусах тепла они гибнут". Алина томным голосом протянула в трубку: "Это означает мы с тобой пойдем в сауну вдвоем?...)))", я радостно ответил: "Да".

Я приготовил ужин, она приехала, мы весело общались и потом пошли в сауну. Стоя под душем и глядя уже второй раз на ее обнаженную грудь, я легким касанием провел тыльной стороной ладони по ней. Мне уже хотелось прояснить ситуацию, и я надеялся, что в этот раз все закончится сексом. Алина остановила меня: «Не надо меня трогать. У нас не свидание, а дружеский визит». 

“Вот чёрт!”, — внутренне возмутился я. “Как же так, мы второй раз практически голые с тобой в сауне, теперь и вдвоем, а у нас не свидание…” 

“Ничего страшного, переживу, не первый раз мне отказывают”, — решил я, а сам ответил: “Хорошо, Алина, как скажешь, но тогда я выделю тебе для сна соседнюю пустую комнату чтобы не впадать в соблазн”. Алина: “Ярослав, мне нужно больше времени, я не могу так быстро”. 

На следующий день мы гуляли по острову Мурацало и фотографировали друг друга.

В воскресенье утром, мы с Алиной жарили яичницу с помидорами и луком. В дом писателя пришла Мария Рахманинова со своей подругой Анастасией Аникиной, которую я до этого никогда не встречал. Оказалось, что Анастасия работает детским учителем рисования в том же здании, где находится фонд Artists at Risk. 

Вечером мне позвонила обиженная Алина Егорова, сказала что Настя — та самая подруга Марии Рахманиновой — нашла Алину Егорову в соцсети и начала выяснять, что же было сексуального между нами. 

Абсурд ситуации заключался в том, что один взрослый малознакомый тридцатилетний человек пишет другому тридцатилетнему человеку и влезает в его частную жизнь с интимными расспросами обо мне. Все это мне показалось ненормально и подозрительно, походило на какой-то разыгранный спектакль. Я позвонил Алине, и она обвинила меня, что я сексуально домогаюсь всех женщин фонда. 

Я ответил: «Это не правда, к Марии Рахманиновой я не приставал». Видимо Мария и Настя Аникина специально солгали Алине, чтобы настроить её против меня. Алина уже не хотела общаться со мной. 

Бывший муж Алины Егоровой, который постоянно тусил при фонде, был постоянным активистом организации “Ukrainian Association in Finland”. Настя Аникина тоже. 

Я почувствовал надвигающийся конфликт.

Надвинувшийся конфликт 

В понедельник мне позвонили распорядители фонда Artists at Risk Ивор и Марита и начали орать на меня.

 — Развел небезопасную атмосферу в Доме писателя! На тебя написали два доноса!

Я сказал — это все ложь и оговор. Они давили.

 — Ничего не хотим слышать! Для тебя невыгодно и опасно обсуждать это с кем-либо! Ты в чужой стране и тебе не нужны проблемы с полицией! 

Думаю, евробюрократы боялись шумихи. Потом стали откровенно откупаться.

— Мы не будем разрывать с тобой контракт. Отдадим тебе оставшиеся 900 евро, и ты уедешь через 2 дня.

Меня сливали на ровном месте. Ни за что. По лживым доносам. Осталось лишь взять деньги и свалить восвояси. 

Я приехал в Хельсинки и написал Ивору.

— Это несправедливо! У меня есть право изложить свою версию событий.

Он позвонил мне на следующий день. Мы говорили по-русски полчаса. Я рассказал, как всё было, и он ответил: 

— Я верю тебе, потому что Мария обманула меня 2 раза.

Ещё она зачем-то написала в доносе откровенную и опасную ложь обо мне. Что я в России был судим за изнасилование, что я сексуальный маньяк со стажем. и у меня есть сертификат или справка об этом. Это конечно же полный бред и гнуснейшее вранье. 

Я сказал Ивору: 

— Могу предоставить справку из МВД об отсутствии судимости, хоть это будет и долго, но вполне возможно. 

В ходе разговора я пытался понять, поддерживает ли фонд или не поддерживает подобное поведение Марии: травлю, тактику лживых доносов и разрушения творческой атмосферы арт-резиденции. Выяснить мнение Ивора по вопросам феминизма и травли мне не удалось. Он хитрый евробюрократ с хорошим чувством юмора.

Как я выяснил позже от знакомых феминисток, Рахманинова не в первый раз проделывает трюк коллективной травли и лживых доносов. Очевидно, это излюбленная её технология, с которой мне пришлось столкнуться. Несколько лет назад она вогнала в затяжную депрессию своего бывшего молодого человека, обвинив его в том, что он приставал к ней спящей, хотя они состояли в отношениях. Она устроила ему травлю в социальных сетях. Оговорила парня, испортив ему отношения в их общем круге общения. 

Мне неприятно писать в статье такие мелкие и грязные подробности, но делаю я это лишь для того, чтобы читатель понимал психологический портрет моих соседей по арт-резиденции. Притом преимущественно русских людей, претендующих на место и авторитет в культуре, науке и искусстве. 

Мария и её подруга отлично понимали, что меня выгонят на улицу из жилой комнаты и мастерской. Что я в другой стране, мне некуда идти, что я не смогу закончить свой проект и не смогу сделать выставку. Про свой проект я Марии рассказывал. Сама же она не делала почти ничего, кроме нескольких маленьких картинок графики и интервью сомнительного содержания для финской газеты, в котором она как обычно критиковала российскую власть, общество и уклад жизни. 

Во всей этой истории моего пребывания в Доме писателя для меня важнее всего было сделать выставку, серию картин, инсталляцию и мой проект. Приятное времяпрепровождение, общение, нетворкинг и прочие вещи для меня были вторичны. Когда случился конфликт, результат моего проекта оказался под угрозой. Я ориентировался на свои чувства и скажу вам, что такой уровень жестокости я чувствовал только в 90-е. Он исходил от криминальных людей, которых тогда было очень много. 

Я до сих пор не знаю точно, почему Рахманинова оклеветала меня. Думаю, для неё эта практика в порядке вещей. Я уехал из мастерской к своим друзьям в Хельсинки и стал думать, что же мне делать дальше. До этого опыта общения с грантососными людьми и фондом я был идеалистом, верил в куда более справедливое устройство их общества. Теперь я полностью разочарован той атмосферой лицемерия, интригами, подлостью. И хотя я быстро за две недели нашел в Хельсинки работу за 3000 евро в месяц с учётом вычета налогов (это довольно много),  взвесив всё множество чувств в своей душе, решил вернуться в Россию. Туда, где мои друзья, моя семья и мой дом.

Апофеоз 

Такие фонды ведут свою деятельность очень давно. У них отлаженная структура с большими бюджетами. Только в наш трехмесячный заезд было около 900 человек по 2700 евро каждый. В рабочий чат в телеграме постоянно отсылаются различные гранты. И суммы там значительные.

Какое это имеет отношение к искусству в целом и к современному искусству в частности? Весьма опосредованное. Искусство там выступает лишь прикрытием и приложением к пропаганде, либо средством к продвижению нужной Западу политической повестки. Искусство и культура для них — поле войны.

Фонд Artists at Risk также раскручивает протестных активистов и феминисток. Темы с трансгендерами, геями и лесбиянками кликабельны. Смещают фокус внимания обычных людей с более серьезных социальных проблем: испорченных международных отношений или тройных счетов за отопление в Европе. Ради обсуждений прав меньшинств в "отсталой России". Многие феминистки в последнее время переключились с обсуждения проблем меньшинств и внутрироссийской протестной активности на поддержку войны.

Прошли времена Кабакова и Московского концептуализма, когда советский авангардный художник ценился на Западе как самостоятельная диковинная единица и пример победы капитализма над социализмом. Теперь на Западе от русских, украинских, белорусских и грузинских художников ждут продвижение милитарной повестки, разжигание ненависти к России. Пока они это делают, им платят. Всё, к сожалению, оказалось банально.

Руководит фондом Artists at Risk семейная пара — финка Marita Muukkonen и Ivor Stodolsky. Ivor хорошо знает русский язык. Фонд AR в 2014 планировал Киевскую биеннале современного искусства. По факту он прошёл в 2015 году. На сайте биеннале сказано, что перенос на год случился из-за военных действий. 2014 не случайный год для проведения биеннале именно в Киеве. Это год распространения значительного американского влияния на Украину. 

В 2020 году они набирали афганских художников-диссидентов, а летом 22 года  — приглашали к себе иранских. В обеих странах в эти годы были неспокойные события. В августе 2022 они объявили о поиске арт-резиденций в странах СНГ и на Балканах, расширяя информационное влияние и soft-power заказчиков всей этой деятельности. 

Учредитель фонда — некая фирма Perpetum Mobile, основанная в 1995 году. На сайте фирмы написано, что учредительный капитал собран за счет пожертвований, но основную сумму внес некий гражданин Финляндии. О фонде AR я узнал из публикаций Татьяны Пинчук. Так что это всё связанные компании, которые репостят друг дружку.

Резиденцией для художников оказался шикарный Дом писателей. 450 квадратных метров с сауной и садом, штатом прислуги из садовника и уборщиков. Я думал, что это такое финское гостеприимство. Но сейчас понимаю, что Ассоциация писателей Ювяскюля за наше размещение получила немалые деньги. Европейская демократия — это только ширма. Там есть строгое вертикальное подчинение: культурная политика Финляндии подчиняется культурной политике Евросоюза. И я как демократ-навальнист в прошлом, не представлявший, как обстоят дела, верил этому. До того момента, пока не увидел изнанку сам. Так что миф о демократии — гуд бай! Тебя просто не существует.

Я увидел ложь, несправедливость и перевес в силе. Я увидел хитрую схему против нас, в которую вложено столько денег. Дело даже не в Украине, в том, что все бабки НАТО и стран ЕС, которые поддерживают войну, консолидированы против России. Я ужаснулся этому. В России мои друзья, родные, я нужен здесь, а не там, я принял решение работать на свою страну, а не на врага. 

И ещё я понял, что произошедшее со мной может произойти со всеми. Они могут принести сюда новую этику, культуру доносов, культуру отмены. Если мы проиграем, они привнесут сюда эти правила. Это ужасно, я этого не хочу, я буду прикладывать все усилия, чтобы этого не случилось.

Этот лонгрид вышел благодаря дворянам. Дворяне — лучшие люди на земле. Вы всегда можете к ним присоединиться.